Записки жителя прифронтового города

Белгород всегда был приграничным. Ближайший город к нему — Харьков — в восьмидесяти километрах. Час на машине — и ты там. Ближайший российский — Курск — в два раза дальше.
До известного времени можно было хоть каждые выходные мотаться на море в Крым, да хоть и в тот же Харьков — за дешевыми шмотками на «барабашку» да за дешевой водкой, которая, однако, была вкуснее местной. Но потом случилось то, что случилось, и Белгород из приграничного стал тупиковым:

Украину закрыли — закрыли Харьков, закрыли Крым, который зато теперь наш. А нынче и вовсе — город стал прифронтовым. Как говорят по телевизору, «вести из прифронтового Белгорода».

***

24 февраля, раннее утро. Мы слышали, как началась СВО. Проснулся от отдаленных залпов артиллерии, сразу так и подумал, что стреляют, не счел это чем-то удивительным. Только позже понял, что слышу эти звуки впервые в жизни. Не в новостях, не в кинофильме, а на расстоянии практически вытянутой руки. Долго стреляли, долго.
— Ты слышишь? — Голос жены тихий, но не сонный.
— Слышу.
— Началось.

***

Первое апреля, восемь утра, веду детей в школу. Горизонт черный. Дым в полнеба. Интересуюсь в дружеском чате: что горит? Мне в ответ: хохлы нефтебазу взорвали! Я посмеялся: ну хорошо, первое апреля как-никак, шутите! Оказалось, что нет. Два боевых вертолета на низкой высоте прилетели с территории Украины, разбомбили нефтебазу и улетели. Если вести по карте прямо, то это в пяти километрах от нашего дома. Еще и типографию обстреляли, где печаталась моя первая книга!

***

В городе появились военные. Пыльные грузовики «оттуда», уазики с черными номерами, но главное — на улицах очень много людей в камуфляже, в таких же серых от пыли берцах. Для Белгорода такое количество военных никогда не было характерным, несмотря на присутствие нескольких воинских частей. Обычно видишь, как идет строй из части на Кирова с мыльно-рыльными в баню на 3-го Интернационала.

***

Сильно подскочила валюта: за сто рублей перепрыгнули и доллар, и евро. Соответственно, поднялись и цены. Когда президент перевел расчеты на рубли, курс стал падать, но цены в продуктовых — нет. Доллар упал до пятидесяти пяти рублей, а цена на наше местное белгородское молоко с тридцати пяти возросла до тех же пятидесяти пяти и там осталась. Интересно, это как-то связано?

***

Стала работать ПВО. Поначалу было страшно: казалось, взрывы, бомбят. Даже не страшно, это не то слово, скорее — тревожно. Тревожно оттого, что не знаешь, что сейчас будет и будет ли. Ночью просыпаешься от каждого шороха. То ли проезжает машина, то ли летит бомба; то ли воет ветер, то ли летит бомба; то ли гром, то ли взрыв. Но потом стало понятно, что бомбы не падают, а их сбивает в небе ПВО. Слава ПВО! Спасибо, что ты есть! Все чаще на языке вертятся слова из песни: «А он мужчина хоть куда, он служил в ПВО!».

***

Один раз ночью громыхнуло так, что задрожали оконные стекла и включились все сигналки во дворе. Было это 3 июля — сбитый заряд упал на жилой дом и сдетонировал. Погибла семья беженцев из Харькова. Но тоже нашли куда бежать, земля вам пухом. Взрывной волной разрушен квартал, и битые стекла еще на несколько кварталов в округе. Если по прямой, от меня до этого квартала один километр. Теперь там установлена памятная плита.

***

Когда два года назад объявили ковид и сопутствующую дистанционку, в первый день город опустел. Это в самом деле казалось необычным и удивительным. Еще никогда народу на улицах не было так мало. Но длилось это лишь один день. Люди денек посидели в карантине и повылазили. В случае с СВО все не так. Даже несмотря на обстрелы, людей на улицах всегда много, на рынках толкучка, ведь каждый знает точно, что в него не попадет.

***

Особо сочувствующие горожане разукрасили свои автомобили символикой СВО — буквой Z и патриотическими лозунгами. Когда объявили (частичную) мобилизацию, таких машин поубавилось. На момент написания этой заметки (частичная) мобилизация закончилась, и буква Z стала снова осторожно появляться на авто.

***

Когда объявили (частичную) мобилизацию, я был в Москве. Звонит жена:
— В Белгороде ни одного солдата. Ни одного. Вообще. Все там.
От этих слов почему-то впервые стало не по себе. Как будто пройдена некая точка невозврата, как центральный поворотный пункт кинофильма, в котором у героя отсечены пути для отхода. И в котором все мы — массовка.

***

Кто-то из моих знакомых уехал из страны, кто-то ушел добровольцем. У всех разное отношение к процессу. Я почему-то даже не задумывался над тем, как поведу себя, если принесут повестку. Видимо, решил искать ответ на этот вопрос по мере его актуализации. Что бы я делал? Наверное, пошел бы в военкомат. Точно так же в середине девяностых, когда старшеклассники ломали в школьном туалете себе и друг другу руки, чтобы получить отсрочку от призыва, я был уверен, что никогда не попаду в армию. И ничего не ломал ни себе, ни друзьям. После школы пошел с одноклассником в военное училище. И вот двадцать лет как офицер запаса, но повестку мне в связи с (частичной) мобилизацией не принесли. И слава (наверное) богу!

***

С мобилизацией обстрелы Белгорода и области стали регулярными. Два раза в день, примерно в обед и к концу рабочего дня, слышны хлопки ПВО. Это теперь воспринимается как привычное и даже вполне понятное временное обозначение.
— Ты будешь не раньше двенадцати?
— Да, думаю, после бомбежки.
— Между первой и второй?
— Ну да.
Иногда гремит отдаленно, иногда так, что вибрируют стены и сходят с ума сигналки. А в небе отовсюду видны белые или серые «букеты». Город маленький, не понять, где сбили: над центром или аэропортом (север), на Харьковской горе (юг)? Слышно и видно примерно одинаково, и всегда ощущение, что прямо над тобой.
Отчего-то даже не страшно. Правда, когда «хлопочет» раз, потом еще раз, потом еще где-то ближе, организм как будто сжимается, замирает, наливается свинцом в ожидании следующего взрыва. Сразу звонишь домой:
— Ну что, слышали?
— Слышали.
— Че дети?
— Да че, носятся, как слоны.

***

Школы и детские сады города перевели на дистанционку. Сперва до первого ноября, затем до первого декабря. В садике, куда ходит моя младшая дочь Полина, сделали дежурную группу. Отрабатывают тревогу: всех детей нужно быстро собрать и отвести в подвал — в убежище. Воспитатели волнуются: детей много, а рук только две. Когда помогаешь собираться одному ребенку, остальные стоят, ждут. Как выбрать, кого из детей одевать в первую очередь? Когда страшно взрослым, детям тоже страшно. Перестали водить Полину в дежурную группу. Все трое дома. С мамой.

***

Собрали тревожную сумку. Сложили документы, какую-то наличку, трусы, носки, печенье, воду, поставили в прихожей, чтоб, если что, сразу схватить и бежать. Сидят на своих кроватях дети — девятилетний Вова и шестилетний Матвей, пихают в ранцы свои игрушки. Вова заталкивает в мешок большую подушку в форме авокадо, Матвей — фигурки трансформеров и инопланетян.
— Дети, вы что делаете?
— Мы собираем все самое важное на случай, если придется бежать в убежище.

***

Губернатор приказал службам города оборудовать в подвалах жилых домов убежища. Не знаю, как в подвалах других домов, но наш дом, панельная хрущевка 1974 года, имеет подвал, весьма сомнительно подходящий для целей убежища. Для начала — там земляной пол, по которому если пройдут несколько десятков пар ног, то поднимается такая пыль, что станет ничего не видно, да и дышать получится вряд ли. То есть это не цокольный этаж хотя бы с голыми бетонными полами и перекрытиями, а котлован, вырытый для цокольного этажа. Наш первый этаж как раз над этим котлованом.
Далее — запах. Не знаю, что это, но, наверное, все, что связано с отходами жизнедеятельности обитающих там же мышей, крыс, дворовых кошек, а также всяческими средствами, которыми время от времени травят тараканов, клопов и прочих вредителей, то есть вдыхать этот воздух — та еще радость.
Якобы было поручено оборудовать подвалы скамейками и точками доступа к питьевой воде, но ребята, я вас умоляю. Лично я забегаю в подвал лишь в случаях крайней (сезонной) необходимости: вынести/занести елочные игрушки, детские санки, велосипед — и скорее обратно, на воздух. Не представляю, как (не дай бог придется) вести туда детей и находиться ¬какое-то время. Единственное, что сделали городские службы с подвалами нашего дома — это вынесли разный крупный хлам. Спасибо и за это!

***

Из Петербурга звонит товарищ, ржет:
— Ты кровати от окон отодвинул, долбоящер?
В какой-то момент звуки работы ПВО становятся привычным явлением. Идешь и только голову поворачиваешь в сторону хлопка. Замедлил шаг на секунду, обернулся и снова пошел, нужно успеть, пока светофор зеленый. Патрульный гаишник от неожиданности подпрыгнул на месте, но тут же поднял жезл, останавливая очередную машину для проверки. Группа студентов-¬иностранцев, громко гомонящая со смартфонами в руках, даже не прекратила свой веселый галдеж.

***

Знакомые покидают Шебекино. Ему достается больше всех. Центр города в семи километрах от линии границы. А самые многострадальные шебекинские села Муром и Середа и вовсе на этой лини. Гибнут люди, разрушаются дома. Снаряды попадают в магазины, аптеки, детские сады, спорткомплекс, ТЦ. Пишу знакомой из Шебекино: «Ты как?» Отвечает, что уже месяц в Подмосковье у подруги с детьми; как торговый центр взорвали, в тот же день купила билеты, детей в охапку — и на поезд; на фиг надо; тяжело, конечно, жить у чужих людей, но что делать?
Мне тоже пишут из разных городов, предлагают жилье. Зовут и в Тюмень, и в Пермь, и в то же Подмосковье. И даже в Израиль. А для меня что Подмосковье, что Израиль — одна фантастика. Ну куда мы с тремя детьми? Взять и все бросить? Что-то даже не знаю. Не про меня это. Не могу относиться к этому всерьез. Видимо, значит, еще не совсем приперло.

***

А тут в новостях объявили, что уничтожен артиллерийский батальон, обстреливавший Белгородскую область. Несколько дней тихо. Уже раз так было, что почти две недели не стреляли. Потом началось снова. Вот и ждем, когда уже все закончится или начнется снова. И все уверены: в меня точно не попадет!

Ноябрь 2022 г., Белгород

30 декабря — чёрный день календаря

Я хорошо запомнил этот день. Он был солнечным, ясным, и после нескольких серых дней на редкость кристально-чистым, ярко-голубым было небо. В этот день к детям приехала бабушка — моя мама. Формально обменялись подарками — шампанское, дракончики (символ наступающего года). Уселись пить чай. На радостях, что сплавили детей, умчались с женой "гулять" — на рынок. Докупать, что не успели к новогоднему столу. Потом она еще поднималась в "Детский мир" забрать заказ. Дома мама объявила, что ведет детей в макдональдс (так, по старинке, мы называем "вкусно и точка") — ну что за радость! Снова одни дома! — Потом еще пошли гулять на солнечные часы.

***

Громыхнуло так, как никогда. Так близко, что просто уже нельзя ближе, и так громко, что громче просто не бывает, словно прямо по нам. С окна сорвало жалюзи и вбросило в кухню. Хорошо, что окна были открыты. Жена детей быстро в ванную. Быстро, быстро! Загоняю их, закрываю за ними дверь в ванную, а оно всё гремит и гремит. Дверь под моей ладонью трясётся, как лист бумаги, стены гудят.

***

Хожу по квартире, ем заваренное несколькими минутами до пюре ролтон с ржаной пампушкой, Лена спешно пихает в чемодан вещи, несет детям одежду одеваться. 
— Я сумку собрала, документы, деньги там. Ты тоже что-то своё собери в рюкзак.
Я — ага, взял первые попавшиеся джинсы и носки на табурет и хожу ем дальше. Ш — Шок.

***

В первые минуты, как утихло, с женой у окна:
— Смотри, горит!
Горел угол соседнего дома. На месте окна квартиры на первом этаже - черный провал. Горела газовая труба, струя огня взвевалась до третьего этажа. Потихоньку из подъездов выходили люди. Мимо наших окон пробежал сосед Вовка с газовым ключом, за ним пробежал сосед Мишка. Анжела из первого подъезда потеряла собачку. Растерянная, ходила кругами, звала.
— Пойду тоже.
— Куда?
— Туда.
В соседний двор, где горел дом. Там лежала женщина. Поперек лестницы во двор выше. Наташа. Люди, собравшиеся вокруг неё, называли её имя. Много крови. Яркой, рубиновой. Наташиной. Несколько людей оказывали ей помощь, придерживали и бинтовали голову. Наташа не подавала признаков жизни, но была жива. Кричал мужчина (возможно, муж, не знаю). Подбегал и отбегал, беспомощно метался по сторонам. Просил всех сразу отвезти в скорую. 
— Ну кто-нибудь! Ну отвезите в скорую! Машин сколько! Ну что за люди! 
Ему отвечали, что не довезут, что не доедет. Кто-то говорил, что надо осторожно — шея. После нескольких безуспешных попыток дозвониться 112, я дозвонился, назвал адрес. Сказали, что в курсе, едут. 
Со двора вышел на улицу. По всей Чумичова вниз — сплошная пробка. В ярком синем небе ещё более яркий чёрный дым вверх. Из нашего двора, со стороны универмага "Белгород", со стороны "Маяка", снизу, со славы. Слышу разговоры, что у Победы горит пять машин. Реанимобиль действительно ехал. На дороге битые машины объезжал по встречке. Мужчина во дворе рыдал безутешно. Его, обхватив, успокаивал сосед из четвертого подъезда. Наташу не спасли. 
Врач из реанимобиля вышел и кричал на весь двор:
— Есть ещё пострадавшие?!
Только тогда я вслед за этим врачом остановился и осмотрел двор. Во всем соседнем доме были выбиты окна. Битое стекло под ногами, устилало всю землю, весь асфальт . Воздух тяжелый, гнетущий, словно в нём растворилось это битое стекло. В ушах засело, затаилось гудение и осталось там, беззвучно, но ощутимо. 
Пострадавших больше не было. Вовка погасил горящий газ. Анжела стояла с собакой на руках.
— Нашелся?
— Да, он, оказывается, в подъезд забежал, там сидел, пока я в подвале пряталась.
Наташа осталась лежать у лестницы. Увозили уже по темноте. Несколько часов она так и лежала, укрытая, поперек лестницы.
— Это нормально, что она до сих пор лежит? Может, позвонишь?
— Да наверное, уже позвонили сто раз.
— Да наверное, все так думают, и никто не звонит.
Набираю 122, сразу дозвонился, сказал. Меня переключили на 112. Сказал еще раз, там ответили, что не в курсе, всё записали. Вышел во двор. Там уже стояла машина, двор перетянут полосатой лентой, люди с планшетами и протоколами, и просто люди. Наташу на носилках погрузили, увезли.

***

За весь день рука не поднялась сделать фото того, что происходит. Не сделал ни одного кадра. Хотя Вова из ванной очень просил снять видео, как горит соседний дом.

***

15 минут до — от нас уехала мама.
— Позвонить маме!
Ну ты как? Цела? Цела, уже дома. Когда бомбили, её затащили в какой-то магазин "Магия вкуса". Не знаю даже, где у нас такой.

***

За полчаса до — на солнечных часах, куда прилетело, гуляли мои дети с бабушкой.
За полчаса до — жена была в детском мире, куда попало, и где погибли дети.
За час до — мы ходили по центральному рынку, и даже сняли шапки — так было тепло и солнечно! А соль забыли.
— Ничего, у тёть Гали возьмём.

***

Дети сидят в ванной. Матвей просит:
— Папа, принеси мне Ду-Ду! Я не хочу, чтобы он там остался!
— А где он?
— Под столом его домик в коробке.
Вова поддерживает:
— А рядом домик Ки-Бу и Мэй-Ка, принеси их тоже.
Полина тут же:
— А мне принеси Лу-Ду!
Сидят все в ванной, одеялами укрытые, поют песни. Это их игрушки фёрби.

***

Утром 31 декабря Вова проснулся и спрашивает:
— А мы сегодня весь день будем дома сидеть?
— Да.
— Эх, я не успел сделать подарок Мэй-Ка!
Притих город. Жизнь постарается стать такой, какой была еще позавчера, но, конечно, уже прежней не будет. И только голуби, как срали, так и будут срать на подоконник.

***

2 января бабушке исполнилось бы 96 лет. 5 лет, как её нет с нами. Ночь со 2 на 3 января всей семьёй, впятером, мы первый раз спали в прихожей на двух матрасах (больше не поместится), зато со всех сторон стены. Хорошо, что бабушка не видит всего этого. А может как раз видит. Обложились подушками, одеялами, миллионом мягких игрушек. Все вместе на одном пространстве, я давно так хотел попробовать, честно говоря. Тесно, но в какой-то мере даже интересный опыт. Если бы не причина. За ночь дважды работало ПВО. То громче, то тише, ближе, дальше, срабатывали сигналки машин, гудело, включали сирену. Полина во сне что-то рассказывала...

Январь 2024 г., Белгород

​