Врата рая

Учитель Гулям, заканчивая утренний намаз, по очереди поворачивал голову в левую и правую сторону, при этом каждый раз произнося слова приветствия: «Ассаляму алейкум ва рахматуллаах». Когда он встал с места, из другой комнаты послышался слабый голос. Он сложил молитвенный коврик, внутрь положив четки, и поставил его на подоконник. Потом оглянулся: его дочь спала. Он взял узкогорлый кувшин с длинным носиком, служащий для умывания, и направился в сторону кухни. Недавно для омовения перед утренним намазом он разжег огонь для нагрева воды и оставил над углями медный кувшин с ручкой и носиком. 
Он заполнил теплой водой длинноносый кувшин и вернулся в дом. Входя, поднял медный тазик, перевернутый дном кверху, и подошел к двери той комнаты, из которой недавно был слышен звук. Он, держа ручку двери, стоял молча, будто ожидая чего-то. Потом осторожно толкнул дверь. Сразу в нос ударил смердящий запах мочи.
– О Боже... 
Учитель Гулям включил свет. В комнате лежал его шестидесятилетний отец. Старик, перенесший инсульт через два месяца после смерти своей жены, так сильно высох, что стал похож на ребенка. Его тело согнулось как сушеный перец, он ничего не слышал и не мог говорить, ничего не помнил, даже свое имя. В углу комнаты висела вышивка, в стене с двух сторон была сделана большая ниша для складывания домашних вещей и ватных одеял, а между ними стоял низенький шкаф. На шкафу рассыпаны разные лекарства. На стене висит портрет мужчины и женщины, которым было примерно по пятьдесят лет. У мужчины были густые брови, прямой нос, а женщина хотя и казалась болезненной и худощавой, но была очень красивая. У двери стоял самодельный стол, а на нем – телевизор. Рядом с кроватью на полу лежит матрас. Учитель Гулям днем сидит на этом матрасе, а ночью спит на нем. Ему приходится днем и ночью быть возле отца. 
Он поднял зловонное ватное одеяло отца и сменил ему подгузник. Окунул в теплую воду старую хлопчатобумажную рубашку, протер ею от пояса до колен отца, потом посадил его на кровать, вымыл ему лицо и руки. Потом тщательно вытер мягким полотенцем... Но его отец ничего не понял, даже не почувствовал... Глаза его были устремлены в неизвестную точку, он ритмично дышал, края губ опущены вниз, изо рта потекла слюна.
– Отец?..
Не последовало ни ответа, ни даже взгляда. Уже больше двух лет его отец лежит в таком состоянии.
Учитель Гулям проглотил переполнившую сердце горесть и снова уложил отца. Он, взяв в руки кувшин и медный тазик, вышел во двор. 
– Папочка, заварить чаю?
Учитель Гулям кивнул дочери, указывая, что скоро подойдет, и направился в дальний угол двора. Высыпал мусор в яму, сполоснул медный тазик. Он, направляясь домой, огляделся по сторонам. Наступало утро. Со всех сторон раздавались щебет воробьев, лай собак, блеяние овец, веселые голоса детей. Его сердце заполнилось горечью. 
– Проклятье! Если бы она не поступила так бессовестно, сейчас и в моем доме раздавался бы веселый смех моих детей, – еле слышно пробормотал он.
Жена не захотела смотреть за больным свекром, она брезговала. Хотя о купании и умывании отца заботился сам учитель Гулям, но его жене сложно было даже приготовить теплую воду, убрать комнату больного, приготовить ему еду. А через неделю она открыла свою душу:
– Я вышла замуж не для того, чтобы ухаживать за вашим больным отцом. 
– Эй, заткнись! – выкрикнул учитель Гулям, который и без претензий измучился. – Что тебя не устраивает? Ведь отца я сам купаю, умываю! 
– Мы не должны одни ухаживать за ним! Пусть и другие его дети заботятся о нем!
– Что, признаться мне в том, что не могу смотреть за отцом, и отвезти его брату, живущему в городе, или к сестрам?
– Делайте что хотите, но я не буду ухаживать за ним! 
– Раз ты замужем за мной и живешь в моем доме, то будешь ухаживать за моим отцом! 
– Я пришла в ваш дом не для того, чтобы ухаживать за вашим отцом! – заплакала жена. – Этот человек не осознает, что мы делаем, даже не понимает, кто мы такие!
– Дура, он же мой отец!
– Такого человека надо сдать в дом престарелых!
Учитель Гулям не помнил, как эти слова вылетели из уст его вспыльчивой жены и как он ударил ей по лицу. В глазах потемнело. Он помнит только, как его жена громко кричала, проклинала их и говорила детям: «Идемте, уходим из этого дома, пусть ваш отец утонет в моче! Теперь в этом доме не будет покоя!» Двое сыновей, учившиеся в младших классах, беспрекословно последовали за матерью. Но старшая дочь Насиба осталась с отцом.
– Я останусь! Если уйду, тогда кто будет заботиться о моем дедушке?! – сказала она, плача. 
– Идем! – закричала ей мать. – Пусть этот дом сгниет, превратится в выгребную яму! 
Насиба спряталась за отцом и обняла его сзади. Учитель вздрогнул и, глядя на жену, у которой побелели губы, громко закричал:
– Будь проклята, уходи! Я больше не хочу тебя видеть! 
Жена, оставив дочь, ушла. Но она оказалась очень упертой. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Учитель Гулям тоже упрямился и не пошел за женой. Он уволился с работы. 
– У меня нет другого выбора, – сказал директору школы. – Да, мне нужны деньги, но я теперь не могу работать. Если один день приду на работу, два дня не смогу прийти, и начнется суматоха. Зачем мне обманывать детей? Я выдерживал до сих пор и теперь как-нибудь справлюсь... Сейчас я должен быть рядом с отцом.

С тех пор он живет на пенсию. Соседи у него хорошие, не оставляют одного в беде, помогают хлебом-солью. Помогает живущий в городе старший брат, навещают старшие сестры. Сестры, когда приходят, пекут им хлеб. Иногда остаются на пару дней помогать по хозяйству. Но все они рассуждают по-разному. Его брат говорит: «Иди к жене и приведи ее назад». А сестры злятся: «Пусть твоя ленивая жена попадет в ад».
– Не говорите мне об этой женщине... – у учителя Гуляма сердце разрывалось. Он никак не мог переварить то, что любимая жена оставила его один на один с таким испытанием. – Теперь мой рай и ад – это мой отец... Если вас смущает обстановка в моем доме, то просто не думайте. И все! 
Обстановка была настолько напряженной, что с какой стороны ни подходи, все понятия и взгляды были связаны с отцом как с великой идеей. И нахождение на службе у отца, лежавшего без сознания, без памяти, в жалком состоянии, требовало самоотверженности и мужества от детей. А учитель Гулям выполнял это все без всякого тяготения...
Сейчас, вернувшись в комнату отца, он взял скатерть и маленькую косушку¹ со стола, на котором стоял телевизор. Насиба принесла чай в чайнике. Учитель Гулям положил в косушку кусочек навата², налил чаю и отломил кусок лепешки. Потом поднял отца и усадил. В такие моменты старик хныкал, упрямился, но сын успокаивал его иногда жестами, иногда массируя его лоб и виски.
Он скрестил ноги отца, не подчинявшиеся своему хозяину, положил подушку под спину. Старик откинулся назад, прислонился головой к стене, он озирался по сторонам. Учитель Гулям заткнул за воротник полотенце. Сначала он смешал лекарство с водой и дал выпить отцу. Потом из касушки ложкой взял размокший кусочек лепешки, подул и попробовал. Проверив температуру, приблизил ложку ко рту отца, но он выплюнул все. Кусочки размокшей лепешки разбрызгались на скатерть, на полотенце. Насиба быстро вытерла все.
– Спасибо, доченька... – сказал он и снова попытался покормить отца. 
В этот раз старик поел, но после нескольких ложек опять плюнул. Насиба опять вытерла. Учитель Гулям, подносив ложку то ко рту отца, потом к себе, покормил его как маленького ребенка. Когда закончились кусочки лепешки в косушке, он почувствовал удовлетворение. Он опять дал лекарство отцу, потом дал ему чай с наватом. В конце он вытер лицо и руки отца теплой влажной марлей.
Улыбка сияла на лице насытившегося старика. Он прислонился к стене и некоторое время сидел нормально, но вдруг начал падать в сторону. Учитель, привыкший к тому, что в любой момент что-то может произойти с отцом, схватил его за плечо и, подняв на руки, отнес в постель. В этот момент почувствовался неприятный запах... Насиба как ни в чем не бывало убрала скатерть, взяла пиалушку с чайником, вышла из комнаты.
После завтрака старик некоторое время спокойно лежит, глядя в потолок. В это время учитель Гулям выполняет свои дела по дому: отправляет дочь в школу, ухаживает за скотом. Вот и сейчас он вышел во двор и увидел переодевшуюся Насибу. 
– Доченька, скорее отправляйся в школу, – сказал он.
– Да, я уже ухожу.
– Ах ты мое солнышко, хорошо учись! – учитель Гулям погладил дочь по голове, но его сердце сжималось. 
После того, как Насиба ушла в школу, он постелил курпачу³ в инвалидную коляску, стоящую в прихожей. В карманы коляски положил воду и полотенце. Затем вошел в дом и на руках вынес отца.
Когда больной первый раз сел в инвалидное кресло, хотя и не знал, что это такое, но радовался, как маленький ребенок. А когда сын катал его во дворе, он махал руками, хлопал по ручкам инвалидного кресла и как-то по-своему наслаждался.
– Отец, коляска вам понравилась?
Вместо ответа отец улыбнулся и попытался пошевелиться всем телом, как бы говоря: «Еще катай!» Учитель Гулям медленно толкал инвалидное кресло, а голова отца дергалась, тонкая кожа шеи натягивалась, руки поднимались и опускались, пальцы слегка играли. В такое время сердце сына заполнялось горечью, но он старался не показывать свое состояние дочери. Постепенно он привык к такой жизни. Из-за отсутствия жены он старался ухаживать одновременно за своим отцом и дочерью, иногда расчесывал и заплетал Насибе волосы, обнимал ее, говоря: «Солнышко, моя сладкая доченька...» Этим он удалял свою печаль и тоску Насибы. И дочь привыкала к жизни без мамы...

Учитель Гулям сажал отца в инвалидную коляску и гулял с ним только во дворе. Позже он начал гулять с ним на улице, иногда ходил до центра махалли. А сегодня отец вдруг поднял руку и указал в направлении прямо. От этой внезапной перемены сердце учителя затрепетало. 
– Отец, куда вас отвезти?
Вместо ответа отец снова указал вперед. Учитель Гулям выполнил его требование – шумно покатил инвалидное кресло по мощеной улице. Он долго шел, попытался свернуть в сторону, но отец упрямо указывал только вперед. Наконец он понял: отец хочет поехать на кладбище... Он вздрогнул. Когда доехали до ворот кладбища, он остановил коляску. «Куда теперь он укажет?» Он с надеждой посмотрел в глаза отца, но ничего не мог прочесть в бесстрастном взгляде. В этот момент отец забыл, зачем показал приехать в это место, и, склонив голову, равнодушно молчал. 
– Отец, хотите зайти внутрь?
Взгляд отца был устремлен в одну точку. Уставший от неровной дороги, он часто дышал. Учитель Гулям открыл крышку баклажки и дал попить отцу. Отец, разливая и разбрызгивая воду, выпил, потом ударил по баклажке...
– О Боже, дай мне терпения!
Учитель Гулям поднял отца на руки и начал ходить посреди могил. Найдя рядом стоящие могилы бабушки и дедушки, он опустил отца на землю. Старик оглянулся вокруг. Увидев могилу своей матери, он вдруг проговорил: «Мама...» – потом заплакал и схватился руками за голову. Учитель Гулям сначала испугался, потом обрадовался. Ведь его отец заговорил! Он обнял старика.
– Мама... – из глаз непрерывно текли слезы, но он больше ни слова не говорил, только смотрел в одну точку.
Учитель Гулям поудобней усадил отца на голую землю, потом сел на корточки позади него. Поддерживая отца, он начал читать шепотом:
– Ааузу биллахи минаш шайтонир раджиим⁴...
Слезы текли из его глаз, падали на шею отца и намочили его воротник. Старик погладил рукой свою шею и оглянулся на сына. Учитель Гулям обнял отца и, соединив свои руки над его головой, закончил молитву. 
Когда отец и сын возвращались с кладбища, учителю Гуляму хотелось, чтобы отец снова заговорил, что-то сказал, приказал, но он упрямо молчал. Отец, опустив голову и закрыв глаза, молча качался в кресле. Это было похоже на затишье перед бурей...
Когда они почти доехали до дома, случилось чудо. Увидев стоящую на пороге Насибу, отец протянул руки к ней и сказал:
– Воды-ы...
Учитель Гулям резко остановился. 
– Отец?! – его тело задрожало. – О Боже, спасибо! Мой отец заговорил! Мой отец заговорил! Через два года заговорил... 
Он оглянулся вокруг. Возле ворот не было никого, кроме дочери. Вдруг ему стало легко. Темнота в глазах прошла.
– Папочка! – Насиба подбежала и обняла его колени. – Дедушка заговорил?
– Да, доченька. Дедушка заговорил. Иди быстрей принеси воды.
– Папа, могу я тебе кое-что сказать?
– Доченька, иди, сначала принеси воды!
Насиба побежала. Отец и сын стояли у ворот и отдыхали. Внезапно дверь открылась, послышалось приветствие женщины. Учитель Гулям резко обернулся. Чудо, у порога стояла его жена в некотором смущении, протянув воду в пиалушке... 

Примечания
¹ Касушка — традиционная азиатская чаша.
² Нават — среднеазиатская сладость, который готовят из сахарного сиропа и виноградного сока.
³ Курпача — узкий тонкий ватный матрас, на котором спят или сидят.
⁴ Первые слова, произносящиеся при чтении любой суры Корана.

Перевод с узбекского Мухаббат Юлдашевой.

Художник: Е. Шапошникова-Иваненко.