Земляк из далёкого Марокко

Из цикла «Забытые земляки»

Елене Перетриевой, с благодарностью за предоставленный материал

− Дорогой, а нам на работе утвердили, наконец, план отпусков, − Катя, она же моя вторая половина, уселась на видавший виды кожаный диван и протянула мне листок с синей печатью, − осенью я почти целый месяц свободна как «вольный ветер».
− Прекрасно. Значит, отправимся отдыхать на море. Анапа, Ялта, Сочи, Адлер и далее по списку.
− Ну... это мы уже проходили. Давай махнём на какое-нибудь другое море или целый океан.
− Лаптевых тебя устроит? − съязвил я.
− Меня устроит пролив Гибралтар и тёплое Средиземное, − жена сняла с полки потёртый глобус, сделанный ещё во времена СССР.
Прежде чем ответить, я оторвался от клавиатуры и монитора, развернулся на своём крутящемся писательском кресле и посмотрел ей в глаза:
− Боюсь, что с получением испанской и вообще какой-либо шенгенской туристической визы у нас с тобой могут возникнуть непреодолимые проблемы.
− А в Марокко нас, надеюсь, пустят? Туда вообще россиянам виза нужна?
− Слава Богу, ещё нет. Только действующий загранпаспорт. Но лететь на Север Африки исключительно ради пляжного отдыха не имеет смысла, для этих целей есть и более комфортные страны, Тунис, например. А вот познакомиться с историческими достопримечательностями определённо стоит...
− А кто-нибудь из наших земляков там уже побывал, что рассказывает? − не дала мне закончить фразу супруга.
− Был такой известный человек, долго лет там жил и даже похоронен на тамошнем кладбище.
– Так. С этого момента поподробней. Я его знаю?
– К большому сожалению, многие краснодарцы о нём даже не слышали, − я протянул жене фотокопию из старинной новостной газеты.
«Приглашенных на обед к Войсковому Атаману. Июнь 1919 года». 
Иван Павлович Алексинский с супругой Татьяной Александровной, проживавших по улице Почтовой № 26.
(Доме последнего Председателя Местного общества Красного Креста Ивана Григорьевича Лебедева и последней Попечительницы Кубанской общины сестёр милосердия – Веры Ивановны Лебедевой.)
Жена дважды перечитала запись, вернула мне лист и скомандовала:
− Идём на кухню пить чай.
На нашем семейном языке подобный приказ трактовался однозначно: «Я тебя кормлю завтраком, а ты рассказываешь об этом человеке всё, что знаешь!»

***

− Превосходный врач − хирург, политик, активный участник Красного Креста, профессор Императорского Московского университета, − начал я, отхлёбывая из пиалы любимый зелёный чай.
− Он наш, местный, Екатеринодаро-Краснодарский? − Катя пододвинула ко мне баночку мёда.
− Увы, нет. Его малая родина − село Опарино Александровского уезда Владимирской губернии. Учился в Московском университете на физмате, но однажды ему попались дневники врача Николая Ивановича Пирогова, и Иван взял да и перевёлся на медицинский факультет. 
− То есть ты хочешь сказать, что Пирогов и его работа с сёстрами милосердия стала для молодого врача образцом для подражания?
− Полагаю, что так, ибо в 1895 году, он начал трудиться в Иверской общине сестёр милосердия Красного Креста.
− Насколько я помню, − Катюша наморщила лоб, вспоминая, –попечительницей этой общины была сама Великая княгиня Елизавета Фёдоровна. Я права?
− Более того, если порыться в газетах тех лет, то можно отыскать заметки, в которых говорится, что она не раз ассистировала врачу Алексинскому во время операций, как простая сестра милосердия. 
Я протянул супруге ещё один лист из захваченной мною папки.
«В 1897 году, во время греко-турецкой войны Российской империей была осуществлена первая крупная международная акция. Отряды, сформированные из сестёр милосердия, были направлены в обе воюющие страны».
− И Иван Павлович тоже отправился на... чужую, не нашу... войну? − с некоторым удивлением спросила супруга.
Я утвердительно кивнул:
− Более того, отправился туда простым лекарем-добровольцем, категорически отказавшись от всякого вознаграждения за свои труды.
На какое-то мгновение на кухне повисла тишина. Но ненадолго. Супруга вновь открыла папку и прочитала вслух очередную замету из газет того далёкого времени.
«Отряд разместили в городе Фарсалы. Раненых было много. Персонал с утра до вечера занимался перевязками, ампутациями. Солдат поили, кормили… Турецкие раненые, не привыкшие к такому отношению, были удивлены и благодарны русским».
− Ну а к нам, на Кубань, он как попал? Из Турции, что ли? − Катя увидела мою пустую пиалу и тут же налила в неё ароматный напиток.
− До этого момента успело произойти много чего интересного. В начале июня 1897 года санитарный отряд перебазировали в Константинополь. Там удивительных русских медиков встречали как героев. А потом в их поселении начался тиф. Заболели несколько сестёр милосердия, Алексинский и главный врач отряда Иван Петрович Ланг, который, так и не смог оправиться от этой заразы.
В тридцать пять лет Иван Павлович стал депутатом Первой Государственной думы. Правда, ненадолго.
− Почему? − от удивления жена округлила глаза. 
− Да потому что эта Дума просуществовала всего семьдесят два дня, а сам Алексинский попал под полицейский надзор.
Годы спустя, в тысяча девятьсот восемнадцатом, большевики расстреливали на Ходынке «врагов революции», совсем недалеко от клиники Алексинского.
Были случаи, когда «недострелянные» раненые всё же добирались до медучреждения. И врач их спасал, лечил, а потом тайком вывозил из города.
«Прославившийся на весь мир» эсер Блюмкин, застреливший немецкого посла Мирбаха, во время перестрелки был ранен в ногу. Соратники Дзержинского преследовали его по кровавому следу в прямом смысле этого слова. А укрыл его от неминуемой расправы и вылечил хирург Иван Павлович Алексинский.
Сама понимаешь, что за подобную добродетель в те годы полагалось.
Оставаться в Москве было смерти подобно, он с семьёй и перебирается в наш Екатеринодар.
Останавливается у Лебедевых и начинает оперировать в лазарете Кубанской общины сестёр милосердия.
«В виду отъезда на днях из Екатеринодара Профессора И.П. Алексинского, за время своего пребывания здесь оказавшего Кубанской Общине и лечебным при ней заведениям всяческую поддержку, мною, с согласия Членов Попечительного Совета, в Четверг, 29.08.1919 г. в 8 часов вечера, в помещении Общины устраиваются скромные проводы И.П. Алексинского, с приветственным адресом».
Супруга прочитала вслух ещё одну газетную заметку.
− Между прочим, его однополчанином был писатель, врач по фамилии Булгаков и по имени Михаил, − я внёс свои «пять копеек»(1).
− А дальше что было? Как он оказался в том самом Марокко? − Катя рылась в папке, пытаясь найти там, в старых газетных подборках, ответ на свой вопрос.
− Большевики форсировали Перекоп и ворвались в Крым.
Второй раз общаться с представителями новой власти Иван Павлович не желал.
Поэтому вместе с остатками армии Врангеля покинул Родину.
В хорошо знакомом по прошлой жизни Константинополе в который уж раз открыл сестринские курсы Красного Креста. Как и в былые времена, бесплатно оказывал помощь больным и раненым. Его обожали все: и сестры, и пациенты.
Позже, как и многие из его соотечественников, перебрался в Париж, где он возглавил Общество русских врачей имени Мечникова. Соотечественникам, по своему принципу, помогал бесплатно. 
Шли годы, в Европе всё сильнее ощущался запах надвигающейся большой войны. И вот однажды бывшая начальница санитарного отряда Красного Креста, княгиня Урусова, пригласила Алексинского в Марокко.
Обосновавшегося в Касабланке Ивана Павловича избирали председателем церковной общины при церкви Успения Божией Матери. И он продолжил на этом посту дело всей своей жизни − занялся благотворительностью, оказывая безвозмездную медицинскую помощь всем нуждающимся.
В этой стране он и нашёл своё упокоение. На христианском кладбище Бен М*Сик.
Супруга молчала, рассматривая пустую пиалу и поглаживая бок остывшего чайника, наконец не выдержала и спросила:
− Так почему же доктора считают нашим земляком? Он же не родился на Кубани и умер в Африке.
Я молча достал из папки самый нижний листок – вырезку из свежей местной газеты – и протянул Катюше.
«Девизом сегодняшней Кубанской общины сестёр милосердия, как и 100 лет назад, являются строки из Евангелия от Иоанна: “Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя”. Современные сёстры в разговоре признаются, что до конца осознать важность сестринского дела им помогла именно работа над организацией музея, когда стала известна история жизни молодых сестёр конца XIX начала XX веков.
Сегодня, когда все нравственные, культурные и духовные ориентиры развернулись на 180 градусов, сестринское служение напоминает обществу потребления о том, что отличительной чертой нашего народа всегда считалась культура милосердия».(2)
Жена вернула статью на место и молвила:
− Я поняла. Раз в этом, благородном деле есть частичка и его труда, значит он наш, местный. Настоящий земляк!

Приложения
1) Означает небольшое, часто не очень существенное замечание, сказанное вскользь, около темы, мимоходом.
2) Текст: Анжела Оганова.