Как дети фронтового города

Второй день наступившего года. Сегодня семья перемещается по маршруту прихожая-ванная, ванная-прихожая. Весь день ракетная опасность: гремит ПВО, сыплются осколки, гудит сирена. Снова задувает в открытые окна, и стены ходуном. Всё это на самом деле уже представляется таким обычным и повседневным, чем-то неотъемлемым, что лишнее упоминание о сирене, об опасности кажется банальным.
А вот ночь на четвёртое января в Белгороде прошла спокойно. И даже выпал снег. Впервые с начала года. Словно знал, что будет безопасно.

А Вовочка сказал:
— Всё затопило снегом.
Иногда смотрю в ВК воспоминания — свои же записи, сделанные в эту календарную дату в разные годы. 17 января прошлого года я писал: 

«...внезапный ночной подъем в 2:30 — над Белгородом работало ПВО долго и мощно. Проснулся и забегал Вовочка, просил потом полежать с ним. Матвей спал и ухом не повёл».

В этот раз 17 января ночью всё повторилось с разницей в десять минут. ПВО заработало в 2:40 — сбивали тех же «вампиров», которые 30 декабря частично достали нас. Прибежали Вова с Матвеем, Лена ушла к Полине. Под утро мне снилось, что бахает. Проснулся, а оно и тут бахает, дети жмутся с двух сторон. Пять утра. Сирена. Ракетная опасность.
Вова проснулся, тормошит меня, а я всё ещё во сне: 
— Папа, я знаю, что тебе сонно, но жизнь важнее! Давай пойдем в ванную. Буди Матвея.
Бужу Матвея, поднимаю, ставлю на ноги. Три зомби идут в ванную, стелю одеяла, укрываю пледами, закидываю игрушками.
Когда выходим, Лена говорит:
— Наверное, сбили одну ракету и несколько беспилотников!
— Ого! Это как ты определила? По звуку?
— Был один громкий бах и несколько потише.
Позже читаем в новостях: сбито десять ракет.
В школу дети не ходят, учатся удалённо. В сад дети не ходят. Полина не ходит туда, наверное, весь этот учебный год. И вряд ли уже попадёт — пора готовиться к школе.
Жена высказалась о ситуации с дистанционным обучением:
— Я на месте учителей вообще бы повесилась. Прямо на уроке.
Вообще жена стала высказываться о происходящем довольно часто и точно:
— Вокруг какая-то жопа творится. С нового года только две вещи хорошие произошли. Первое: это выпал снег и второе: ввели дистанционку.
А вечерами теперь вместо фильма или сериала:
— Пойдем смотреть, сейчас новости будут.
Седьмого февраля было сорок дней с трагедии 30 декабря. Сбежал с работы. Был дождь или мокрый снег, или то и другое вперемешку. Стихийный мемориал у «Маяка» — «Сердце Белгорода» с отверстиями от осколков обложен красными цветами. Аккуратно усажено множество мягких игрушек. Сердце как будто выросло на вершине холма из цветов. Горит множество свечей в стеклянных банках. Дождь и мокрый снег, а они горят! Как? Много людей, зонтов, фотоаппаратов, всё руководство. Молитва. Слёз не было, пока не стали перечислять имена. Рабов божьих. Отроков. Младенцев.
12 марта был насыщенный день на ракетную опасность. В общей сложности она длилась весь день. Внезапно обнаружил, что мне нравится обустраивать спальное место детям в прихожей. А самое ценное, свои любимые игрушки, дети разместили в ванной, тоже завернули одеялами. 
У школьников Белгорода праздник — в связи с продолжающимися атаками на город губернатор объявил три дня самоподготовки!
Матвей: 
— Три дня выходных!!!
Вова: 
— Так ещё два выходных потом!
Матвей: 
— Пять дней выходных!!!

Сейчас уже кажется странным, но еще в марте запущенный по городским громкоговорителям сигнал тревоги еще не означал обязательный обстрел и работу ПВО. Во время одной из утренних пробежек по набережной Везёлки, примерно в трёх километрах от дома, началась сирена. Но сейчас я расскажу не об этом, уже привычном для белгородцев явлении, а о том, как лебеди летели над прудом за Хоркиной. 
Бегу я и слышу цоканье копыт. Лошадей. В той локации это обычное явление — лошадей водят катать детей в парк Победы как раз по той дорожке, вдоль левого берега Везёлки. Я по сторонам — нет никаких лошадей. Да и... Какие лошади? Какое детское катание? Ракетная опасность!
И вдруг замечаю! Два лебедя летят над водой, и этот звук — в точности цоканье копыт по асфальту — издаёт воздух, рассекаемый размахами двух пар лебединых крыльев. Шеи вытянуты ровно параллельно глади воды, а туловища под наклоном — тяжёлые жопки отвисают. Белгород обстреливают, гудит тревога, слышны разрывы сбитого чего-то.
Вова из ванной зловеще комментирует:
— Всё, сегодня уже не 16 марта, а 666 марта!
Матвей о ситуации в городе кратко обобщает:
— Я хоть и маленький, но мне при таких обстоятельствах тоже матюкаться хочется.

Дети ночуют в прихожей. Полину не видно, спрятанную под одеялами, подушками, игрушками. 
Спрашиваю Матвея:
— Матвей, а ты Полину не видел?
— Полина меня ночью сильно пугала. Я обернулся, а там голова какой-то девочки стоит. А потом я понял, что это Полина, а не какая-то голова другой девочки. Она меня так три раза пугала.

Беседы детей утром 18 марта:

Полина (5): да, мощно сейчас бабахало!
Матвей (8): но не так мощно, как тридцатого!
Вова (11): не факт, вообще не факт.

Беседы с женой перед сном 19 марта:

— Посмотри, сколько одна Точка У стоит?
— Триста тысяч долларов.
— А один Вампир?
— Сто шестьдесят пять тысяч долларов.
— Выходит, сейчас над городом сбили два миллиона долларов!

Утро, 5:30. Бах! За ним ещё. Вскакиваю. 
Сонная жена:
— Это вылет.
— Как ты определяешь?
Ругаясь и расталкивая друг друга, бегут в ванную Вова с Матвеем. Иду к Павлине. Спит. Не стал будить. Говорю мальчишкам ложиться, это вылеты. Идут ложатся, иду ложусь. Вылеты продолжаются. Смотрю харьковский канал. Да, у них прилёты. Нет света, нет воды. Сидят в укрытиях. Смотрю, какие светлые, молодые, красивые лица. И как они нас ненавидят! Вылеты и волнами гул длились до шести. На каждый вылет шквалом проклятий в адрес Белгорода огрызался харьковский чат. Ракеты летели транзитом через Харьковскую область (в Днепропетровск, Запорожье...) Теперь я знаю, что крылатая ракета — это просто гул, наплывающий и стихающий. Без хлопка, без баха.
— Я персики собирала, — обиженно сообщает жена, — варенье варить собиралась. А теперь всё.

Бежал в спортзале на беговой дорожке. В ушах наушники, ничего не слышу. Незнакомая спортсменка робко так подошла и помахала. Снял наушник.
— Вы извините, там сирена завыла, наверное, надо всем... Туда...
Передо мной в панорамном окне как раз автобусная остановка и два укрытия. Только теперь заметил, что из укрытий торчат люди. Интересно, куда я смотрел, прежде чем незнакомая спортсменка робко подошла ко мне — обычно вижу, как маленькие человечки набиваются в бетонное нутро коробки. Остановил дорожку, ушёл вглубь зала, и стало греметь. В эти прилеты в пяти километрах от меня от взрыва погибла женщина, вышедшая гулять с собаками; одна из двух собак жива.

23 марта, 7:00. Сирена. В прихожей топот четырех ног — мальчишки забежали в ванную первыми. Павлина пришлёпала и упала на расстеленные халаты. В этот раз пришлось и по центру, и по нашей улице. Мы целы, у нас всё норм. Павлина ушлёпала, зарылась в кровать и снова спит.
Перед сном очередной раз инструктирую мальчишек, как только сирена — сразу вскочили и бегом в ванную.
Вова: 
— Я понял, я всё сразу слышу! У меня мозг и уши хорошо связаны!
И тут — сирена. Я только услышал, а Матвей уже перепрыгнул через меня и убежал. Хм... Вернувшись в свои кровати после тревоги, Вова с Матвеем активно обсуждают план по захвату США, всего мира, Канады, и Германии. Говорю Матвею:
— Матвей, зачем тебе это? Ты же добрый, овечек любишь!
Матвей: 
— А еще жучков, паучков, зайчиков и собачек.

24 марта. Успели погулять с детьми во дворе до того, как на прогулку вышли двадцать два вампира. Сбитые над нашими крышами. После выборов президента стало неспокойно, тревожно в Белгороде. График сбился. Если вы понимаете, о чем я. Когда бомбят по два-три раза в день ежедневно, примерно в одно время, к этому привыкаешь. Знаешь, что сейчас будет, готовишься. Когда весь день тишина — тревожно. Что-то пошло не так. Каждый раз думаешь, неужели и правда подбили этого блуждающего по линейке вампира, но...
Особенно чёткий график сформировался к выборам — стабильно трижды в день — сиди, русня поганая, в подвалах, не ходи, БНР, голосовать! Да! В день выборов президента стали с женой свидетелями уникального звукового явления! Вернулись с избирательного участка. Не прошло и пяти минут, как началось. Одновременно: сирена, взрывы и колокольный звон на Смоленском соборе! На протяжении всего обстрела и сигнала ракетки звонил звонарь! Перезвонил и сирену, и взрывы. Надеялись, что после выборов бомбить перестанут — не перестали. Изменили график. В новостях сказали, будут делать санитарную зону.
Жена размышляет:
— Похоже, санитарную зону делают не в ту сторону.

Недавно в городских пабликах ВК запустили голосование — включать ли ночью сирену ракетной опасности. Проголосовали 75-25. Эй, 25! Неужели лучше проснуться от взрыва (если повезёт), чем от сирены, которая подарит вам десять секунд, которые, возможно, спасут вам жизнь?!
Похоже, я был последним, но в марте я впервые открыл украинские каналы. «Х... Харьков» и еще один, который, что позабавило, русскоязычный, в основном предупреждающий о входах/выходах и опасности/отбое. Сообщения публикуются на русском, ну, а комментарии уже двуязычные. Не знаю, стоит ли удивляться, или это норма, но если коротко, нам всем желают смерти. Всем. Абсолютно. Всем русским. Всему русскому.
Цитирую: «Мечтаю, чтобы вся рашка стала выключателем, нажал выкл., и её нет», и под этим тысячи одобрительных смайлов. Написано на русском. Если кто-то в Белгороде погибает от прилёта, там праздник! Разрушен дом, горят авто — праздник! Ребёнку оторвало руки — праздник! Там же комментарий на русском: «Смешались в кучу кони, люди» — тоже цитата. Нет ненависти к этим людям. Есть боль — жалко людей, которые не понимают, что они это мы. Я так и подписан на эти каналы. Бывает, грохочет, и непонятно: это сюда или отсюда, а «Х... Харьков» открыл, и сразу видно: вылет или прилёт — радуются или матерятся — там уже всё знают.

Случился «Крокус» — Белгород сошёл с центральных каналов...

А у меня свои беды — не могу писать. Тексты висят в работе. Как месяц назад написал пять листов, так и ни с места. Открываю, смотрю, закрываю. И это бесит. Мозг как будто притупился, деградировал. Зато вдруг стихи записал! Двадцать лет не писал. А тут повылезли. Душа, чтоб её, оголились и полезла, попёрла!

3 апреля. В Белгороде с утра тихо. 
Жена лежит, охает:
— Это затишье... Чем дальше, тем хуже от него становится!
Это потому, что у нас в Белгороде как? Отгремело — значит, есть два-три часа, чтобы успеть куда-то сбегать и вернуться, поехать и доехать целым.
А когда тихо и тихо, и тихо..., не знаешь... ничего.

Утром ко мне под одеяло прилез Матвей. 
Чешет мне бороду и говорит:
— Буду обнимать тебя как лягушку!
И предсказывает:
— Ракетная опасность сегодня будет: днём, утром, вечером и ночью.
Ракетная опасность случилась днём, утром и вечером. Ночью не было. Нострадамус.

Посреди бела дня самолёт преодолел звуковой барьер. Видно этого не было, зато было очень громко слышно — так, что тряслись, а кое-где даже бились оконные стёкла. Звук был очень похож на звук взрыва. Полина на секунду замерла, а потом тихо сказала: «Пошла я в ванную» — и пошла в ванную. Потом, когда начались мощные вылеты ракет в Чугуев Харьковской области, Полина, ничего не говоря, пошла в ванную.

18 апреля. Первый раз завыла около 23 часов. Все спали. В коридоре столкнулся:
а) с Вовой — он мимо меня прошмыгнул по коридору в ванную; б) с Матвеем — он упёрся в меня и поднял руки; ещё спал, его надо нести. Павлина на руках у Лены провисела в прихожей. Сбили четырнадцать вампиров. Отбой. Второй раз — в 2:30. Ох, как неохота вскакивать!
а) Вова мимо меня прошмыгнул в ванную. б) Матвей, свернувшись в клубок и ухом не повёл. Закинул его на плечо, снёс в ванную, он так и висел. в) Лена просто легла с Полиной, Полина даже не проснулась. Сбили 21. Отбой. Легли, в башке гудит. 
Лена:
— Это сирена воет?
— Это в голове воет.

19 апреля. Полночь. Ракетная. Грохочет. Дети в ванной, слушают.
Вова: 
— Ого! Как будто таз взорвался!
Матвей: 
— Или как микроволновка, полная еды!
А вечером Матвей сказал: 
— После ночных обстрелов мы весь день были вялыми.

8 мая. Утро. Спим. Сирена. Подпрыгиваем, бежим. Лена к Павлине, я к мальчишкам.
— Мальчики, мальчики, мальчики, мальчики!
Сонный Вова, огибая меня, выходит из комнаты. Червяк Матвей обхватывает мою голову, утыкается лицом между плечом и шеей, отказывается возвращаться в чёрную реальность. Подхватываю его, несу в ванную. Сидим, не включая свет. Два двадцать ночи. Воет как зверюга.
— Воет как зверюга, — говорю, — да?
Вова отвечает да. Матвей мне в шею отвечает «дя».
— Как будто гигантский комар-мутант!
Наконец затихает, возвращаю на место червяка Матвея, расходимся.
Ложусь в кровать, закрываю глаза и вдруг вижу старую сковородку, пространство вокруг меня сжимается в небольшое помещение, похожее на какую-то незнакомую кухню, деревянная лавка. Важная тонкая кошка подходит на носочках и настойчиво трётся мордой о штанину, прикрывая зелёные плошки. Это возвращается сон, который я видел до сирены.

Ночью на 9 мая три раза просыпались от сирены. А оказалось, их было четыре. Одну реально проспали. Не услышали. «А» — адаптация? Или «И» — иммунитет? 9 мая по первому каналу только в вечерних новостях упомянули про ночной обстрел Белгорода. В кадре съёмка с прилётами по жилым домам, там громко гудит сирена. 
Кричит Вова:
— Сирена! Сирена! Все в ванную!
Выключаем звук на телике. Сирена не выключается. Орёт снаружи.

Несмотря на всё то, что сыплется на головы и пускает корни в душах, город продолжает жить культурной жизнью. Посетил мероприятие — чемпионат поэзии. Проходил он в «Октябре». С детства люблю это место. Прежде был просто концертный зал, теперь культурный центр. Теперь там много локаций, комнат. Большой зал, малый, столы, стулья, кресла-подушки, кофейня. Зал, где проходил чемпионат поэзии, находился внутри здания, без окон и дверей. Как только вышел на сцену ведущий Саша и начал мероприятие, началась сирена и взрывы снаружи. Громко, ощутимо. 
Саша сказал:
— Как раз хотел сказать, что если будет ракетная опасность, то никуда бежать и искать убежище не надо, мы уже в убежище, все будут прибегать сюда.
В зале приглушенное освещение, только фонари над сценой. Одновременно с началом выступления одной из участниц, Даши, завыла очередная сирена. Это создало интересный эффект аккомпанемента. Как будто кто-то включил её специально под выступление юной поэтессы. Это так и выглядело со стороны — Даша невозмутимо читала стихи, словно ревущая за стенами «Октября» сирена — это часть её номера. 

12 мая. Семь утра. Второй раз за утро сидим в ванной. 
Вова: 
— Если нас будут по сто пятьдесят восемь тысяч миллиардов раз в день обстреливать, то от Белгорода ничего не останется.
Смотрим Казанский марафон. На экране спортсмены бегут по большому красивому городу, где, что странно — ни одного укрытия! Это замечает Полина.
— Папа, а там есть укрытия?
— Нет, там не бомбят.
Матвей (возмущённо): 
— Нифига себе им везёт! Хочу, чтобы наш дом был там!
Воет ракетная опасность. Входит жена. Смеётся так, что аж плачет.
— Конечно, это нехорошо, — говорит, задыхаясь, сквозь слёзы, — но сейчас, когда загудело, смотрю в окно, знаешь, там тётка с мопсом гуляет? Как загудело, смотрю, бежит, а мопс на плече у неё, как торпеда, лапами кверху, глаза на выкате и язык из пасти по ветру болтается.
В это время на Щорса 55-А попаданием ракеты рухнул подъезд десятиэтажного дома. 
После теракта с обрушением дома мы боялись, что детям снова сделают каникулы. И так этот учебный год они учатся лишь номинально. Дистанционное обучение с нахождением дома, в своей комнате, в окружении своих игрушек, в близости кухни и холодильника — это тот еще процесс. Захотел — включил, захотел — выключил учителя: никто не проконтролирует, никто не будет сидеть рядом. Классную и домашку переписывают по пять раз, потому что писать не умеют, и не хотят уметь. Ну хоть получают и выполняют домашнее задание. Все выходные, чтобы взять на час телефон, писали по пять страниц прописей — с нуля — палочки и крючочки. Один и другой.
Утром один закрывается в одной комнате, другой в другой. Уроки. Павлина остаётся одна.
— Ты будешь в своей комнате? Или на надувном матрасе в прихожей?
— Лучше я пойду в ванную.

Прихожая в квартире — самое безопасное место, не считая в ванной. Но в ванной не поспишь, а спать в прихожей детям очень нравится. Все вместе, втроём, два матраса, три подушки, три одеяла, три тысячи мягких игрушек. Полина просыпается и сразу спрашивает:
— Мама, мы сегодня где будем спать?
Слова «ракетная опасность» лично для меня стали уже какой-то банальщиной. В день слышишь их по тысяче раз. Пишу текст или пост и уже думаю, чем их заменить? Куда ни глянь — ракетная опасность. Читаешь новости, заметки, посты, стихи — везде ракетная, ракетная, ракетная! Это словосочетание уже стало штампом. В своём же тексте вижу — снова она, и снова, и опять. В одной этой заметке слова с корнем «ракет» встречаются двадцать два раза! Что, больше слов других нет? Писать больше не о чем? А так и получается, что не о чем. Или это такая географическая деформация восприятия реальности? 
Вот и город наш губернатор уже назвал не прифронтовым, а фронтовым…

Записано январь-май 2024 года, Белгород

​