Поэт Юрий Ключников и «Тайна Шекспира»
Поэт Юрий Ключников и «Тайна Шекспира»
Время и место действия
Первый из вечеров, посвященных 95-летию поэта, переводчика Юрия Михайловича Ключникова, собрал в Доме национальностей на Басманной многих ценителей его творчества.
Скончавшийся в прошлом 2024 году, — автор многих книг, лауреат множества премий, — оставил нам великолепный корпус сочинений, поразительный по широте тем.
Это диалог почти со всей мировой культурой, объема невероятного, даже с учетом того, что до самого своего 93-летия Юрий Михайлович сохранял творческую активность. Об этом завидном поэтическом долголетии говорил и телефильм «Хранители света», режиссёров Ангелины Башле и Полины Квашниной. За несколько дней до встречи на Басманной, он признан победителем среди документальных фильмов на Международном кинофестивале в Тамбове.
Вот этот фильм:
На экране 92-летний Юрий Михайлович ведет живой разговор со скульптором Григорием Потоцким. Знаменитый российский ваятель, чьи монументы сегодня украшают города на всех континентах мира, невольно сыграл роль журналиста-интервьюера, а весь фильм — серия сеансов лепки скульптурного портрета поэта Юрия Ключникова превратился в глубокий и блестящий диалог двух Мастеров о жизни, искусстве, странах, которые довелось посетить неутомимому путешественнику. В основном — Востоку: Алтай, Индия, Тибет, Непал. «Рериховские места», — пожалуй, главная страсть Юрия Михайловича, и проследив некоторые маршруты, «покоренные горы» под пять тысяч метров, его объективно можно назвать еще и — альпинистом.
Но, слава Богу, «падения» на восхождениях Ключникова — случались только в переносном, и то: в самом узком, советско-карьерном смысле слова. Успешного журналиста, главного редактора Новосибирского областного радио и Западно-Сибирской студии кинохроники, редактора издательства «Наука»... в 1979 году обвиняют в «идеализме и богоискательстве», увольняют с работы, и следующие шесть лет Юрий Михайлович — грузчик на новосибирском хлебозаводе. Знакомые с обстановкой, лексиконом тогдашних партийных разбирательств, «товарищеских судов», фельетонов, легко представят наверняка звучавшее тогда слово: «рериховщина». Юрий Ключников перевел «Бхагавадгиту», «Махабхарату», внушительный корпус суфийской поэзии. Наверно, некоторые сегодняшние ревнители обвинили бы его уже не в «богоискательстве», а в «искательстве бога — далековато от дома», и… оказались бы так же неправы.
«Юрий Михайлович был глубоко православным по вере, культуре человеком… хотя и считал, что мы живем не единожды», — размеренно-спокойно свидетельствовал его сын, известный психолог, философ Сергей Ключников, главный редактор журнала «Наука и религия». Сергей Юрьевич на вечер Памяти отца пригласил в Дом национальностей не только «коллег по цеху» — поэтов и переводчиков Геннадия Иванова, Валерия Латынина, Ивана Кононова, Петра Акаемова, — но и культурологов, историков, общественных деятелей: Романа Багдасарова; координатора движения-фонда «Моя родословная» Алексея Сафиоллина; секретаря Союза журналистов Москвы Виктора Черёмухина.
Продолжение 200-летнего «шекспировского» спора
Среди многих заслуг Юрия Ключникова перед российской и мировой литературой одна имеет прямое отношение к проблеме, вопросу с первой половины 19 века стоящего на стыке литературы и… международного детектива. Правда ли, что лондонский актер («второго плана» — в сегодняшней терминологии) и стратфордский откупщик Вильям Шекспир был автор великого корпуса сочинений? И примерно с того времени, середины 19 века, — любой шекспиролог, переводчик его произведений, вольно-невольно стал еще и конспирологом. В случае Юрия Ключникова и Натальи Гранцевой — невольно. О творчестве и печальной кончине в 2024 году известной петербургской поэтессы Натальи Гранцевой, литературоведе и, получается, влиятельном оппоненте Юрия Ключникова, я публиковал очерк.
А — «невольно», в том смысле, что они, оспаривая (Ключников) и отстаивая (Гранцева) авторство Вильяма Шекспира, были вынуждены в своих книгах исследовать, цитируя, критикуя тех шекспиро-конспирологов, которые как раз — «вольно». То есть сделавших участие в 200-детнем диспуте — своей профессией. Действительно ли у великих пьес — другой автор? Число претендентов, невольных, разумеется, современников Шекспира уже перевалило за полтора десятка, и число растет и в наши дни. И по каким причинам (здесь уже «детективщина рулит») эти шедевры были вдруг переданы «сыну стратфордского перчаточника, актеру и акционеру (держателю пая) коммерческого театра «Глобус»? Антистратфордианцы (современные политологи назовут их: «шекспироскептики»), подразделяются на группы в зависимости от того, кому они приписывают авторство великих произведений:
Марлеанцы считают: это написано Кристофером Марло,
бэконианцы — Фрэнсисом Бэконом,
оксфордианцы — графом Оксфордом,
ратлендианцы — графом Ратлендом,
и ещё с полдюжины главных кандидатов...
На 2015 год, подсчитывали, в мире опубликовано почти 2 000 000 исследований творчества Шекспира, и большинство ныне касаются «проблемы авторства». Энциклопедия Брокгауза (начало ХХ века) фиксировала только «бэконианцев». И как фиксировала! В самой статье о: «Бэкон Френсис», что он писал за Шекспира — ни слова, ни ссылки. Великий философ, канцлер Англии, неудобно. Зато в Брокгаузе есть отдельная статья. Название… о, это изюминка: «Шифр Бэкона»! (Мне послышалось, или это икнул Дэн Браун?)
Первой бэконианкой стала американка Делия Бэкон, дальняя пра-пра-пра… внучка (но — по историку-литературоведу Брандесу — просто однофамилица) философа-канцлера. Предъявляя свои права в 1855-м, Делия Бэкон приехала в Стратфорд и целыми днями сидела близ надгробия Шекспира, надеясь, как объясняла, на результаты спиритического сеанса. Решив, что все тайные документы скрыты во гробе, «Делия Бэкон пыталась поднять могильный камень. Умерла в приюте для умалишенных в 1859. И ее предположения подхватили адепты бэконианцы. Немец Борман развернул “бэконовскую теорию” в книгу, не указывая при этом на miss Bacon как на источник… (Цитата не из каких-то желтых «Тайн звёзд» — Брокгауз!) Материалы мисс Бэкон так же используют без указания источника бэконианцев: миссис Потт и графа фон Экстедт».
М-да. Граф, фон… грабящий почившую умалишенную. Впрочем — немец же. Но… пятнадцать человек на сундук мертвеца — как-то уж слишком, избыточно даже для такой скандальной темы. А из тех, что уже в наши дни пополнили «очередь в Шекспиры», можно назвать его современницу поэтессу Амелию Бассано, Ланиэр по мужу. Еврейка из Венеции, перешедшая в христианство, написавшая поэму «Славься Господь, царь Иудейский». До недавних пор в шекспирологии она упоминалась лишь как кандидатка в «смуглые леди сонетов» (героиня, к которой обращены многие шекспировские сонеты). Но на нынешнем перекрестке поэзии и конспирологии — от Адресата до Автора: всего один шаг. И шаг этот смело сделал исследователь творчества Шекспира англичанин Джон Хадсон. Представьте только: юная «смуглая леди» каким-то образом сумела описать в исторических пьесах и хрониках сложную и для взрослых историков эпоху «Войны Алой и Белой розы», а в сонетах, получается, влюбленно описывала — саму себя?! Встретив вал критики, Джон Хадсон в многочисленных интервью жаловался: «Шекспир превращен в бизнес, стоимостью во многие миллиарды. Любая антистратфордианская работа — покушение на престиж и английскую туристическую индустрию». Например, скончавшийся лет 10-15 назад принц-консорт Филипп (отец нынешнего короля Карла III) за свое антистратфордианство был резко порицаем.
«Цену вопроса» можно понять и из злоключений кинофильма знаменитого режиссера Роланда Эммериха «Аноним», выпущенного в 2011-м году. Там отвергалась традиционная версия авторства. И сторонники стратфордианской версии назвали это — покушением на «самый знаменитый экспортный товар Британии» и даже мощь Голливуда не помогла: фильм прошел «малым экраном», планировали 2 000 кинозалов, но кинофильм получим около 250 — «ушел в минус».
Вот этот фильм:
Джон Хадсон небезосновательно жалуется, что «подкопы под Шекспира — чреваты». Действительно, в современном мире можно подсчитать (возможную) капитализацию любого имени, бренда, события. Потому свое эссе в «Независимой газете» 2021 года я и назвал «Бренд Барда». Однако пора обернуться к роли Юрия Ключникова в этом международном споре. В его книге «Уильям Шекспир. Сонеты и поэмы. Поэзия шекспировской эпохи в переводах Юрия Ключникова» собраны все опубликованные к тому времени «теории», предположения об «истинном авторе произведений, приписываемых Шекспиру. Сергей Ключников провел исследования этих «теорий», его работа называется «Бездонная тайна Уильяма Шекспира».
И в итоге работы Ключниковых твердо заняли свое место в двухвековом противостоянии. В ней они развивают антистратфордианскую версию Ильи Гилилова и Марии Литвиновой. И она кроме российского признания заслужила высокую оценку («красивая и серьезная работа») даже у ведущих мировых шекспироведов — Джона Митчела и Джеймса Шапиро.
В России переводы Ю. М. Ключникова признаны (кроме поэтических достоинств) наиболее квалифицированными, точными. Причем он с благодарностью привел и работы всех предыдущих переводчиков. Выступил даже адвокатом, например, работ Маршака, объяснив вынужденную их неточность, — невозможностью в советский период сохранения «гомосексуальных мотивов».
И что важно, кроме шекспировский произведений он перевел и 14 поэтов-современников (их обычно называют «елизаветинцы»). Эпоха была такая, писали, сочиняли все: сама королева Елизавета, казненный ею экс-фаворит граф Эссекс, её канцлер Фрэнсис Бэкон, придворные, депутаты парламента, проповедники (Джон Донн, который «по ком звонит колокол»), адмиралы, аристократы, знаменитый пират Уолтер Рэли… И некоторые из них ныне числятся — истинными авторами «Гамлета», «Отелло»…
Анализ поэзии, историографии того периода сделал Ключникова убежденным (и убедительным) антистратфордианцем. Конкретнее — ратлендианцем, считавшим, что автор — граф Ратленд. Тут занятная есть перекличка веков: ратландианцем был и небезызвестный литератор (и госдеятель, нарком просвещения СССР) — Анатолий Луначарский. Он признавал, что «новая гипотеза верна и автор — граф Ратленд». Приведя все доводы ратлендианцев, и противников, он резюмировал: «Нам было бы приятнее, чтоб величайший в мире писатель был не из аристократии, а из низов. Но приходится признать, что Шекспир и Ратленд, по-видимому, одно и то же лицо»…
Так получилось, что я оказался знакомым — с обеими российскими участницами «шекспировского спора». Наталья Гранцева, которую я кратко представил в начале этого сюжета, — их влиятельный оппонент, во многих книгах доказывала авторство именно Вильяма Шекспира. И её компетентность так же была подкреплена: только глубокое изучение шекспировских текстов в подлиннике могло стать основанием столь неожиданных (и для соотечественников Шекспира) открытий. Её совершенно новое, парадоксальное, но и убедительное истолкование истинных пружин шекспировских сюжетов привлекло внимание шекспирологов и всех интересующихся историей Англии времен королевы Елизаветы и… России того же периода, то есть — Годунова и Лжедмитрия. Связующие то и другое нити, их след в литературе — Гранцева проследила столь же тщательно. И перед рассказом о трудах Юрия и Сергея Ключниковых — просто необходимо представить «Парадоксы Гранцевой».
«Второе дно» шекспировских сюжетов и русские на его страницах
В принципе, все русские в пьесах Шекспира, начиная с Гермионы из «Зимней сказки» («The Emperor of Russia was my Father»), известны, учтены, но и тут Гранцева предложила несколько неожиданных версий. Путь исследователя Гранцевой — лежит меж болотом банальщины и попсовыми «завлекухами». Многие тома литературоведческих разборов внушили читателю мысль, что все, касающееся Шекспира, уже освещено, «запротоколировано», и что-то «новенькое, интересное» можно ожидать только по части «сексуальной ориентации Вильяма нашего Шекспира» или детектива: почему подменили автора?
Но Гранцева берет, например, ту же Гермиону. Обычно поднимают справку: время написания «Зимней сказки» — 1610-й плюс-минус год. А первый русский император Петр стал таковым лишь в 1721-м году. Значит — надо исправить и перевести: «Моим отцом был русский царь». Так в Акте III и перевел Вильгельм Вениаминович Левик, автор огромного числа изданных в России, СССР текстов Шекспира. Но Гранцева оставляет нам интересный вариант. Как известно, и Лжедмитрий Первый титуловал себя — «император». Это 1605—1606 года, пять-шесть лет до написания пьесы. Да, для признания Петра — императором, ему нужно было выиграть войну, заставить противника принять сей титул. Но вхождение в обиход фольклорный, литературный, театральный? Это не предмет международного права. Так что переводчик В. Левик, подправивший слова Гермионы — неправ. Возможно, мерцающая подсветка полу-факта и была задумана Шекспиром? Дочь Лжедмитрия? Кстати, высокий градус торговых отношений тогдашних Англии и России известен, а как, в каком виде доходили до лондонских интеллектуалов новости из нашего Отечества в самый драматичный период его истории — это и разбирает Гранцева. Сюжеты «Смутного времени» особо привлекательны для писателя. Автор «Бориса Годунова» не даст соврать.
Новое у Гранцевой — в мотивах действий некоторых шекспировских героев. Например, герцог в «Ромео и Джульетте» всегда воспринимался — сугубо служебной фигурой: просто в его владениях была ссора Монтекки с Капулетти. Но Гранцева по-новому истолковывает пожелание герцога выдать Джульетту за Париса. Это его родственник. И оказывается, что пружинка интриги — не вражда двух родов, а интерес герцога, которому в итоге могут достаться владения Монтекки. И Отелло — жертва не любовной интриги, а сугубо материальной, но маскируемой под любовную. Отцы Дездемоны и Лодовико, соответственно Брабанцио и Грациано — входят в одну большую, отчасти мафиозную «семью». И поженить детей для них значит: «оставить деньги в семье». Но тут является Отелло — удачливый вояка, но низкородный (инородный!) плебей для их венецианского клана. И Дездемона бежит из дома, становится его женой. Гранцева:
«Дож, “крестный отец”, решает прирастить собственность “семьи” — Кипром, завоеваньем Мавра… Операция по устранению Отелло — законного владельца Кипра… хорошо организованная провокация, реализованная недооцененным подчиненным (Яго)».
Эта версия интриги сначала кажется шаткой. Чтоб Отелло, генерал («полевой командир») Венецианской республики, отвоевав у турок Кипр, приобрел «законную власть» над этой территорией?! Однако и этому отыскивается подтверждение. После трагической развязки Лодовико обращается к отцу: «Грациано, примите дом, вступите в обладанье наследьем Мавра». Далее. Гранцева:
«Все три дочери (Короля Лира, — И.Ш.) погибают своей смертью, свидетельствуя, что в данном случае истинность и неистинность дочерней любви — второстепенны. А первостепенно то, в чьих руках окажется королевство, правящая династия которого поголовно истреблена. Территория переходит под контроль французского короля».
Аналогично и в Дании: феерия убийств, тот «гамлетовский» вопрос для всех решен в пользу «не быть». А королевство-то, хоть и с «гнильцой» («Какая-то в державе Датской гниль!»), — переходит норвежцу Фортинбрасу. С помощью, теперь становится ясно, его агента, мнимого гамлетовского друга — Горацио. В давнем очерке о книгах Натальи Гранцевой я отмечал, что её подход к трагедиям Шекспира — латинский принцип: Cui bono (Ищи тех — «Кому выгодно»). И это более подходит к творчеству англичанина, чем легкомысленное французское «шерше ля фам», ищите женщину.
Интереснейшая ветвь её исследований: кроме русских — персонажей, мелькнувших на страницах Шекспира (в «Бесплодных усилиях любви» — король Наварры Фердинанд и трое его приближенных представились при французском дворе — «русскими вельможами»)… были и реальные русские юноши, посланные Борисом Годуновым учиться в Англию. И карьера одного из них, ставшего фактически консулом английской короны в Ирландии, — поразительный исторический сюжет, но пора вернуться к «спору об авторстве». Актер, сын перчаточника, или все же граф?
Так что мне «шекспировскую» книгу отца и сына Ключниковых — Сергей подарил без особого энтузиазма. Исходя из предыдущих моих очерков («Шекспир и торренты» («НГ-EL», 11.02.2016), по мере сил популяризующих версии их оппонента Натальи Гранцевой. Не изображая из себя апостола Павла, вдруг прозревшего «на дороге в Дамаск», я потом должен был признать: их критика стратфордианства весьма убедительна. Сын стратфордского перчаточника, затем актер и откупщик Шакспер (свидетельство о его рождении фиксирует именно Шакспер — Shaksperе) — не мог знать подробности жизни Дании и Италии, достоверно выписанных в якобы его пьесах. Но граф Ратленд побывал в Европе, учился в Италии, был английским послом в Дании! В Падуанском университете сохранились записи: там вместе с графом Ратлэндом обучались студенты Розенкранц и Гильденстерн…
Далее...
В текстах Шекспира есть цитаты из записных книжек Фрэнсиса Бэкона, на тот момент еще не опубликованных. Далее «драматург Шакспер» как раз после смерти графа Ратленда вернулся в свой Стратфорд и навсегда забыл о своем авторстве. В завещании «Шакспер», тщательно поделив стулья, кровати, не упомянул о правах на свои произведения, издававшиеся, шедшие на сценах коммерчески успешного театра… Актер-откупщик Шакспер во всех документах, связанных с жизнью королевского двора, отсутствует, тогда как его «младший коллега» драматург Бен Джонсон был принимаем, что зафиксировано, при дворе…
Такие и прочие подобные фактурные, хотя и косвенные доказательства, наполнили за столетия споров обширное досье. Но противники ратлендианцев опровергают их тем, что к моменту постановок первых произведений Шекспира (это были исторические хроники) Роджеру Маннерсу, пятому графу Ратлэнду, было всего 14 лет. Тут Ключников вкупе с Гилиловым и Литвиновой и выдвигают версию, которая, как выше было отмечено, получила признание ведущих современных шекспироведов Митчела и Шапиро.
Они считают: те самые первые хроники написал Френсис Бэкон. Но Ключников-Гилилов-Литвинова — наши шекспироведы — не механически объединили два давних отряда: «Бэконианцы» и «Ратлендианцы». Нет, ими была реконструирована картина их отношений. Осиротевший в 12 лет граф Ратлэнд принадлежал к Плантагенетам, династии, правившей до Тюдоров, к их Йоркской ветви («Белая роза»), и его судьба была можно сказать — делом государственной важности. Материальную сторону опекунства поручили лорду-казначею королевы барону Бёрли. А Фрэнсису Бэкону — опека и воспитание юноши. Эта версия их взаимоотношений немного напоминает дружбу Жуковского с Пушкиным. Даже разница возрастов примерно та же. Талант (Жуковский, Бэкон) был старше опекаемого Гения (Пушкина, Ралленда) — и примерно на такой же срок его пережил. Когда Фрэнсис Бэкон убедился в растущем поэтическом гении своего воспитанника, их творческий союз приобрел следующую конфигурацию.
Сэр Фрэнсис передавал свои черновики, исторические справки, схолии, а Ратланд некоторые из них использовал, создавая свои пьесы. Государственный деятель, некоторое время возглавлявший правительство, философ, чьи работы стали основанием современной науки, автор знаменитого афоризма Scientia potentia est («Знание — сила», ставшего именем ведущего советского, российского научно-популярного журнала), сэр Фрэнсис Бэкон не имел особых поэтических талантов, амбиций. Сегодня его назвали бы эссеистом. Но… театром он интересовался всегда, был автором и постановщиком нескольких назидательных пьес, шедших в английских театрах.
У дверей одного из них возможно и произошла встреча, положившая начало Великой Мистификации. Бойкий, разговорчивый молодой парень сторожил у коновязи театра «Глобус» лошадей, чьи хозяева в это время смотрели пьесы. Представившись, парень рассмешил Бэкона: грозная фамилия Shaksperе («Трясущий копьем») вдобавок весьма походила на дружескую кличку его воспитанника, графа Ратленда — Shakespeare. Этот образ восходит к древнегреческой богине: Афина Паллада (Потрясающая). У греков она потрясала копьём, грозя врагам её города, Афин. Эпоха Возрождения связала интерес к наукам — с древним городом, центром античной учености. И его покровительница Афина, Потрясающая Копьем, — стала популярным символом. Теперь, потрясая копьём, она грозила всем врагам Просвещения, Гуманизма, новых идей Ренессанса. Такую кличку и получил падуанский студент юный граф Ратленд, и приблизительное сходство с фамилией стратфордского парня Вильяма — и стало причиной выбора его Фрэнсиса Бэкона… Первые свои «шекспировские» пьесы — хроники — Бэкон и выпустил под именем нового знакомца. Потом, возможно, включил в эту игру своего подраставшего воспитанника.
Это вовсе не было тотальной конспирацией: при дворе, в кругах лиц, чье мнение было для них значимо, прекрасно знали эту мистификацию. Особый мир английской аристократии исключал погоню за популярностью у простонародья. Величайший физик, химик лорд Кавендиш не публиковал своих работ, изредка демонстрировал опыты «людям своего круга». Лишь в 1879 году, через 69 лет после его смерти, великий ученый Джеймс Максвелл явил миру научные труды лорда Кавендиша, и оказалось, что множество открытий бурного 19 века, выведенных физических законов, вроде Закона Кулона… всё лежало в архиве мизантропического гения. Так что передача графом авторства — сыну перчаточника — не такое уж немыслимое дело для «людей их круга».
Эпилог
И что оставалось сказать автору сего очерка? На вечере Памяти Юрия Ключникова я повторил довод другого знаменитого англичанина на букву «Ш». Шерлок Холмс говорил: «Если из пяти теоретически возможных версий преступления ложность четырех доказана, значит верна пятая, сколь бы невероятной она ни казалась». Да, скорее всего, автор — граф Ратленд. Но это же ни на йоту не умаляет ценность сочинений Шекспира, и так же не умаляет интереса к работам Натальи Гранцевой, отстаивавшей противоположную точку зрения. Так что и на том вечере, и в этом очерке признаюсь, что занимательное чтение, красота логических ходов — важнее.
Я приложил бы книги и Ключникова, и Гранцевой — к сочинениям Шекспира (кто бы он ни был), как сегодня на пластинках — некими «бонусными треками». И наверно, некое метафизическое воздействие всесильного духа Поэта Ключникова сказалось так, что большинство выступавших на вечере, раскрыв — каждый свою: — сторону знакомства с Юрием Михайловичем, в завершении переходили на стихи. Посвященные его памяти, или просто — хорошие стихи, дождавшиеся подходящего настроения, аудитории. Например, один из создателей Авторского телевидения (ATV), соавтор и ведущий легендарных программ «Пресс-клуб», «Будка гласности», «Третий глаз», «Времечко. Ночной полёт», «Старая квартира»… Иван Кононов. Одними историями работы с Кирой Прошутинской, «телевизионными байками», «историями из жизни звезд» или повестью о конфликте-дружбе с певшим его песни Михаилом Шуфутинским… Иван Арсеньевич легко смог бы «держать аудиторию» и все два часа, но он предпочел собрать ту же меру внимания — своими стихами.
Рифмы не гремели только в выступлении Алексея Малиутжановича Сафиоллина: он кроме фонда «Моя родословная» еще и сопредседатель Общероссийской общественной организации «Инвестиционная Россия», и — как многолетний вице-мэр Югры — посвятил свои минуты воспитательной роли поэзии.
А вторым, выдержавшим сугубо прозаический строй речи, был автор сего очерка-репортажа. Подмывало меня, конечно, прочитать «и что-то своё» — вослед аплодисментам Геннадию Иванову, но… возник на горизонте все тот же вечный «шекспировский вопрос». И я ограничился всем, что вы сейчас прочитали.
