Петр Пахтусов: мирный подвиг на службе Отечеству…

25 августа 1833 года карбас под командованием подпоручика Петра Пахтусова вошел в пролив Маточкин Шар, разделяющий самые крупные острова Новой Земли. Заканчивалась первая экспедиция полярника, длившаяся уже больше года. Потом была еще и другая, не менее сложная, и заслуженный памятник, построенный на добровольные пожертвования коллег-штурманов, восхищенных подвигом скромного героя…

Порой в Интернете можно встретить информацию относительно того, что в указанный день русский мореплаватель «впервые начал исследования Маточкина Шара». Это не совсем так. Пролив, отделяющий Северный и Южный острова Новой Земли друг от друга, впервые был детально исследован еще русским штурманом Розмысловым в 1768 году. Тогда пришлось здесь остаться на полярную зимовку. 
А проход корабля Пахтусова через этот важный пролив был уже больше чисто «техническим» – при попытке возвращения экспедиции в родную гавань, в Архангельск. Хотя, конечно, даже недельное плавание по Маточкину Шару с востока на запад тоже обогатило отечественную науку свежими и уточненными данными относительно температуры, атмосферного давления, ледовой обстановки и других важных для кораблевождения моментов.
В то же время оценивать этот эпизод пахтусовской экспедиции как нечто заурядное не стоит. Ведь годом раньше из Архангельска в морское путешествие к Карскому морю вышло два корабля – бот «Новая Земля» во главе с Пахтусовым и шхуна «Енисей» под командование его друга лейтенанта Кротова. Задача последнего, помимо прочего, как раз и была пройти из Баренцева в Карское море проливом Маточкин Шар – для дальнейшего следования к побережью Сибири. 
Однако после того, как корабли разделились, «Енисей» и его команду больше никто не видел. И лишь в ходе своей второй экспедиции на Новую Землю, в 1834-35 годах, Пахтусов обнаружил на одном из необжитых (как, впрочем, и весь этот архипелаг в то время) островов обломки судна, которым предположительно командовал его погибший товарищ…
А ведь «Енисей» был настоящим кораблем – двухмачтовой шхуной длиной 18 метров, что по тем временам было не так уж и мало, имевшей полноценную палубу. В отличии от «Новой Земли», которая в лучшем случае могла называться всего лишь ботом. Хотя, по сути, являлась слегка модифицированной версией обычного поморского карбаса, на котором эти моряки русского Севера ходили в плавания в стародавние времена.
Тем не менее, это крошечное суденышко в 12 метров длиной и 4 шириной, без палубы, лишь с двумя каютами на носу и корме, в итоге смогло выдержать и тяжелую зимовку во льдах, и благополучно пройти злополучным Маточкиным Шаром, ставшим братской могилой для отважного экипажа «Енисея».

Вообще, ситуация с исследованием архипелага Новая Земля предстает достаточно сложной и противоречивой. Формально его первооткрывателем с 1553 года в Европе считается англичанин Уиллоби, но не вызывает сомнений и то, что задолго до XVI века там, как минимум, эпизодически, высаживались и даже жили некоторое время те же поморы. 
Так, например, еще один полярный исследователь из Голландии, Виллем Баренц (в честь которого и названо одноименное северное море), в конце XVI века впервые обогнувший Новую Землю с севера и остававшийся там на зимовку, в ходе оборудования лагеря обнаружил следы русского поселения, обитатели которого, предположительно, умерли от цинги.
Но несмотря на то, что Новая Земля перестала быть белым пятном и даже попала на европейские карты, точные контуры архипелага почти на всем протяжении его побережья изображались пунктирной линией. То есть картографы просто не знали, что там находится – пологий берег, мели, обрывистые скалы, шхеры и фиорды или что-то еще. А моряки предпочитали не рисковать своими кораблями (и собственной жизнью), идя в плавание к столь малоисследованным местам.
Серьезные научные исследования в это время проводились, что называется, «по чайной ложечке». Так, в XVII веке их практически не было вообще, в XVIII – лишь короткий эпизод упоминавшейся выше экспедиции Розмыслова. Новый этап наступил после очень длительного перерыва, лишь во втором десятилетии XIX века. 
Пожалуй, на таком фоне даже побережье Якутии и Чукотки было исследовано куда более скрупулезно, благодаря трудам Челюскина, братьев Лаптевых и других мужественных русских полярников первой половины XVIII века.
К сожалению, и несколько экспедиций русских военных картографов к берегам Новой Земли в 10-20-е годы XIX столетия тоже не смогли обеспечить сплошное картографирование побережья архипелага. Короткое полярное лето, обилие дрейфующих льдов очень часто просто не позволяли подойти даже относительно крупным, но всего лишь парусным (и совсем не ледокольным) кораблям к нужным точкам побережья.
К тому же, в Петербурге после воцарения Николая I заметно охладели к новоземельской исследовательской программе. Предпочтя спихнуть ее финансирование с морского ведомства на частников, могущих иметь какие-то свои коммерческие интересы. 
Такое вот «истинно государственническое» отношение не просто к нанесению на карту рубежей собственного Отечества, но и к заботе об открытии удобный морских путей для развития торговли и промышленности огромной Сибири. И это в то время, когда те же англичане уже многие века вкладывали немалые деньги в отправку множества экспедиций – в том числе, и для поиска путей Северо-Западного и Северо-Восточного проходов по Северному Ледовитому океану, вдоль северного побережья Америки и России.
Именно поэтому проект исследования берегов Новой Земли, поданный еще в 1829 году мичманом Пахтусовым, хоть и получил общее одобрение начальства, но был на несколько лет «положен под сукно» из-за недостатка средств. Всего-то около 8 тысяч рублей – стоимости не самого крупного бала даже не в царском дворце.

***

К счастью, «спонсоры» для проекта такой экспедиции все же нашлись – архангельские купцы Клоков и Брандт. Правда, как водится, хотелось им в итоге получить побольше, а потратить поменьше, оттого с самого начала образовался заметный диссонанс между заявленными целями и способами их осуществления.
Планы-то хоть и заслуживали одобрения, но оказались уж больно «наполеоновскими»: разведка за один навигационный сезон морского пути из Архангельска к устью Енисея через южный пролив Карские ворота и через северный – Маточкин Шар. Для последующей организации уже полноценного маршрута по участку современного «Северного пути» с доставкой всевозможных богатств Сибири, коих доставлять в европейскую часть России сухопутным путем было очень дорого.
Вот только для этих «планов громадья» у достойных негоциантов не нашлось средств, чтобы снарядить три корабля, так что в итоге остановились на двух. Да и то, один – бот-карбас «Новая Земля» – современным кораблем по тогдашним меркам назвать было сложно, скорее уж он походил на большую лодку. С лодочной командой всего в 10 человек, включая капитана, его помощника и 8 матросов.
Планы пройти за считанные недели короткого полярного лета до Енисея и обратно тоже пошли прахом. Что, собственно, предвидел и сам Петр Кузьмич, и его начальники – опытные штурманы-полярники. Отчего бот изначально и снабдили запасами, достаточными для многомесячной зимовки.
И, действительно, когда Пахтусов к концу августа 1832 г. (именно 32-го – это не опечатка) добрался до пролива Карские ворота, соединявшего Баренцево и Карское моря, оказалось, что ворота эти «закрыты» – мощными дрейфующими льдами. Пришлось полярниками обустраиваться на зимовку…
Льды эти, кстати, спустя несколько месяцев прогнал сильный западный ветер, что, кстати, еще многие десятилетия помогало мореплавателям в этом сложном районе, пока на помощь им не пришли ледоколы. Но команда «Новой Земли» срываться с уже налаженного зимовья не стала – на носу была полярная зима, и шансы на проход к Енисею и возвращение в Архангельск были почти нулевыми.
Вскоре пришли полярная ночь и морозы. Но если справиться с ними помогала печка (хоть топить приходилось «по-черному», без отдельного дымохода, как в самых бедных крестьянских избах на Руси) и баня, то сложнее было противостоять другому опасному врагу – цинге. Еще зимой от авитаминоза умерло двое матросов, тело еще одного отдали морской пучине при возвращении домой.
Тем не менее, как только в январе нового, 1833, года взошло солнце, штурман Пахтусов приступил к картографированию восточного побережья острова Южный Новой Земли. Используя для этого даже не свое, пусть хлипкое, но все же, какое-никакое судно, безнадежно вмерзшее в лед, но еще более ненадежную лодку!
Лишь к середине лета лед в бухте на месте зимовки достаточно растаял, и появилась возможность выйти в море. Но хоть экипаж уже изрядно был ослаблен и долгой зимовкой, и потерей части команды из-за цинги, Петр Кузьмич взял курс на север – к Маточкину Шару, решив обойти остров Южный полностью.
К сожалению, крошечный кораблик, да еще после зимовки, да еще в условиях сильных штормов в море с дрейфующими льдинами, выбранный маршрут перенес очень тяжело. Многочисленные спешно заделываемые повреждения в конце концов сделали невозможным выбор даже прямого курса в Архангельск, и Пахтусов решил идти к ближайшей минимально обитаемой земле, устью Печоры. 
Да и то, уже при подходе к цели в шторм полузатопленный карбас пришлось выбросить на берег – моряки спаслись чудом. При этом, покидая терпящее бедствие судно, не забыв забрать с собой самое ценное – журналы научных исследований, геологические образцы, собранные растения и т.д.

***

До Архангельска руководителю экспедиции пришлось добираться уже сухопутным путем – на оленьих упряжках, целых 52 дня. Но успех отважного моряка оценили – его наградили орденом св. Анны, послали с докладом в Петербург, и после ознакомления с докладом приняли предложение Пахтусова об организации еще одной экспедиции.
В ее составе тоже было два корабля. Правда, уже побольше «Новой Земли». Полярникам тоже пришлось провести зиму 1834/35 гг. на пустынной земле, но уже севернее, вблизи пролива Маточкин Шар. В ходе исследований осенью 1835 года корабль Пахтусова потерпел крушение – команда снова спаслась чудом. А другим, еще большим чудом было ее обнаружение на необитаемом берегу оказавшимся рядом купеческим судном, с последующей доставкой в Архангельск. 
К сожалению, купание в ледяной воде Карского моря подточило прежде железный организм штурмана Пахтусова – спустя месяц после возвращения, написав все положенные отчеты, он умер, как заключили тогдашние медики, «от нервной горячки». 
Героическому полярнику было всего 35 лет… Впрочем, его спутнику по второй экспедиции, мичману Циволько, суждено было прожить еще меньше, не дотянув и до 30-летия… Хорошо еще, что стараниями друга и учителя Пахтусова, высокопоставленного сотрудника Корпуса флотских штурманов Рейнеке, вдове и детям героя была назначена пенсия – первоначально чинуши от Адмиралтейства не хотели давать и ее. Дескать, умерший офицер не выслужил и половины положенного «пенсионного стажа». Хотя с учетом специфики его службы каждый ее год надо было засчитывать за два (если не за три), проведенных в удобных креслах «под Шпицем», как тогда называли на флотском жаргоне главное военно-морское ведомство. 

*** 

Тем важнее осознавать, что свой жизненный путь, который нельзя назвать иначе, чем подвигом, Петр Пахтусов выбрал сам, добровольно! Сам написал рапорт с просьбой перевести его с более спокойной Балтики в Архангельск, сам свыше 10 лет принимал участие в полярных экспедициях и сам же составил проект описанной выше экспедиции на Новую Землю.
Хотя ведь офицеры-дворяне указом еще Петра III от 1762 года «О вольностях дворянских» могли в любой момент уйти со службы в отставку. Даже отсутствие пенсии не помешало бы – такого опытного капитана и штурмана «с руками бы оторвали» для работы на гражданском флоте, да еще и с более высоким жалованьем. 
Наконец, даже нося форму морского офицера, можно было просто спокойно сидеть в Архангельске, лишь пассивно ожидая приказа сверху. Которого, скорее всего, скоро бы и не последовало – с учетом заметного охлаждения в Петербурге к программе исследований Новой Земли. 
Но для настоящего военного, патриота, ученого, такое поведение было неприемлемым! И он выбрал путь трудных и героических свершений, которые и свели его безвременно в могилу…
Однако подвиг этот не был забыт! Уже спустя чуть более полувека после смерти Пахтусова, штурманы Кронштадта собрали с собственного жалованья 9200 рублей для увековечивания памяти героя в бронзовом памятнике, установленном затем возле здания Штурманского училища, где учился полярник. 
А настоящее признание пришло к Петру Кузьмичу уже в XX веке, особенно в советское время – когда в его честь были названы пароход, группа островов, залив, пролив, озеро на Новой Земле, горы на Шпицбергене, улицы в Архангельске и в Москве. 
А лучшим памятником прославленному полярнику стала сама Новая Земля, переставшая быть почти сплошным белым пятном, благодаря его исследованиям. И ныне Новая Земля, в том числе и усилиями Пахтусова, – неотъемлемая и полезная для всей страны территория.