Как Дмитрий Овчаренко с топором два десятка фрицев уложил
Как Дмитрий Овчаренко с топором два десятка фрицев уложил
13 июля 1941 года близ села с удивительно подходящим для обозначения судьбы нашедших там свой конец оккупантов названием Песец произошел необычный бой. В ходе которого красноармеец Овчаренко не просто освободился из плена, — но и вышел победителем из схватки с фашистами. А главным его оружием стал… обычный плотницкий топор!
К исходу третьей недели от начала гитлеровского нападения на СССР дела у Красной Армии шли не самым лучшим образом.
Хотя, надо сказать, на Южном фронте противостояния с врагом они выглядели еще достаточно неплохо — на фоне других участков. Все-таки здесь наши части еще удерживали значительную часть Молдавской ССР, — не говоря уже о побережье Черного моря с его «жемчужиной» — Одессой. По сравнению с Белоруссией, где Минск был оставлен уже на 6-й день войны, и Украиной, где спустя всего пару дней начнет «замыкаться» кольцо окружения вокруг двух армий Юго-Западного фронта, 6-й и 12-й (печально известный «Уманский котел») ситуация на юге выглядела почти приличной.
На этом фоне вблизи вышеупомянутого села Песец в Хмельницкой области УССР и развернулись события, достойные стать сюжетом для голливудского боевика а-ля «Рембо». Хотя уж если быть точным — куда больше тут напрашиваются аналогии со сценарием «В осаде». Особенно ее первой части, — где герой Стивена Сигала занимает скромную должность корабельного кока на могучем линкоре «Миссури». А потом, вдруг вспомнив свою спецназовское прошлое, — за считанные часы очищает боевой корабль с ядерным оружием на борту от захвативших его зловредных террористов, заодно спасая США от нескольких новых «Хиросим» минимум.
Впрочем, произошедшее 13 июля 1941 года с Дмитрием Овчаренко, пожалуй, далеко «переплюнуло» фантазии сценаристов голливудского блокбастера. Там все-таки «простой повар»-Сигал на деле оказался далеко не простым «работником камбуза». А обладателем весьма почетного 7-го дана (из 9 возможных) по айкидо — японского боевого искусства, созданного мастером Морихеем Уэсибой. Пусть его американский адепт, ставший популярным актером, отнесся и, гм, весьма творчески к системе борьбы, направленной на максимальное щажение противника — и превратил ее в очень эффективное смертоубийство, демонстрируемое в ряде фильмов со своим участием.
***
А вот Дмитрий Родионович никаким не то что «сэнсеем» (учителем), но даже «ути-дэси» (учеником) какого-нить «кунфу» или «джиу-джитсу» отродясь не был. Родившись в селе Овчарово Харьковской губернии (ныне — в Луганкой области) в 1919 году в семье плотника, мальчик с малолетства старательно овладевал другим, не боевым, а обычно мирным искусством — владения плотницким топором. И, как показали дальнейшие события, — научился работать им воистину мастерски! Кстати говоря, рисовать из него образ некоего «добродушного деревенского увальня, которого из-за природной, хм, несметливости назначили лишь ездовым», как грешат немало источников, повествующих о подвиге Овчаренко, — будет очень большой натяжкой. То, что мальчик окончил «всего 5 классов», — ну, так он же не в городе или хотя бы в райцентре жил. А полные средние школы тогда работали только в таких крупных населенных пунктах. Большинство юношей и девушек довольствовались от силы 7 классами образования, — при желании продолжая учебу в техникумах, а ребята — и в военных училищах. И лишь наибольшие «вундеркинды» грызли гранит науки дальше, — чтобы поступить в ВУЗ сразу. А не как многие другие желающие, получив рабочую профессию, параллельно завершая среднее образование в «вечерней школе».
Но Диме-то все это было зачем? Не в силу некой отсутствующей «врожденной тупости», — но, наоборот, в силу понимания того, что престижные аттестаты и дипломы ему не очень-то и нужны. Он же с малолетства учился работать топором и рубанком, — становясь, как говорится, «мастером от Бога». И какой тогда смысл даже в техникуме учиться? Чтобы начальником стать? А в столярной мастерской и с 5 классами работать можно, — главное, чтобы руки «куда надо стояли» — и голова варила. До революции вон, когда началась Первая мировая, выпускников и 4-х классов «церковно-приходской школы» нередко в школы прапорщиков направляли, — после окончания которых они получали первый офицерский чин и личное дворянство, становясь «их благородиями».
Да и в ездовые Дмитрий Романович в июле 1941 года попал лишь случайно — и временно. И кстати, отнюдь не в статусе свежемобилизованного с началом войны, — которому только и успели вручить винтовку практически без сколь-нибудь длительной подготовки хотя бы уровня «курсов молодого бойца». Отнюдь нет — Овчаренко был призван в РККА еще в 1939 году — и к описываемым событиям был уже опытным солдатом-старослужащим, как сказали бы сейчас на армейском сленге — «дедом».
И до недавнего назначения ездовым пулеметной роты служил бойцом одного из пулеметных расчетов в том же подразделении. Куда и вернулся после недолгой карьеры ездового — о чем, забегая наперед, прямо повествуется в наградном листе, поданном командованием для присвоения ему звания Героя. Тут ведь подвиг — подвигом, но «поощрять» повышением в пулеметчики солдата, бывшего доселе лишь «водителем кобылы», да не в мирное время, а когда идут тяжелейшие бои — это как-то не то. Если боец не имеет опыта обращения с достаточно грозной боевой техникой, не научился меткой стрельбе, — то такое «повышение» в лучшем случае приведет к неимоверной и напрасной трате патронов, пули от которых будут лететь куда угодно, только не по врагу. А в худшем, не получивший потерь враг сам нанесет тяжелые потери подразделению, где служит такой горе-пулеметчик.
Почему же Дмитрий Овчаренко в июле 41 года оказался ездовым? Наиболее распространенная версия — его перевели туда из-за ранения. Все-таки таскать тяжеленный пулемет Максим вручную — задача не просто для здоровых, но и физическим сильных людей. Там ведь только сам ствол с водой для охлаждения в кожухе весит 27,5 кг, — а бронещиток с колесами — так еще дополнительные 40 килограммчиков. Причем колесиками этими в «транспортном режиме» пользоваться нежелательно — быстро разбалтываются. Вот и приходилось, если нет рядом хотя бы телеги, «номерам» пулеметного расчета таскать свое оружие по частям вручную.
Хотя, конечно, нельзя исключать и того, что пулеметчика временно перевели в снабженцы из-за какого-то «залета» — в некоторых источниках вскользь сообщается, что с дисциплиной у сельского парня с Луганщины были определенные проблемы. Из-за чего получивший звание Героя Советского Союза так и воевал до самого конца в звании всего лишь рядового. Впрочем, такие проблемы зачастую имеются у многих и других старослужащих-«дедов», во все времена, — когда они уже готовятся к вожделенному «дембелю». И даже начавшаяся война, отдалившая этот «дембель» на долгие 4,5 года, наверное, тоже не всегда могла образцово дисциплинировать таких бойцов к строгому выполнению всех пунктов Устава.
***
Тем не менее именно внешний имидж скромного ездового во многом и определил исход эпического боя у села Песец. В самом деле — выскочившие на телегу, которой Дмитрий Овчаренко доставлял в свою часть боеприпасы с тылового склада, полсотни немцев на двух машинах видели перед собой лишь неопасного для них «тыловика», которому и винтовку вручили больше «для мебели». Тем более что ее советский солдат тут же и сдал. Право, хоть в некоторых источниках и пишется о том, что «немцы выбили оружие из рук красноармейца» — это уже больше фантазия авторов подобных историй.
В самом деле, встреча телеги с боеприпасами и моторизованного отряда немцев произошла-то не мгновенно. Так что чисто «технически» время стрелять из «Мосинки» у Овчаренко по врагам было. Другое дело, что выстрелить он сумел бы максимум раз, от силы два — после чего его бы самого поразили ответным огнем из полсотни винтовок, автоматов, а, может, и пулеметов. А потом оружие уже не пришлось бы «выбивать» — враги просто бы взяли его из рук нашего павшего воина. Пусть павшего и «смертью храбрых», как обычно писали тогда в «похоронках», — но не факт, что командование пулеметной роты даже узнало бы о геройской гибели своего бойца в суматохе непрерывных боев и смены позиций. Так что максимум в «похоронке» значилось бы «пропал без вести»…
Понятно, что вышеозначенные соображения вряд ли волновали в этот драматический момент нашего бойца. Но выбор он сделал правильный, — не став вступать в безнадежный бой сразу. В котором ему вряд ли бы даже позволили вести прицельный огонь, — «нашпиговав» его тело свинцом сразу после попытки навести на врагов свое оружие. Так что скорее всего первым действием рядового Овчаренко при виде более чем превосходящих сил противника на близком расстоянии, был универсальный для признания поражения жест во всех армиях мира — поднятие рук вверх.
К слову сказать, жестом этим в первые, самые тяжелые, месяцы войны окруженным красноармейцам приходилось пользоваться все чаще. Немецкая (3,38 млн пленных до декабря 1941 года) и наша (2 миллиона) статистика хоть и различается в цифрах, — но что их были миллионы, не спорит никто. Конечно, ставить на одну доску этих бойцов, измученных многонедельными тяжелыми боями без отдыха и сна, нередко откровенным голодом и часто боевыми ранами, — и рядового Овчаренко, который вместе с сослуживцами воевал в гораздо менее тяжелых условиях неокруженной армии, не совсем корректно. Но как бы там ни было — факт есть факт, обычно люди, сдававшиеся в плен, уже просто не имели воли к продолжению борьбы. Отчего их после пленения хоть и конвоировали немцы, — но обычно на порядки меньшим числом солдат, особо не опасавшихся бунта или даже побега тех, кто сдался.
Несомненно, уже немало насмотревшиеся пленных красноармейцев немцы, наткнувшиеся на Дмитрия Романовича, ожидали от него точно такого же поведения. Тем более что видели перед собой обычного ездового тыловика — что-то вроде нынешних «поваров и водителей», которыми зачастую объявляют себя многие сдающиеся бойцам российской армии на фронтах СВО их противники. Типа «да я и не “комбатант” вовсе, а так — почти гражданский, что с меня взять».
Вот таким «почти гражданским» тыловиком и воспринимали Овчаренко немцы. А он на деле оказался «крепким орешком», сохранившим желание сражаться! И как только в ходе его допроса немецким офицером враги ослабили внимание — наш боец выхватил из сена на телеге топор и начал им эффективно «работать». Потом бросил одну за одной еще три «заначенные» во все том же сене гранаты, — нанесших противнику немалый урон.
***
Вообще описание той эпической схватки в разных источниках нередко различается в деталях. Варьирует число машин, на которых приехали гитлеровцы, их самих порой называют даже «диверсантами», — которые все же обычно за линию фронта отправляются отнюдь не на грузовиках, — а тайными тропами, пешком, если не ползком). Эффект от «рубящего оружия» нашего бойца тоже описывается в диапазоне от «снес голову вражескому офицеру» до только «разрубил ее напополам». Дальнейшие действия Дмитрия Овчаренко также описываются в выражениях от «догонял бежавших фашистов, рубя их топором» до «он добивал топором лежащих на земле после разрыва брошенных им гранат врагов». Даже и бегство уцелевших в одних источниках описывается «они бежали, куда глаза глядят», в других — сбежали на уцелевшей машине.
Чем можно объяснить эти расхождения? Да просто тем, что единственным источником информации о том бое был… сам рядовой Овчаренко! Причем, как пишут некоторые авторы, со временем эта история обрастала все новыми подробностями — на манер «охотничьих баек», которые любят рассказывать те, кто традиционно желает друг другу «ни пуха, ни пера». Так что да — поручиться за стопроцентную точность и достоверность ряда деталей той истории достаточно сложно.
Например, относительно «полусотни немецких солдат при трех офицерах», из которых 21 были уничтожены нашим бойцом — остальные бежали. Во-первых, сосчитать поголовно такое число людей, да еще находясь в смертельной опасности вначале плена, затем — в горячке боя — очень проблематично. Во-вторых, ну не совсем уж полными «трусливыми зайцами» были немецкие солдаты, — чтобы лишь «в ужасе разбегаться»? В первые минуты, ошеломленные кровавым зрелищем мести нашего воина оккупантам, — безусловно, могли. Но потом, бежав (причем большинство с оружием, надо понимать) в разные стороны, ни одному не обернуться, и не выстрелить в «страшного русского»?
Но может, потому и не отстреливались, — что отстреливаться то было уже некому — если Овчаренко положил их всех, и выживших просто не было? Собственно, даже если бы выжившие фашисты и остались — писать рапорты начальству о столь эпическом разгроме от рук единственного «русского унтерменша» они бы точно не стали. А то и под трибунал самим было бы недолго загреметь. Тем не менее нельзя исключить и то, что вернувшихся к своим «фрицев» после боя у села Песец просто не существовало в природе.
***
Вышеупомянутые моменты ничуть не могут свидетельствовать о том, что невероятная победа нашего красноармейца является его вымыслом! Ведь как шутят полицейские следователи самых разных стран — «нету тела — нету дела». В смысле — тела погибшего, по которому открывается следствие по делу об убийстве. А вдруг человек просто решил от нелюбимой жены уйти, например, — по-английски, не прощаясь, — да так, чтобы она и не знала, куда он делся?
Так и слова Дмитрия Романовича спустя несколько дней были проверены его полковым начальством. Собственно, кроме самих пресловутых вражеских тел наш боец сразу же предоставил в штаб полка их документы, офицерские планшеты, карты. А потом посланные оттуда люди осмотрели и само место побоища, — как раз и найдя там железные доказательства в виде немецких трупов. Так что если кто-то даже сомневается в цифре общего числа участвовавших в этом бою фашистов, — то уж насчет убитых Овчаренко двадцати одном из них (включая двух офицеров) сомневаться не приходится. Именно поэтому командующий Южным фронтом генерал-лейтенант Рябышев и Член военного совета (комиссар) Корниец вскоре, не колеблясь, подписали представление на звание Героя Советского Союза. Присвоенного бойцу Указом Президиума Верховного Совета 9 ноября 1941 года.
Итак, сам факт боя у села Песец и его результаты в виде двух с лишним десятков уничтоженных гитлеровцев сомнений не вызывают. А относительно сомнений насчет описанного самим Овчаренко сценария этого боя? Так, по сути, лучшим доказательством его истинности как раз и являются эти невероятные результаты! В самом деле, как иначе одинокий красноармеец, вооруженный даже не автоматом, а всего лишь винтовкой, способной стрелять в лучшем случае раз в 3 секунды, смог уничтожить столько врагов? Они что — стояли, как бараны на бойне, ожидая, что наш боец их всех постепенно положит? Даже не смешно…
Неизвестно, рассказывали ли Овчаренко, в школе или уже в армии, о Суворове, — но 13 июля Дмитрий Романович фактически четко действовал согласно завету великого российского полководца: «Удивил — победил!» Сначала дал врагам расслабиться, усыпил их бдительность своим простоватым видом скромного ездового, сдавшегося без боя в плен. А потом наоборот — ошеломил их внезапной атакой! И ладно бы с помощью винтовки или даже ее штыка, — но уверенно действуя топором! Немцы ведь тоже были фронтовиками, — а не «кисейными барышнями», падающими в обморок при виде крови. Но все же раны, получаемые бойцами в обычных боях, от пуль и осколков снарядов и гранат, обычно менее натуралистично-кровавые.
А тут — враз отрубленная голова немецкого командира, хлещущие из перерезанных топором сосудов шеи потоки крови… В общем, было отчего врагам впасть в ступор. Да еще и прежний вроде бы «тыловик-увалень-унтерменш» в одночасье превратился едва ли не живое воплощение древних мифов о героях германских и скандинавских эпосов — настоящего «берсерка». Заляпанный вражеской кровью и с окровавленным топором (которым орудовал не хуже средневековых рыцарей, тоже не чуждавшихся этого оружия), кричащий что-то непонятное, а потому и страшное, — внушающий гитлеровцам всем своим видом мистический ужас. Пока многие (если не все) из них и не были отправлены на тот свет. Настоящий, как модно сейчас говорить, «когнитивный диссонанс» — и оказавшийся для двух с лишним десятков оккупантов роковым.
***
Так что сам факт подвига нашего героя никаких сомнений не вызывает — пусть последние и могут касаться отдельных малозначительных частностей. А потому и заслуженное награждение высшим званием СССР, и широкая известность до сего дня невиданной победы Дмитрия Овчаренко выглядит вполне логичными и оправданными. Правда, дальнейшая биография самого героя-красноармейца известна широкой публике намного меньше. В большинстве источников, по сути, укладываясь в несколько строк: «Воевал на фронтах Великой Отечественной войны в должности пулеметчика — пока не погиб в начале 1945 года в боях за Венгрию». При этом обычно указывается, что Звезда Героя и прилагающийся Орден Ленина были его него единственными наградами. Однако на некоторых фотографиях у него видны и другие ордена и медали.
Кстати, уже упоминавшееся выше объяснение «Дмитрия Романовича не продвигали по службе, потому что он был не в ладах с военной дисциплиной» отнюдь не бесспорно. Вполне возможно, что он сам не хотел расти в званиях, становиться командиром. Как говорится, не все хотят быть начальниками, — да и не всем это дано. Зря, что ли, еще в юношеском возрасте парень отказался продолжать образование после полученных (и на то время — вполне себе «базисных») 5 классов, потому что никем больше, кроме хорошего плотника в жизни, быть не хотел?
Так и в армии солдат хотел и дальше оставаться просто хорошим пулеметчиком, — несмотря на высокий статус Героя Советского Союза. Начальство, по-видимому, предложив несколько раз повышение, «ломать через колено» хорошего бойца не захотело, удовлетворившись его чистыми погонами рядового. Пусть и вошедшего в историю благодаря не своей основной военной профессии пулеметчика, — но «мастера работы с топором», ставшего в его умелых руках грозным оружием неслыханной победы над несравненно превосходящими его по численности врагами.
Хотя, конечно, дело не столько в самом топоре — и даже не только в умении им владеть. Но — в наличии у человека героического духа, готовности сражаться до последней капли крови даже во вроде бы безнадежной ситуации, даже в плену, — что и делает бойца настоящим Воином с большой буквы.
