На коммунальной кухне, в мечтах о лучшем. Отвечаю как перед прокурором

Уточню пару нюансов перед Новым годом. По стране нашей любимой, ушедшей навек в небытие Вселенной. Как вижу — и лицезрел ранее. И чувствовал. Тогда. 
Для информации (недоверчивым критикам) скажу: обретался в СССР долго. Пил пиво-водку-газировку. Изредка индийский чай «со слоном»: тоже долго.
Дрался не за жизнь, а насмерть. Ездил на советских машинах, летал на самолётах-ТУ. Сидел «по валютке» в Крестах. (По знаменитой 88-й.) Веселился на благословенных шеварнадзевских югах и т.д. Об этом, в принципе, и беседа. И не только…

Писал по теме развито́го социализма частенько. Но — несложно и повториться. Тем более что делаю не научно-аналитическую статью. А — чисто бытовую. Из уст, так сказать, очевидца. Коих много, слава богу, осталось: живите не болейте. К ним и обращаюсь: «…братья и се́стры». 
Многие из которых, мягко говоря, костерят вашего покорного слугу за «неправду»: дескать, лжёт, брешет, собака. Ну, да не впервой... 
И не забывайте, кстати, о юмористической стороне публицистического пера (а с юмором в СССР было неплохо). Ведь я не собираюсь ни с кем ругаться. Тривиально поболтать по душам. Как на прокуренной коммунальной кухне. Под бобину со Жванецким. Стряхивая «Беломор» в окно — на головы нерасторопным соседям. «Смотри, куда сыплешь!» — кричит снизу баба Дуся.
Приступим… 

Начну с главного. А именно — кому на Руси всех лучше жилось. [Моя обожаемая тема.]
Некоторым образом каталогизирую «позапрошлую» жизнь поимённо. В четырёх непредвзятых пунктах.
Добавим лишь, что не берём во внимание номенклатуру. 
Это целый дивизион «боевых носорогов» — сиречь бездельников априори. Практически с пионерского детства. Попавших туда по вожделенной карьерной лестнице (в основном с родительских науськиваний): комсомол-партия-министерство-забронзовелость.
Не берём потайной и довольно закрытый от общества дипкорпус: там с джинсами-шузами-хрусталём стопро без проблем. Так же как с политикой глобального устрашения — «интернационализма» по-простому. 
Из той же серии прихвостни, — через мам-пап-дядей-тётей пристроившиеся во всяческих валютных «Берёзках», распредмагах, спецпунктах выдачи, спецкинотеатрах (да-да, были и такие) — для упомянутой номенклатуры. 
В Союзе имелось несколько видов пресмыкающихся подотрядов КПСС — «неприкасаемых». Речь не о них. Это абсолютно другая история.
Речь — о неизбывном пафосе народно-советского счастья… 

Итак, номер один

Ну понятно, официанты. Халдеи. 
Уж кто-то, но у них всегда была заначка — кусок хлеба назавтра. И вопроса о бутылочке шампанского на 1 Мая либо на 8 Марта с братаном-халдеем не вставало никогда: оно элементарно было. Безусловно, украденное. В крайнем случае — задёшево купленное через кассу. 
Но это, присовокупим, считалось моветоном — приобретать товар там, где работаешь. («Что охраняешь — то имеешь!» — говаривал в бытность свою Жванецкий.) 
Как водится, всё нужное утаскивалось со складов бесплатно. И далее — через чёрный ход на волю. И чем больше уносилось — тем красивее, вольготней жилось.
Задача гармонично ра́звитого советского труженика в любом секторе социалистической экономики заключалась в том, чтобы вынести-украсть как можно больше. И — чтоб ничего за это не было. 
Чтобы всё в связи с неправедно содеянным — было. Из благ, разумеется. [Не всегда, конечно, срасталось. Кто-то и попадался. Но тем не менее…] 

Доходило до смешного. Крали то, чего не надо. 

К примеру, один реальный довлатовский герой скоммуниздил чан с раствором. Превратившийся вскоре в бетон. Другой — урну для голосования. Да что говорить о литературе. 
Я сам лично — со стройки, где работал ночным сторожем: — вынес ведро с уже растворёнными в воде белилами. Отвёз на троллейбусе домой к матери. Побелил потолок. Ведро, знамо, обратно не вернул. Хотя легче было взять полмешка побелки: на дольше бы хватило.
Несомненно, что при тотальном продуктово-алкогольном дефиците официанты убийственно богатели за счёт продажи ресторанских поллитровок (по статье «списаний» и «посудного боя»): тем же таксистам. Откуда переходим ко второй главе нашего негрустного повествования.

Таксисты

«Таксёры», «водилы», «шефы», «братанчики»… Не суть. 
Занимали важнейшую нишу советского социалистического хозяйства. 
Торговля вином, — особенно в неурочное ночное время, — целиком и полностью лежала на них. Была их производственно-передовой миссией. 
Да они и не подводили. Трудились по-стахановски. Опережая сроки. Поднимая державу с колен, — как бы сейчас сказали с высоких трибун.
Потом уже, к середине 80-х, водочную движуху перехватили преступные группировки. [Связано то было с ужесточившейся карточно-распределительной системой: продуктовыми талонами, дикими очередями, бесконечными записями наперёд.] Подминая алко-торговлю под себя. Концентрируя её в определённых местах. Круглосуточно и непрерывно. 
Уверен, в каждом городе существовали подобные пятачки: как правило, связанные с парками, памятниками, скверами. Отсюда и названия: всевозможные «Клумбы», «У Ленина», «У танка», «Дзержинки», «Арбаты», «Жигули» и т.д. Миллионы точек, приносящих народу радость. 
О чём — следующая главка.

Лабухи

Святые люди… К ним принадлежал и я. 
Несли в мир доброе, светлое, вечное — классическо-эстрадное. Воздушно-вальсированное — счастье.
Брали немного. [В 1960–70-х — около рубля. В 80-х — до трёх рэ. Реже — 5.] Играли до потери пульса. Исполняя абсолютно невероятные прихоти — заказы публики.
Даже если песня была незнакомой, мы её всё равно музицировали — и пели. Типа «тэйшн-мейшн ворд эпартли нау мани вери мэни…» — и тэдэ. Любое ариозо. Под любой аккомпанемент. Только плати, карась, — парнас! [«Карась» — клиент. Парнас — денежки, лаве, капуста.]
Кабацкие лабухи, испорченные западной крамолой из-под полы, классово возлежа, естественно, в лоне прогрессивного человечества, — по ночам, в подсобках-кухнях, нещадно ругали власть. Ругали чрезвычайно ожесточённо — одновременно тонко. Изощрённо. В отличие от тех же таксистов. 
Музыканты — люди образованные. В меру начитанные, интеллигентные. К тому же многие общались с привилегированными коллегами по цеху — из классических, симфонических оркестров. [Некоторые были выездными.] В оперном ли театре, консерватории, неважно. 
Все они с одинаковой страстью, — до фетишизации! — относились к Новому Свету, американским сигаретам, джаз-року, мюзиклу, модерн-балету, рок-опере. Люто ненавидя это облезлое чудище в семейных трусах — проклятое «советское нищебродство».
В отличие, повторимся, от шоферюг — парней простых и непритязательных.
Которым и ругать-то, собственно, было некого и не за что. Бабки-то — идут. И нехилые. [Учитывая ср. з/ту в СССР в 150-300 р., таксисты заколачивали до тыщи и более.]

Четвёртое. Швейцары

Ну, о них разговор особый. Это — каста. Это — родовая каста.
Попасть в швейцары было так же нелегко, как ныне стороннему (пусть и отучившемуся в неск. университетах) юристу попасть в нотариусы. Да-да, как ни смешно…
Дяди Васи-Пети-Сашки — хитрюги-интриганы — были очень сердечными. Неприступными. Весёлыми. Беспощадными. Своими. Чужими. 
 У них было всё. Они могли — практически всё. 
Достать вино-пиво-самогон в любое время суток. Столковаться с нужными людьми на проведение Нового года шумной компанией, причём в любом близлежащем ресторане. Найти крутого платного врача «по вызову» (коих днём с огнём не сыскать в СССР). Условиться сделать нелегальный аборт. Аккуратно перевезти импортную мебель. Найти забугорную одёжу: джинсы-дублёнки-сапоги. Анестезию для зубов. Обмен квартиры. Устроить сына в ВУЗ. Да хоть в министерство культуры устроить! 
В дальнейшем их роль — роль местных (городских, районных, квартальных) «решал» — переняли спикули всех мастей. По бытовухе, не по криминалу. 
У преступных элементов — «синих» (так их звали из-за татуировок) — свой третейский суд. Входящий в отдельную большую, да и научную тоже, тему советской оргпреступности. Но это уже в поздних 70-х и далее. Когда стали поднимать голову теневики — предтеча олигархии 90-х. Предтеча русского капитализма: в постмодерновом обществе кастовой неприязни (смайлик).
В развитом же социализме 1960—70-х швейцары играли роль стариков Хоттабычей.
Ковры (стоимостью с самолёт). Радио-телеаппаратура. Пепси-жвачка — всё было в ведении этих благодушных улыбающихся, почти киношных персонажей. С крупной кокардой на форменной фуражке: «На, Вася, три рубля. Нас четверо», — «Проходи, браток!» — И казалось, сие положение вещей и понятий будет вечно. 

Художник обложки Ф.Кубарев