Долгие праздничные майские… Джинсы. Доллары. Дипломат

За пивом надо было ехать в аэропорт...

Его и днём-то было не сыскать. А уж ночью — вообще беда. Посему вся прогрессивно выпивающая общественность всеми правдами и неправдами ломилась в аэропорт. [Да, водку можно раздобыть в городе без проблем. Но пиво — удел гурманов. За него приходилось бороться. Про 96-градусный спирт ваще молчу — эту «святую воду» пили настоящие в неё воцерковлённые, негрешЫмые и непотопляемые.] 

Таксисты, прочухав фишку, естественно, ломили цену. Но больше трёх рублей, понятно, никто не брал — это предел. С  прайсом выше можно было в соседнюю с Вяткой Кострому или Горький сгонять — за пятьсот-шестьсот кэмэ. Туда-обратно: 6-8 руб, ну, десять.
В принципе, такая схема распространялась практически на все города СССР. Единственно, что в столицах повеселее выбор: поболее ресторанов и кабаков, пивных точек, работающих допоздна. В провинции сложней...
Сейчас, к примеру, полно пивных сортов, заводских и крафтовых: — не сосчитать. У нас же тогда присутствовало — одно «Жигулёвское».

​

Я, кстати, встречал людей, мужиков, — любителей пенного, — которые до сих ищут «тот самый вкус» и... Не могут найти. Потому что прошлого не вернуть. Как не вернуть достославный СССР. Как не вернуть молодости. И утраченных иллюзий.
Вот у меня, скажем, двое взрослых детей. Один — учёный, профессор по биоинженерии. Пятый десяточек пошёл… Вторая девчонка — закончила институт в Москве. Есть ещё один школьник, со стороны. Но т-с-с-с... — чтоб жена не услышала. Не дай бог…
Вот эти трое — об СССР не имеют никакого представления. Их детство, юность прошли при капитализме. Их взросление зависело от денег, которые папка притащит (или не притащит) в дом. Если вообще вернётся живым… Совсем как в военной песне про великую Отечественную. Но отвлеклись…

Я же — про 1970-е. И — про пиво.

Итак, мы с друганцом мчим на «шефе» [где-то в других городах звали «мастером», не суть…] по поздняку в аэропорт — попить-глатнуть пивка, послушать му́зычки. А «взлётный» тот кабак работал почти что до утра. Практически круглосуточно: торговый люд рубил бабло на левой кассе, аха. Лабухи, официанты, бородатый «всероссийский» (они все на одно лицо) швейцар дядя Витя на входе: с огромной кокардой на профессорском лбу.
Мы — в фантастически отвязном прикиде в тот лёгкий майский вечер. На нём — фильдеперсовая цветастая красно-жёлто-рыжая рубаха, замотанная на талии узлом (отпетый шик!). Я — в нереальной крутизны тёртых американских джинсах «Боксер». Правда, без одного заднего кармана, — но из-за этого доставшихся почти в два раза дешевле: за 70 рэ вместо положенных 120—150-ти. (Как раз папкина зарплата.)
То есть мы — обыкновенные советские спикули, фарца. При бабосах. Свободные — до невозможности. Счастливые и бухие от этой разинской волюшки сарынь-на-кичку: свободы передвижения, выбора места, «где присесть»-притулиться и… Блаженные от пьяно-звёздного неба со светящейся Большой Медведицей, — конечно, ведущих нас к безднам исполнения галактических мечтаний. Пока невысказанных. Затаённых. Грешных до «комсомольского» стыда́ перед самими собой. И перед Партией, ессно…
Добавлю, что «деловые» и «блатные» (от дворовой гопоты до серьёзных «синих» — в наколках-татуировках) тогда, разумеется, присутствовали. Но открытые беспощадные стрелки, — какие начались в 90-х, — не устраивались точно.
То ли деньги ещё были не те. То ли злости, всепоглощающей капиталистической ненависти — достаточно не скопилось.
Драки в кабаках — да, бывали. Мелкие разборки за углом ресторана — да, не вопрос: до первой крови, «лежачего не бьют».

Это я к чему…

К тому, что, зайдя под крышу аэропорта, степенно поднявшись на второй этаж в предвкушении вожделенного ночного «жигулёвского» пивца-пивасика, мы вдруг наткнулись на… Новый лоснящийся чёрный дипломат. Одиноко прислонённый к стенке в фойе.
Заодно скажу, что саквояж-«дипломат» тогда считался крайним дефицитом. И достать его было так же сложно, как, собственно, джинсы.
И к слову, шпионские фильмы с похожими кейсами, — набитыми проклятыми заморскими долларами (88-я статья, до 10 лет): — мы тоже смотрели.

​

Вокруг — никого. В зале приглушённо играла бодрая музыка. Внутри — кипело празднество удачливых советских людей: — фарца-жулики-бандиты-товароведы-завскладами. Обманувших-таки Систему. Заработавших (сиречь укравших) немерено денег. Гулявших, гульбанивших от сего — не по-детски.
Мы, сломя голову, рванули оттуда на четвёртой скорости вон!
Бежали долго. По лесу, кустам, какому-то полю. Подальше от огней, самолётов, звуков.
Остановились, запыхавшись, в какой-то болотной чаще. Вдрызг выдохнувшись: сходу не отдышаться.
Расковыряли серьёзные стальные замки на пластиковой панели. Дрожащими руками открыли неподатливого кожаного зверя. И…

О чём я тогда думал, не помню. Помню только, всю жизнь грезил о гриновском, джеклондоновском чуде внезапного пиратского $богатства. Обогащения-я-я-я. Ну… типа того. Как сейчас в лесу.
Саквояж оказался пустым. В углу тоскливо лежал коржик за 8 копеек. Видимо, хозяин приберёг его на завтрак: неизвестно же, где проснётся после плотной ночной гулянки.
До капитализма оставалось лет пятнадцать. Всё, абсолютно всё было впереди: счастье-горе, женитьба-развод, армия, тюрьма, зона, война, смерть друзей. [В том и числе и того, в майской рубахе в «петухах».]
«Фартовая» жизнь, в общем-то, обернулась тем, что мы нашли тогда с друганом в скоммунизженном аэропортовском чемоданчике... Обернулась зияющей пустотой со спрятавшимся внутри её — коржиком за восемь копеек.

​