Песни нашего двора. Stumblin' In

Начиная цикл негрустных музыкальных скетчей «Песни нашего двора», хочу предупредить дорогого читателя, что тексты проникнуты иронией и смехом. К тому же ваш покорный слуга сам был простым советским лабухом: весёлым до сумасшествия, грустным — как водосточная труба в грозу. Так что не ищите, пожалуйста, в них «красной» ли, «белой», «жёлтой» подоплёки. Просто прошлое, которое в прошлом. И — какое бы оно ни было — оно прекрасно по-любому. Вперёд!

​

Согласитесь, что с каждой мелодией, каждой песней на протяжении всей жизни у нас связано множество событий. Так, с «Прекрасным и далёко»-1985 — воспоминания о киночуде детства авторства Булычёва-Булатова (создатель-композитор). А пресняковская «Придорожная трава» (Чернавский-Дербенёв) — с фильмом «Выше радуги»-1986. С трагически ушедшим в 2017 г. блестящим актёром Дм. Марьяновым. 

Советская эпоха и вовсе была напитана музыкой: ведь только в ней граждане СССР могли раскрыть необъятность своей «непонятой умом» души. 
Ну, анекдоты естественно. Но то — крамо̀ла, как ни крути. Можно было и на «двушечку» пристроиться по тихой грусти… А песни — неизведанная суть, глубина, истинные корни (и козни) людей. Жаждущих лучшей (и неизменно в скором, скорейшем времени!) — жизни. Что особенно ощущалось в дни празднования русского Нового года, — раз от разу отмечаемого как последний.
Со столом, заваленным неизвестно откуда взявшимися продуктами на последнее деньги; с самыми дорогими подарками (опять-таки купленными на последнее); чрезвычайно радужными ожиданиями. Кончающимися, как правило, ничем и никак. И как правило, до следующего Нового года. Н-да…

​

За 10 лет до «Придорожной травы» школьник младших классов В. Пресняков, конечно же, слышал смоковские песни, ворвавшиеся в совковый радио-, телеэфир: в редкие эстрадные получасовки. 
Но… как ни верти, Пресняков, несмотря на бесспорный талант, мамин-папин богемный сыночек, лелеемый-продвигаемый, — куда ж без этого. Посему оставим его в покое — на пути к будущей славе с помощью досточтимых предков-«самоцветков», мастодонтов Москонцерта. И перейдём к собственным, напрочь лишённым гламура народно-быдлячьим воспоминаниям. 

Преамбула…

Середина-конец 1970-х. 
Пресловутый застой роднит нас с великолепной крымской — волошинской! — природой. Куда запросто могла выехать любая советская семья — учителей, врачей, библиотекарей ли, не суть. А уж про работяг и говорить нечего — «алигархи» в натуре! Ялта, Гагры, Сочи-Сухуми-Батуми: в прямом смысле слова все курортно-санаторные блага были распахнуты перед рабочим классом.
Но нам-то, — простым-«чумазым» интеллигентским семьям, — и Крыма хватало. И заметьте, мы отдыхали там практически каждый год.
У всякого ребёнка той поры (1960—70-х гг.) обязательно найдётся в семейном альбоме крымская фотка с весёлым улыбающимся плавательным «гусём»-кругом, влюблёнными молодыми мамой-папой по пояс в море, непременно. 
С музыкой же, увы, сложней…
Фирменный музон достать было нереально. В магазине «Мелодия» с ночи стояли очереди за новинками. Не без спекулянтов, разумеется: пластинки — один из очень неплохих видов совкого заработка. Западная музыка приходила, — как посещало мир откровение Далай-ламы Тэнцзин Гьямцхо: — медленно, трудно, с проворотом да со скрипом. [Только если батя у тебя не дипломат.]

​

«Би-Джиз» уже знали все. До «Бони-М» оставалось совсем чуть-чуть — эра диско-СССР ещё не наступила. Интересный временной континуум — преддверие диско… The Beatles, Deep Purple, Rolling Stones как бы уже надоели. Джаз-рок был в стороне от мейнстрима (Electric Light Orchestra, Mahavishnu, King Krimson): прибежище «убитых» меломанов. 
И в тот момент в информационную среду врываются… «Смоки». [Не они одни, кстати: там и «АББА», и «Элтон», и «Билли Джоэл».] Безусловно, в первую очередь — это песня I'll Meet You at Midnight. Почему?
Может, потому что она была наиболее нейтральна идеологически? Не исключено. Хотя «Смоки» вообще не отличались «узким политицизмом», — ежели выразиться по С. Франку (извините за уход от попсы к большому философу). Но отвлеклись. 
Итак… 

Stumblin' In…

Семидесятые. Танцы в арендованной столовке. Свадьба. 
Я пою «смоков» под чеканный аккомпанемент гитары «Урал»:

Our love is alive and so we begin
Foolishly layin' our hearts on the table,
stumblin' in…
Our love is a flame burnin' within
Now and then fire light will catch us,
stumblin' in…

Только на самом деле это звучало так:

ай лов из э лайк — энд со ви бигин
фулишли лейди а хартс он зэ тэйбл
стамбэлилин
ай лов из э флэйм — бёрнин визин
навэндзэн фаэралайт вин кэчус
стамбелилин

Так и было написано — русскими буквами — в замызганной «общей» тетрадке. 
Затем я пел «Пёплов», «Свит», «Слейд», неважно. Я горланил всех, кто был запечатлён у меня в «партитуре». Главное, по-«английски». И главнейшее — в чётком танцевальном «америкэн»-ритме. Не позволяющем остановиться. 
Да, народ, несомненно, требовал «Машину» — с обязаловкой «За тех, кто в море», «Скачки», «Лица стёрты…». 
Также был «обязательный» Антонов: «Под крышей дома», «Золотая лестница». Многое другое: Кикабидзе, Лещенко («Родительский дом»), всяческие блатные «Мурки»-Разенбаумы-«Гоп-стопы» — само собой.
Но мы, — молодые-патлатые: до плеч; стабильно в «моряцких» брюках-клёш: — ублажив старичков, быстро переходили к западному репертуару. Исполняя то, что мы не знали фактически, но мнемонически чувствовали-впитывали. Безоговорочно принимая и следуя тем музыкальными фиоритурами чисто поведенчески: в одежде, мыслях, словообразах, даже куреве, алкоголе и… умении фильдеперсово по-ковбойски сплёвывать: цык! Подобно Клинту Иствуду. 

​

​

Пацаны с нашего двора​

Ведь тогда был культ фотографий, плакатов, постеров. И мы одевались и вели себя так, как — нам казалось: — жили наши фото-герои.
Мы пели «Stumblin' in», оттого что это было… счастьем.

​

Да-да — именно этой вот коммунистически бесконечной утопией-«Новым годом». Которая так никогда и не наступила для наших предков. Не сбылась у советских людей. Превратившись в пыль, дым, смрад московских пожаров 1812-го. Обернувшись сегодняшней «благословленной» пенсией в 14 тыщ. Безо всяких надежд даже на… Крым: учителям-библиотекарям-докторам. Всем. То есть — никому!

…Свадьба завершилась под утро. 

После десятка на бис повторов «Smokie»: ай лов из э лайк — энд со ви бигин, — я с трудом выполз из предрассветной столовой «Дружок». Которая уже скоро (в 7 утра!) откроется вновь — принимать первых клиентов на опохмелку: святое!
Еле различая реальность [а поили лабухов, скажу я вам, отнюдь не слабо!], кричу своему напарнику-басисту. Которому вручили гонорар за выступление: «Отдай бабки, сука!! — причём вся свадьба это слышит: — Сволочь, где моя капуста?! Урод …ный!» — Этим первобытно-тупым пьяным рыком накрывая абсолютно всех — жениха-невесту, их родителей-деверей-шуринов, гостей. Нетвёрдо рассаживающихся по автобусам. 
Но дела до этого, в общем-то, никому нет, — невменоз, как говорится. Полнейший невменоз… типа праздничный раж (сиречь ад): — нажраться без меры, до чёртиков, до «белянки».
Деньги я, непреложно, получил. Протрезвев. 
А песня «Stumblin' In» надолго стала моей визитной карточкой на всевозможных юбилеях, торжествах, именинах. И многообразных днях «колхозника», «шахтёра», «ассенизатора»: ай лов из э флэйм — бёрнин визин / навэндзэн фаэралайт вин кэчус / стамбелилин… ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

​