Песни нашего двора: «И вновь продолжается…» 

От редактора

Пришедшая на страницы «Камертона» Талия — вовсе не знак редакционной «борьбы с лишним весом». Талия — муза комедии, четвёртая из дочерей Зевса, выступающая вслед за третьей, Мельпоменой, музой трагедии. Коренное свойство человеческой психики: потребность смеха после нахлынувших трагедий и ужасов. 

Эту базовую закономерность через 2800 лет видел и Карл Маркс: «История всегда повторяется дважды: первый раз — трагедией, второй — в виде фарса». Что ж, и 21-й век — бурно форсирует и фАрсирует наше восприятие Истории, политики. Хоровод макро-шольцев, байдо-джонсонов танцует вокруг ковёрного клоуна (в самом прямом, биографическом смысле). Трагифарс.

​

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Перед началом «Пения» мы с товарищем отломали у старенького школьного пианино часть молоточков. С чем это было связано? Пытаюсь вспомнить…
Преступление, конечно, раскрыли по горячим следам. И преступление довольно серьёзное. Ремонт пианино стоил приличных денег и усилий. Выговор от завуча — меньшее зло по сравнению с вызовом и пропесочиванием родаков. Они, в свою очередь, оторвались на мне уже дома. И то была реальная жесть.
Угол, слёзы, лишение всего, что позволено ребёнку в советской жизни: карманных денег, мороженого-пончиков, кино по выходным. Мультиков, естественно. И главное — «никаких гуляний!». Сиди дома. Читай. Учи уроки. Что, в принципе, было неплохо.
Книги я любил. Читал запоем. С тоской выглядывая в окно, внимая через форточку эху хоккейных баталий со двора: ледовая коробка шумела не по-детски. 
На столе стояли фото наших кумиров: Мальцев, Якушев, Харламов. В тумбочке — «запрещённые» слова английских песен Маккартни с приписанными к ним сверху аккордами. В углу комнаты — вожделенная гитара. За которую брался только после выполненных домашних заданий. До 4-х утра терзая струны в маленькой хрущёвской кухне. 

Тем не менее…

Нас убивала жуткая неестественность текста, мелодии. Убивал тупой пафос «утреннего неба» с каким-то на нём «стягом». До сблёва выбешивал этот «молодой» не к месту Ленин — да какая разница! Дряхлый, юный ли — нам были абсолютно пофиг и тот беспредельный «продолжающийся» за что-то бой, и чёртов Октябрь. И чёртовы новые победы над неведомым врагом.
С кем воевать, кого громить, над кем победы? От чего эта дикая феерия счастья «всемирных» коммунистических стройотрядов?! 
Футбол — да, реально. Хоккей — выше крыши. Гитара, литература. Битлы, Стивенсон, Мохаммед Али — наше родное, советское. А тут: «В мире — зной и снегопад. Мир и беден, и богат». — Тьфу!! 
Мы вожделенно выламывали молоточки на школьном инструменте — с полным убеждением, что делаем правое дело. И, сорвав «Пение» с этой никому не нужной ораторией, мы — попросту герои-революционеры. Анархо-радикалы, крушащие стереотипы к едреней фене. И таки низвергли их, стереотипы…
Когда же пианино починили (а дело шло к весне — ко дню рождения Ильича), директор назначил нас с товарищем… солистами(!) хора. Весело и с огоньком поющего на праздничном концерте «И вновь продолжается бой…». Кудах-кудах, трах-тибидох, вот попали…
И мы её спели. Получив кучу оваций, поздравлений и… прощение за содеянное. 
Ночью, уча сложные аккорды к импортным песенкам, я будто вытравлял, по-чеховски выдавливал из себя то, что мы проходили на уроках музыки: бесконечную войну, Бухенвальд, орлят выше солнца, Аврору. 
А ведь здравствовали ещё многие старики-вояки. Настоящие выжившие герои с настоящими боевыми орденами-наградами. Их порой приглашали на классный час или политинформацию.
И в детской душе проистекала в некотором смысле катавасия.
Так, уча по ночам рок-н-роллы и прислушиваясь к далёким звукам джаза из расхристанного дедова приёмничка, — днями ты оказывался лицом к лицу с миром, восхваляющим правительство, партию и людей, победивших в страшной войне. 
Ты был не против, чессговоря, был даже «за». Здорово же, что одолели проклятый ненавистный фашизм! Но…
Ты элементарно многого не осознавал — и чрезмерный пафос, и всеобщее параноидальное перевозбуждение от звуков барабанов-горнов-труб. И этих странных напыщенно-важных дядечек в каракулевых шапках, — ровно сошедших с больших позолоченных портретов.
Тебе казалось, что там, где рок-н-ролл — свобода. Там, где хоккей — свобода. 
Где «Ленин — такой молодой» — какое-то враньё, принудиловка и обязаловка. Гниение, тлен. 
И ты бежал оттуда к своей гитаре, стряхивая с себя совок. В радужных мечтах улетая в Лос-Анжелес на концерт «Иисуса-суперзвезды». Где Магдалена пела невероятно райским голосом про райскую жизнь. Где за свободу пришлось, разумеется, поломать копий. Но зато под зверский роково-фуззовый аккомпанемент с крутыми барабанами Яна Пейса. 
Так из дня в день. Год за годом…
Ты засыпал, в вожделении: — там. Очухивался, измождённый от недосыпа: — здесь. Там — здесь. Здесь — там. Так прошло полвека…

Уроков пения давно уже нет. Социалистический пафос скрылся за мутным облаком непонятного нам, совкам, ЕГЭ. Нам, с детства привыкшим творить-выдумывать-мастерить-изобретать. 
Хеви-метал, треш-панк, рэп, диско-хип-хоп изборождёны вдоль и поперёк: негде пробу ставить, как говорится. 
Изъезжен мир: вдоль и поперёк. 
Просижены нары: от сумы до тюрьмы…
Тысячи раз собран-разобран автомат: «…шёл солдат, преград не зная, шёл солдат, друзей теряя». — Куда деваться, прошли и это.
Похоронены товарищи, приятели. Родители. Молодость. Безалаберность. 
Мир стал другим. Мы, — выжившие в 90-х, — стали иными. 
Школа стала другой. Дети — стопроцентно другими. Игры, развлечения, фильмы, даже мороженое-пончики — всё не то. 
А песня осталась.
И пока жив один из её авторов — А. Н. Пахмутова — в этом году ей 95. (Н. Н. Добронравов ушёл в 2023-м.) — Низко, до земли кланяюсь обоим в пояс. Желая здоровья Александре Николаевне и тёплой душевной погоды в дом. Повторяя их великое произведение наизусть. Без принуждения и пинков. Сам. 
Искренне и честно: «…в жизни важен первый шаг». — Совершенно не помня слов маккартниевских рок-н-роллов. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

​