Владимир Крупин: «Вспоминая Лихоносова»…

От редакции

Федор Абрамов, Василий Белов, Виктор Лихоносов, Валентин Распутин и Владимир Крупин… Большая удача для соотечественников слышать сегодня живой голос хотя бы одного из этой великой плеяды. А журнал  «Камертон» рад вдвойне, что наш давний гость и автор Владимир Николаевич Крупин, вернувшись из  поездок по стране, посетив родной Вятский край, возвратившись к самой Пасхе в Москву, одарил нас новыми  рассказами.  

​

Вспоминая Лихоносова

Виктор Лихоносов любил Россию пронзительно. Прочтёт что-то или услышит в защиту России, радуется, звонит: 
— Крузенштерн в книге «Путешествие вокруг света», страница двадцать первая, пишет: «Мне советовали взять на борт иностранных матросов, но я, зная преимущественные свойства моряков Российских, коих даже английским предпочитаю, совету сему последовать не согласился». А Пётр-то, а? Голландцами пленён. Да для русских, что блоха, что слон. Что подковать, что по улицам водить.
 Приедет, лежит на диване и вдруг сообщает:
— Жизнь прожить нужно так, чтобы оставить после себя богатую библиотеку.
— Да кому сейчас нужны богатые библиотеки? — возражаю я.
— Да, пожалуй. Тогда иначе: жизнь прожить надо так, чтоб было кому оставить богатую библиотеку. А? А? Так? Лучше?
Опять лежит. 
Вскакивает, садимся пить чай:
— Знаешь, когда погибла советская власть? В шестидесятые Шолохов подписал "Письмо в защиту русской культуры". Когда ёрничанье, издевательство над русскими становилось нормой. И на этом письме появилась резолюция Брежнева или Суслова: «Разъясните товарищу Шолохову, что в СССР опасности для русской культуры нет». Почему было не появиться всяким хайтам, почему не топтать Шолохова. История с обвинениями его в плагиате была спланирована троцкистами. Исполнителя нашли. Непомерное раздутие своего величия у Исаича, вот и всё. Так-то, мои милые. Одна и та же операция — убрать, приглушить русских лидеров.
— Разве Шолохова не защищали?
— Кто? Уровень кафедры филфака. Кто слышит провинциальную честную шолоховедку?
Опять уходит к дивану, опять лежит. 
Опять вскакивает:
— Кто, кроме русского ещё так напишет? А это не написано, это из устного народного: «Выросла верба там, где он родился. Яблоня выросла там, где убит. Дуб вырос там, где его могила». 
И как всегда о своей, самой больной теме, о Тамани:
— Пропала Тамань! Что такое терминал? Что такое Атамань? Для туристов? Для чего? Для денег? Кому они нужны? И туристы, и деньги. На ещё терминалы? Да что Тамань! Уже прощай, Краснодар! Скоро будет как новая Москва, чужой, холодный. Лица на улицах чернеют. Правильно Распутин написал: «Горит село, горит родное, горит вся родина моя».
— Так это из давней песни народной.
— Именно! А кто и когда слушает народ? Вышли мы все из народа и не вернёмся в него.
Народ. Народ сочинил: «Суслов, Брежнев и Подгорный водки напились отборной. А на утро, пьяны рожи, водку сделали дороже». Она тогда стала, кажется, не три шестьдесят, а четыре двадцать. Народ тут же: «Передайте Ильичу: нам и десять по плечу. — Но предупреждали: — Если будет двадцать пять, снова Зимний будем брать». — Вот это спорно: что, брать Зимний из-за повышения цены или из-за чего ещё? — Вдруг смеётся: — Передали мне на встрече в библиотеке письмо солдата домой: «Здесь такие ветры, что танки и трактора сдувает, они идут навстречу ветру зигзагами». Это, наверное, невесте. Чтоб посочувствовала. Таковы писатели: врут и ждут одобрения. Налей чаю покрепче. Новый завари. Погорячее. «Ты помнишь ли, философ мой, как розги ум твой возбуждали?» Там же, в «Фаусте» пушкинском о корабле, который везёт «модную болезнь», «Всё потопить!». Быстро и хорошо. А мы эти корабли западные, европейские, не топили, а с цветами встречали.
Пьём крепко заваренный.
— Теперь не уснём.
— Вспомни Писание: «Бодрствуйте, да не внидите в напасть». Наливай!

Рядовой необученный 

Всё-таки для меня в вековечном споре о том, что важнее: форма или содержание, важнее содержание. И вообще, в русском искусстве главное — содержание. В литературе, как бы коряво ни была выражена мысль, если она выражена, она действует. Как бы ни совершенна была форма, если в ней ничего не заключено, она ничего не значит. А вот в жизни форма бывает первостепенной.
Пример:
В давнем времени работы на московском телевидении я был знаком со сценаристом-ВГИКовцем Саввой. Они, вгиковцы, помогали друг другу: пристроить сценарий, а то и позвать на какую-то роль или в массовку ради заработка. Савва любил выпить, то есть в деньгах нуждался. Его знакомый режиссёр, тоже вгиковец, снимал военное кино. И там у него была маленькая роль генерала. Три эпизода: генерал перед штурмом появляется в окопах, подбадривает бойцов, второй эпизод: идёт бой, он смотрит напряженно в стереотрубу, а в конце, в третьем эпизоде, награждает отличившихся. Снимает папаху и ею утирает потное лицо.
У Саввы была внушительная внешность: крупный, черты лица резкие, брови прямо брежневские, глаза чёрные, всегда прищуренные.
Снимали в Подмосковье. Савва позвал меня посмотреть. От меня подразумевалась плата за такую милость, понятно какая. Взявши красивую по форме и сорокаградусную по содержанию ёмкость, приехал на съёмки. Что-то, как всегда у киношников, у них не ладилось. Крики, беготня. Савва, встретивший меня, был хорош. Чистый генерал, и не меньше. Я, как человек три года отслуживший плюс летние переподготовки, то есть уже офицер запаса, даже ему откозырял. Очень довольный произведённым эффектом, Савва повёл меня в палатку, где они, актёры, переодевались. Конечно, там были и стаканы, и какая-то закуска. Выпить с генералом — это, доложу я вам, кое-что. 
Выпили. Савва достал свой военный билет. В нём, в графе воинская специальность, значилось: «Рядовой необученный».
— Я же не служил, — весело сказал Савва. — А для генерала по фактуре подошёл. Тут военный консультант, полковник, меня, чему надо, учит.
— А почему ты не служил? — спросил я, хотя не очень ловко было задавать такой вопрос боевому генералу. Тем более уже слышались звуки моторов, хлопнули выстрелы.
— А это тётка. Была старшей в медкомиссии при военкомате, какую-то болезнь вписала, меня и комиссовали. В белобилетники. На случай войны окопы рыть.
За «генералом» прибежали. Он перед боем хлопнул ещё стаканчик, утёрся папахой, и мы пошли. Он в кадр, я к зрителям.
Боя как такового не было. Снимали командный пункт, то есть генерала. Ну, Савва был точно генерал. Ещё тот актёр. Глядел в стереотрубу, переживал, отрывался, орал на телефониста:
— Пятого мне! Пятый! Мать-размать, разуй глаза! Третий! Дрыхнешь? Перину тебе послать?
Отсняли и дубль. Вроде хорошо. Пошли к палатке, в которой съёмочную группу кормили. Сели за стол. 
Довольный Савва приказал консультанту: 
— Полковник, пару кофе. 
А мне: 
— Я ещё для озвучки текст напишу, ещё копейку сорву.
 Тем временем боевой полковник пошёл и принёс кофе для рядового необученного. 
 Вот что такое форма.

На обложке: Виктор Лихоносов на факультете журналистики КубГУ, май 2019 г.

​