Родина, мы дети твои
Родина, мы дети твои
С 18 сентября 1941 года Ленинград оказался в блокаде. 6 января 1942 года, на основании директивы Ставки Верховного Главнокомандования, 2-я Ударная армия Волховского фронта перешла в наступление с целью прорыва блокады. За два месяца жесточайших кровопролитных боёв 2-й Ударной армии и частям 59 армии удалось прорвать вражеский фронт и вклиниться на 75 километров, но ширина прорыва была всего несколько километров. В тяжелейших условиях лесисто-болотистой местности, утопая по пояс в снегу, проявляя чудеса храбрости и героизма, солдаты 2-й Ударной армии продвигались вперёд. В воздухе господствовала вражеская авиация. Катастрофически не хватало боеприпасов и продуктов питания. С приходом весны начал таять снег. Многочисленные реки, речушки и ручьи, освободившись ото льда, стали выходить из берегов, затапливая все низины. К началу весенней распутицы немецкому командованию удалось подтянуть свежие, хорошо экипированные дивизии, которые после нескольких фланговых ударов ликвидировали прорыв на своём фронте. 2-я Ударная армия оказалась в окружении и перешла к обороне.
- Волоков! - закричал сержант. - Тебя срочно комбат вызывает.
- Меня? - удивился рядовой 327 стрелковой дивизии Андрей Волоков. - Зачем?
- Хватит рассуждать! Давай дуй к нему в землянку, - оборвал его сержант.
- Есть, прибыть в распоряжение комбата! - ответил Андрей.
В землянке у командира батальона капитана Звягинцева находился командир их полка майор Комаров. Волоков доложил о своём прибытии.
- Вот тот самый солдат, товарищ майор! - сказал Звягинцев командиру полка. - Он с Урала, охотник. В этих местах ориентируется лучше всех. Он уж точно не заблудится.
- Хорошо, - хриплым голосом ответил майор и, смотря Волокову прямо в глаза, медленно произнёс:
- Вам, товарищ рядовой, поручается задача огромной важности: сегодня к вечеру доставить пакет в штаб дивизии. Вы карту читать умеете?
- Так точно, товарищ майор! - громко ответил Андрей.
- Да не кричите так громко! Вот Вам пакет, вот карта. В этом месте располагается штаб дивизии, - сказал комполка и поставил карандашом точку. - Надеюсь, что Вам не надо объяснять, что пакет никогда и ни при каких условиях не должен попасть к врагу.
- Так точно, товарищ майор! Разрешите выполнять?
- Да, идите!
Старшина роты выдал Волокову сухой паёк на два дня: десять чёрных заплесневелых сухарей и два крошечных кусочка серого сахара. Через тридцать минут Андрей вышел в штаб дивизии. Внимательно изучив карту, он уже знал, как можно быстро добраться до места. Он не будет месить густую липкую грязь, шагая по разбитым просёлочным дорогам. Нет, Андрей пойдёт напрямую. Это менее утомительно, но есть риск заблудиться. Правда, потеряться в этих лесах Волоков не может. Ведь сам он из маленького посёлка, который расположен недалеко от Перми. С самого раннего детства Андрей ходил с отцом по грибы и ягоды, на рыбалку. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, дед подарил ему свою старую берданку. С той поры Андрей уже стал ходить на охоту. Очень часто он один уходил из дому на два-три дня.
- Там у нас лес, а здесь так себе, - размышлял Волоков, уверенно шагая по скользким прошлогодним листьям, которые только недавно освободились от снега. Он гордился своей невероятной способностью ориентироваться в лесу. В его памяти навсегда сохранялись все приметы, все тропы
- Даже сам комполка меня теперь знает! - с гордостью подумал он. - А вообще кого послать, кроме меня? Ведь дивизия, в которой я служу, в большинстве своём сформирована из воронежских рабочих, для которых и городской парк уже непроходимый лес.
Перед Волоковым появился ручей. Летом, едва журчащий слабой струйкой воды, сейчас, впитывая в себя тающий от весеннего солнца снег, он превратился в настоящую бурную речку. Андрей посмотрел по сторонам в надежде найти какое-нибудь лежащее через ручей поваленное дерево. Но ничего подходящего не увидел.
- Ах, ты, ёшкин корень, придётся вброд переходить, - негромко сказал он. Что обозначало выражение «ёшкин корень», Волоков не знал. Но его дед и отец всегда выражали все свои чувства этими словами. Это выражение «прилипло» к нему с детства, и он тоже всегда с удовольствием его употреблял. Андрей стянул сапоги, размотал портянки, затем, сняв с себя всю одежду, шагнул в ледяную воду. На другом берегу, быстро одевшись, продолжил путь.
Он вспомнил своего отца, Ивана Васильевича. Андрей был похож на него: такой же высокий, тёмноволосый, чёрноглазый, горбоносый и широкоплечий. Но в отличие от отца, замкнутого и молчаливого человека, он за словом в карман не лез. Знал великое множество частушек и «сыпал» ими под гармошку вечерами на завалинке. Своими же ехидными шутками доводил иногда ровесников до слёз, а ребят постарше до «белого каления». Иван Васильевич работал бригадиром на лесопилке. Туда он и привёл Андрея после окончания семилетки. При лесопилке был цех, где изготовляли окна, двери и самую простую мебель. Андрея взяли туда учеником столяра. В последнем письме, полученном из дому, мама писала, что отец хотел пойти на фронт добровольцем, но его не взяли по состоянию здоровья. Слабое сердце.
- Как ты там сейчас, батяня? Никогда ты ни на что не жаловался. Всё в себе держал... Сильный человек! И характер суровый!
Андрей вдруг вспомнил, как он однажды за ужином объявил, что хочет жениться на Анне. Отец тогда, внимательно посмотрев на него, резко сказал:
- Ты ещё пацан. Рано! - и замолчал.
Все девушки посёлка ухлёстывали за Андреем, а он любил Аннушку Тимофееву.
- Почему любил? - спросил Волоков сам у себя. - Любил и люблю. Как только закончится эта проклятая война, вернусь домой, и мы поженимся.
Все её письма он бережно хранил в нагрудном кармане гимнастёрки со всеми своими документами.
Андрей спустился с пригорка в лощину. Под сапогами захрустел не растаявший ещё здесь снег. Ему очень хотелось есть. В желудке уже стало покалывать от голода.
- Рано ещё. Сожру сразу все сухари, а потом что делать буду? Хорошо бы кипяточку вскипятить да с сахарком, не спеша и растягивая удовольствие, съесть несколько сухариков, - уговаривал Волоков сам себя.
Невдалеке застучал дятел, а потом вдруг, совсем рядом, послышался надрывный треск мотоциклетного мотора.
- Показалось мне с голодухи? - не поверил сам себе Андрей.
Он прислушался. Мотоцикл был совсем рядом.
- Это какой придурок в такую распутицу на мотоцикле ездит? - удивился Волоков и бегом поднялся на пригорок.
С него открывался вид на дорогу. Прямо перед ним, метрах в восьмидесяти, два здоровенных немца пытались вытащить мотоцикл с коляской, застрявший в глубокой яме. Третий немец стоял рядом, по колено в грязи, прижимая двумя руками к своей груди толстый коричневый портфель.
- Ёшкин корень?! Это что же, я к фрицам нечаянно зашёл? - удивился Андрей.- Да нет! Это эти гады заблудились! Эх, жалко, что я один! Можно было бы в плен взять! Сразу трёх! - с сожалением прошептал он.
Волоков, не спеша, снял с плеча винтовку. Выбрав удобную позицию, он залёг за ствол поваленного дерева, прицелился и выстрелил. Немец, державший мотоцикл за руль, стал медленно оседать набок. Второй, который был повыше, толкавший мотоцикл сзади, принялся снимать автомат, висевший у него за спиной.
Андрей перезарядил винтовку, прицелился и выстрелил. Немец, нелепо взмахнув руками, упал спиной в лужу. Третий даже и не пытался ничего сделать. Продолжая прижимать свой портфель к груди, он с испугом озирался по сторонам.
- Бух! - Волоков сделал третий выстрел.
Немец, как подкошенный, рухнул прямо на мотоцикл. Андрей внимательно посмотрел по сторонам. Нигде никого не было видно. Тогда он с винтовкой в руках, готовый стрелять на поражение в любую секунду, бегом спустился с пригорка на дорогу. Заглушил надрывающийся мотоцикл и ещё раз осмотрелся. Была тишина, только дятел продолжал стучать по дереву.
- Обер-ефрейтор, - прошептал Андрей, глядя на погоны немца, державшего в руках свой портфель.
Волоков обыскал всех убитых. Забрал все найденные документы и, конечно же, портфель. Затем, откинув брезентовый полог мотоциклетной коляски, засунул туда руку и вытащил тяжеленный вещмешок.
- Так, посмотрим, что эти сволочи везли с собой, - подумал он, развязывая его.
- Ёшкин корень! Здесь же настоящий клад! - восторженно произнёс Андрей, доставая оттуда три банки мясных консервов, две буханки ещё мягкого хлеба, банку яичного порошка, плитку шоколада, какао, кофе, сигареты. - Вот так повезло!
Волоков аккуратно сложил всё обратно в мешок, сунув туда же найденные документы с портфелем, и продолжил свой путь в штаб дивизии.
- Через часик остановлюсь в удобном месте. Съем одну банку консервов, немного хлеба, кусочек шоколада. А остальное поделим с ребятами нашего взвода, когда завтра вернусь в свой батальон, - мечтал Андрей, пробираясь через густой кустарник.
В штаб дивизии Волоков прибыл ещё засветло. Вручив майору пакет, он достал из трофейного вещмешка все немецкие документы, портфель и тоже протянул ему.
- А это что такое, солдат? - удивился майор.
Андрей доложил об уничтожении немцев, умолчав, естественно, о найденных продуктах.
- Хорошо, разберёмся. Завтра утром ко мне. Получишь пакет и доставишь твоему комполка.
- Есть!
- Эй, браток! Эй, братишка, вставай! - кто-то теребил Волокова за плечо.
Он вскочил, ничего не понимая. Перед ним стоял незнакомый солдат с фонарём.
- Тебя сам комдив к себе вызывает. Пошли, я провожу.
Была ещё ночь. На небе мерцали крупные звёзды. С болот тянуло сыростью.
- День сегодня тёплый будет, - машинально подумал Андрей.
В тускло освещённой керосиновым фонарём землянке, за столом с расстеленной на нём картой, сидел командир 327 стрелковой дивизии Антюфеев И.М.
- Товарищ полковник, рядовой Волоков по вашему приказанию прибыл! - доложил Андрей.
Антюфеев оторвал от карты свои воспаленные от бессонных ночей глаза.
- Дай-ка я на тебя, герой, посмотрю! - сказал полковник. - Вчера ты, Волоков, очень важные документы добыл. Молодец! Будешь представлен к правительственной награде!
- Служу трудовому народу! - громко ответил Андрей.
- Да не кричи ты так громко! Вот тебе пакет. Доставишь его твоему командиру полка.
- Есть, товарищ полковник!
- Да, Волоков, перед отбытием не забудь поесть! Я распорядился, чтобы тебе выдали усиленный завтрак.
- Спасибо, товарищ полковник! Разрешите идти?
- Да, ступай, Волоков!
В марте и апреле 1942 года части 2-й Ударной армии продолжали вести тяжёлые кровопролитные оборонительные бои, удерживая захваченный выступ. Положение армии каждый день становилось всё безнадёжнее. В воздухе господствовала немецкая авиация. Некоторые советские транспортные самолёты, которым удавалось прорваться через плотный заслон фашистских истребителей и совершить посадку на единственном аэродроме, которым располагала армия, не могли доставить и малой части необходимых боеприпасов и продуктов питания.
Сталин же, не считаясь с реальной обстановкой, продолжал настаивать на продолжении наступления. В конце апреля он назначил нового командующего 2-й Ударной армией. Это был его любимец генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов, герой битвы за Москву. В первые дни мая новый командующий приехал в полк 327 дивизии, где служил рядовой Андрей Волоков. Власов выступил перед личным составом, построенным по этому случаю, с речью, в которой призывал до последней капли крови биться за каждую пядь советской земли. Приводил примеры преданности бойцов Родине и лично товарищу Сталину...
Волоков слушал Власова очень невнимательно. Его настолько поразил новый командующий армией, что Андрей не мог оторвать от него глаз.
- Надо же, если бы не шинель с малиновыми петлицами да с генеральскими звёздами, ни за что бы не подумал, что это военный! Фигура какая-то несуразная. Длинный, наверное, метра два ростом будет, - удивлённо размышлял Андрей, рассматривая командарма. - Руки, ну прямо до колен! Оттопыренные большие уши, нос картошкой. Скуластый. А в этих очках с толстыми стёклами больше похож на директора школы, чем на генерала. Да и говорит басом, как будто дьякон в церкви молитвы читает...
- Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество, проявленное при защите нашего социалистического отечества, рядовой Волоков награждается орденом Красной Звезды, - услышал вдруг Андрей. Он вздрогнул от неожиданности.
- Выйти из строя для получения правительственной награды! - приказал командарм.
Волоков строевым шагом подошёл к генерал-лейтенанту Власову, и тот, вручив ему красную коробочку, крепко пожал Андрею руку.
- А ладонь-то у командарма широченная и сильная! Как у нашего кузнеца! - невольно сравнил Волоков.
11 мая Сталин дал разрешение на прорыв и отступление 2-й Ударной армии. Ценой больших потерь генералу Власову удалось «пробить» коридор шириной около двух километров во вражеском кольце окружения. К сожалению, он просуществовал недолго. Только некоторым частям 2-й Ударной армии удалось выйти по нему из окружения. 15 июня гитлеровцы захватили её единственный аэродром, находившийся у посёлка Финев Луг. Положение 2-й Ударной армии стало критическим. 24 июня 1942 года Власов отдал приказ о прорыве через реку Полисть на посёлок Мясной Бор. Прорыв проходил на участке шириной иногда не более 200 метров и под перекрёстным огнём противника. Только немногочисленным разрозненным группам удалось выйти из окружения. Ночью 25 июня окружённая 2 -я Ударная армия перестала существовать как боевая единица.
Андрею Волокову выйти из окружения не удалось. Уже более двух недель он бродил по лесам. Днём стояла жара. Невозможно было дышать от трупного запаха тысяч непогребённых убитых солдат 2-й Ударной Армии, телами которых были завалены окрестные леса и болота. Ночью было холодно, но огонь разводить нельзя. Повсюду находились гитлеровские захватчики. Многие товарищи Андрея, с которыми он самостоятельно пытался выйти к своим, погибли в вооружённых стычках с немецкими патрулями. Другие, не выдержав мук голода и скитаний, сдались в плен.
Последние шесть дней Андрей питался только травой и листьями. Несколько раз он подходил к деревням в надежде раздобыть немного еды, но там были немцы. Волоков ослаб и едва передвигал ноги.
- Нет, фашистские гады, не дождётесь! Я к вам сдаваться не приду! И умирать не буду! Я выйду к своим и вас, сволочей, бить буду. Ёшкин корень!
У Андрея был план, как выйти из окружения. Ему нужны были только силы, чтобы шагать и шагать к своим... От голода кружилась голова, дрожали колени и пекло в желудке. Необходимо было срочно добыть хоть немного еды.
- Попытаюсь я в эту деревеньку заглянуть. Может, там немцев нет? - решил Волоков, увидев вдалеке серые избы. Подойдя ближе, он решил подползти к большому сараю, стоявшему на отшибе. Вокруг не было видно ни одной живой души.
- Сейчас улучу момент и заскочу в сарай, взберусь там на чердак и через оконце гляну, что делается в деревне. Немцев не видно - это уже хорошо. Но полицаи есть. Это точно!
Неожиданно раздался рёв моторов. Прямо на него, поднимая шлейфы пыли, мчались грузовик, забитый немецкими солдатами, и легковой автомобиль в сопровождении нескольких мотоциклов с колясками. Волоков быстро заполз в густые и высокие заросли крапивы и застыл там.
- Неужели мне крышка? - с тоской подумал он.
Послышались команды на немецком языке, и солдаты стали выпрыгивать из кузова грузовика и окружать сарай. Два человека, взяв автоматы на изготовку, застыли у его дверей. Из легкового автомобиля вышли капитан и фельдфебель. Они с опаской приблизились к сараю. Откуда-то появился мужичок в пиджаке с белой повязкой на рукаве.
- Староста деревенский, наверное. Сволочь! - подумал Андрей.
Мужичок угодливо рывком распахнул дверь сарая.
- Не стреляйте, пожалуйста! Я сдаюсь добровольно! - вдруг донеслось изнутри на ломаном немецком языке. Из сарая вышли высокий мужчина и женщина невысокого росточка в телогрейке и кирзовых сапогах. Её голова была повязана серым старушечьим платком.
Андрей присмотрелся к высокому мужчине.
- Ёшкин корень! Да это ведь генерал Власов! - изумился он.
Внимание всех немцев было направлено эту на пару. В сторону зарослей крапивы, где находился Волоков, никто не смотрел. Бывший командарм выглядел очень странно. Он был в короткой шинели без знаков различия, очевидно, с чужого плеча.
- Говорите по-русски! - предложил фельдфебель. - Я буду переводить господину капитану.
- Я, генерал-лейтенант Власов, командующий 2-й Ударной армией.
- Генерал Власов был убит вчера в деревне Ям-Тесово. Он был одет в шинель с петлицами генерал-лейтенанта, - ответил капитан.
- Нет, генерал-лейтенант Власов - это я. А убитый, скорее всего, начальник штаба армии полковник Виноградов. Несколько дней назад я отдал ему свою шинель.
- Какие у Вас есть доказательства, что именно Вы являетесь генералом Власовым?
- Прошу Вас, господин капитан, - произнёс Власов, вручая немецкому офицеру какой-то лист бумаги.
- Что это такое? - удивился тот, рассматривая его.
- Это свидетельство о том, что я, генерал-лейтенант Власов Андрей Андреевич, являюсь зам. командующего Северо-Западным фронтом и командующим 2-й Ударной армией. Документ, как Вы можете видеть, подписан лично Сталиным.
Наблюдая за тем, как советский генерал с заискивающей улыбочкой объясняет гитлеровскому офицеру содержимое документа, Волоков, от стыда за Власова и от своего собственного бессилия изменить что-либо, скрипел зубами.
- Генерал, что же ты делаешь? Ведь совсем недавно ты призывал нас сражаться до последней капли крови за каждую пядь родной земли! А сейчас добровольно сдаёшься этим сволочам! Биться надо! Биться до последнего дыхания! - кричала душа Андрея.
- У вас есть личное оружие, господин генерал?
- Да, - ответил Власов и, достав из кармана шинели пистолет, протянул его немецкому офицеру.
- А кто это? - спросил капитан, кивая в сторону женщины, стоящей рядом с Власовым.
- Это Мария Воронова, моя кухарка.
- Очень хорошо. Прошу Вас ко мне в автомобиль. Ваша спутница поедет с мотоциклистами, - распорядился капитан.
Через несколько минут колонна, поднимая облака пыли, исчезла за поворотом.
- Надо же, не заметили! - облегчённо вздохнул Волоков. - Повезло.
Вскоре послышались звуки ударов в рельс, а потом крики:
- Всем на сход! На площадь всем! - кричали полицаи, разъезжая по деревне на велосипедах. - Кто не явится - будет расстрелян. Все на площадь!
- Вот он, мой момент! Только бы не сплоховать! - понял Андрей.
Выждав минут двадцать, он метнулся в деревню. Пригнувшись, Волоков бежал огородами, смотря на избы.
- Эта практически завалилась. Другая почти без крыши стоит. Там окна заколочены, ясно, что никто не живёт... Ох, ничего себе! - воскликнул он, увидев большую избу с недавно выкрашенными наличниками, новым крыльцом и высоким забором.
Не раздумывая ни секунды, Андрей рванул к ней. На двери висел большой амбарный замок. Удар прикладом винтовки, ещё удар - и замок разлетелся на куски. Волоков вбежал внутрь и сразу на кухню. Здесь стоял дурманящий запах свежего хлеба.
- Вчера пекли, - подумал он и стал шарить по полкам.- Ага, вот. Нашёл! - Андрей сунул в вещевой мешок две буханки чёрного хлеба. - А что в чугунке? Картошка, только что сваренная. Её тоже сюда же!
Волоков забежал в горницу и на самом видном месте на стене увидел большую фотографию молодого, нагло улыбающегося парня в полицаевской форме.
- Теперь понятно, гад, почему у тебя такая изба ухоженная и еды навалом! Получай, сволочь! - Андрей двинул прикладом винтовки по фотографии.
- Так, а теперь в погреб! Где же он у них здесь находится? Ага, вот он. Нашёл! - Волоков поднял крышку погреба. Прыгнув вниз, принялся ощупывать земляной пол.
- Вот здесь что-то есть, - Андрей вытащил кинжал и стал быстро копать,- нашёл! Вот оно, сальце прикопанное! - воскликнул он, доставая холщовую тряпицу с большим куском розового сала с мясными прожилками. Аккуратно положив находку в мешок, он рукой зачерпнул из кадки несколько пригоршней квашеной капусты и бросил сверху сала.
- Всё, теперь - уходить! - вслух приказал он себе. Задыхаясь от слабости, Волоков прыжком вылетел из избы и, с трудом поднимая ноги, побежал к лесу. Теперь Андрей шёл к своим. Иногда, останавливаясь, он отрезал большие куски сала с хлебом и, не спеша, ел. После чего сидел несколько минут, а потом вставал и шёл.
- Курить хочется, аж уши пухнут. Жаль, табачку нигде не добыл! - сокрушался он.
Волоков вырубил длинный шест и двинулся через болото, которое здесь считалось непроходимым. Ноги утопали по колено в липучей жидкой грязи, иногда он проваливался по пояс. Где-то невдалеке слышалась немецкая речь, и раздавались выстрелы. Андрей же, ни на что не обращая внимания, упорно двигался к линии фронта. Ночи были светлые. Он сделал привал на несколько часов. Вздремнув на крошечном островке твёрдой земли, Волоков встал и, постанывая от усталости, снова пошёл... Целый день, а потом ночь, терзаемый комарами, каждую секунду рискуя утонуть, он пробирался через топь. От напряжения подрагивали колени, ломило суставы рук и ног... Волоков совсем выбился из сил, когда, наконец, кончилось это проклятое болото. Упав спиной на зелёную душистую траву, он раскинул руки и ноги и закрыл от блаженства глаза.
- Какое же это блаженство - лежать вот так! Курить только хочется....
- Встать, фашистская морда! - вдруг совсем рядом услышал он голос. Волоков открыл глаза. Перед ним стоял худой конопатый мальчишка в красноармейской форме, целясь в него из своей винтовки.
- До-шёл! До-шёл! Ёшкин корень! - закричал от радости Андрей. - Родной ты мой, у тебя табачку не найдётся?
- Лежать! Не двигаться! - испуганно закричал солдат. - Товарищ сержант, скорее сюда! Я шпиона немецкого словил!
Уже почти два часа длился допрос. Волоков стоял перед офицером особого отдела и рассказывал ему историю своего выхода из немецкого окружения. За большим столом сидел капитан государственной безопасности и, прихлёбывая чай из стакана в подстаканнике, внимательно слушал Андрея.
- Хватит, Волоков, мне сказки рассказывать! Признавайся лучше, не тяни! - отставив в сторону стакан, вдруг заорал особист.
- В чём признаваться, товарищ капитан госбезопасности? - удивлённо спросил Андрей, не в силах оторвать свой взгляд от холёных пальцев офицера. Особенно поразили Волокова его ногти: длинные, аккуратно отточенные и блестящие. В их посёлке даже жена директора школы не имела таких!
- Ты что, полный дурак? Или прикидываешься? - краснея от гнева, закричал капитан.
- Наверное, дурак! - просто ответил Андрей. - Поэтому и не пойму, чего Вы от меня хотите?
- Я от тебя, Волоков, хочу признания в том, что ты гитлеровский шпион!
- Кто шпион? Я что ли? Я же Вам, товарищ капитан госбезопасности, все мои личные документы представил. Вот, например, орден Красной Звезды, удостоверение к нему... Даже письма из дома. От мамы и от девушки моей... Они же все настоящие?!
- Да, Волоков, ты прав. Документы настоящие. Ты сам сдался в плен к фашистам, они тебя завербовали и забросили к нам с твоими же настоящими документами. Где ты прошёл курс специальной подготовки?
- Какой курс? Какой подготовки? - ошалев от нелепости обвинений, спросил Андрей.
- Тогда объясни мне, где ты пропадал несколько недель? Почему сразу не вышел к нам?
- Я же уже Вам, товарищ капитан, рассказал...
- Головянко! - перебил Андрея особист. - Освежи ему память!
С лавки, стоящей в углу комнаты, поднялся огромный детина в форме ефрейтора. Подойдя к Волокову, он без слов коротко замахнулся и врезал ему прямо в челюсть своим громадным кулачищем. Андрей, отлетев метра на два, рухнул на пол. Особист, сделав глоток чая, с возмущением в голосе произнёс:
- Командующий 2-й Ударной армией генерал Власов геройски погиб, пытаясь выйти из окружения. А рядовой Волоков целым и невредимым появляется в расположении нашей части после многих дней блуждания по болотам и лесам. Басни...
- Да не погиб Власов, а добровольно в плен фрицам сдался, - произнёс Андрей, перебивая офицера.
Капитан аж поперхнулся чаем от возмущения:
- Что-о-о! Ты, придурок, понимаешь, что говоришь! А ну, встать!
Андрей с трудом поднялся с пола.
- Я собственными глазами это видел, - сказал он, вытирая кровь с разбитых губ.
Особист побледнел.
- Головянко, - процедил он сквозь зубы, - пошёл вон из избы. Подожди на улице!
- А ну, садись! Рассказывай! - приказал офицер Андрею.
Волоков, удобно устроившись на табурете, подробно, стараясь не упустить деталей, рассказал о сдаче Власова в плен. Капитан сидел бледный, как мел. Он достал из кармана пачку папирос и нервно закурил.
- Не угостите, товарищ капитан госбезопасности? - вкрадчиво поинтересовался Андрей, показывая пальцем на папиросы.
- Бери! - коротко ответил тот и спросил:
- Волоков, а, может, ты ошибся? Перепутал генерала Власова с другим человеком. А? Ты подумай хорошо!
- Нет, товарищ капитан госбезопасности, я командующего хорошо знаю. Он ведь лично мне орден Красной Звезды вручал. Да и перепутать его с кем-то другим просто невозможно! - убедительно объяснил Андрей, с наслаждением затягиваясь табачным дымом.
Особист расстелил на столе карту.
- Можешь показать, где это произошло? - спросил он.
- Попробую, - ответил Андрей, внимательно смотря на карту. - Немецкий капитан сказал, что в Ям-Тесово был убит человек в шинели генерала Красной Армии. Вот эта деревня. Я несколько дней бродил вот здесь... Ага, вот она! Называется Туховечи.
- Ты, Волоков, не ошибаешься?
- Никак нет, товарищ капитан госбезопасности!
- Когда это было?
- Два дня назад.
- Значит, 12 июля, - вслух произнёс особист и задумался.
- Ольга! - вдруг громко закричал он.- Ко мне! Срочно!
В комнату вбежала невысокая полная девушка в красноармейской форме.
- Что-то случилось, товарищ капитан? - испуганно спросила он.
- Да, случилось! Садись! Протокол допроса печатать будешь.
Через полчаса Андрей подписал лист бумаги, где были отражены все его показания о сдаче в плен генерала Власова. О самом Волокове и обстоятельствах его выхода из окружения в протоколе не говорилось ни слова.
- Головянко! - позвал особист. - Выведи во двор задержанного Волокова и держи его там под охраной до моих последующих распоряжений, - приказал он вошедшему ефрейтору.
Андрей сидел, прислонившись к тёплой стене избы, и смотрел в небо на проплывавшие там облака. Головянко, расположившись рядом, скручивал самокрутку. Капитан разговаривал по телефону, очевидно, со своим начальством. Связь была плохая, и на улицу иногда доносились отдельные слова, которые он выкрикивал:
- Да! Два дня... Да, видел... Не выяснил, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга.. Так точно, в деревне Туховичи.. Нет... Так точно... Когда? Есть, завтра! На аэродром... Есть, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга?
- Головянко, - послышалось из избы, - срочно ко мне с задержанным!
- Головянко, - приказал капитан ефрейтору, - Волокова в баню, а потом в медчасть! Нет. Сначала в медчасть, а потом в баню! Затем - к парикмахеру! И накормить его до отвала!
Утром следующего дня Андрей под охраной четырёх солдат НКВД и сержанта госбезопасности был доставлен на аэродром. Самолёта долго не было. Волоков был сыт, чист, подстрижен и хорошо выбрит. Ему выдали пачку табака и старенькую, но выстиранную форму. Он сидел на траве, попыхивая самокруткой, и рассуждал:
- В Москву, наверное, полечу! Первый раз на самолёте! Всю жизнь мечтал увидеть нашу столицу. На Красной площади побывать... в Кремле... После войны расскажу - никто не поверит!
Наконец-то сел транспортный самолёт. Началась срочная погрузка на его борт. Первыми занесли на носилках раненых. Затем по трапу поднялись несколько полковников. Потом стали грузить какие-то ящики. Последними были Волоков с сержантом госбезопасности. Заревели моторы. Самолёт взлетел. Его корпус сильно вибрировал. Иногда «транспортник» начинал трястись и проваливался куда-то вниз. Но полёт прошёл спокойно.
После посадки первым спустился Волоков, сопровождаемый сержантом госбезопасности. Их уже ждала легковая машина. Волокову приказали сесть на заднее сиденье. Здесь его с двух сторон зажали два молодца в кожаных куртках. Третий находился рядом с водителем. Автомобиль тронулся. Окна были закрыты шторками, и Андрею в дороге не удалось ничего увидеть. От лёгкого потрясывания он стал даже дремать...
- Приехали! Выходи! - вдруг услышал Волоков.
Едва он вышел из автомобиля, как его немедленно пихнули в раскрытые двери, а потом засунули в очень тесный лифт, который, поскрипывая, стал медленно ползти вверх.
- Выходи! Руки за спину! Пошёл вперёд! - приказал шёпотом Андрею высокий молодой офицер после того, как лифт остановился.
Волоков шагал по длинному коридору. Шум шагов утопал в толстых коврах, которыми здесь был покрыт пол. Поворот... ещё один поворот. Слева и справа двери обитые кожей с номерами. Яркое освещение. Кругом ни души. И зловещая тишина...
- Стоять! - приказал Андрею офицер, шагавший сзади.
- Входи! - последовало затем, и перед Волоковым открылась дверь. Он вошёл. По глазам ударила полная темнота. Дверь закрылась.
- Фамилия, имя, отчество, год рождения, воинское звание! - вдруг услышал юноша голос, исходивший откуда-то из глубины.
- Волоков Андрей Иванович, 1921 года рождения. Рядовой 327 стрелковой дивизии.
Зажёгся яркий свет, который бил ему прямо в глаза.
- Подойди сюда! - приказал голос.- Садись!
Волоков, морщась от слепящего света, с трудом нащупал стул и сел.
- На столе лежат фотографии. Посмотри их очень внимательно. Если увидишь знакомые лица - отложи в сторону, - приказал другой очень хриплый голос, и чья-то невидимая рука опустила свет на стол.
Андрей, взяв в руки толстую пачку фотографий, стал их рассматривать.
- Это Власов в генеральской форме. Этого не знаю, этого тоже... Не знаю, - шептал он, перебирая фотографии. - На этой Власов в косоворотке. Этого не знаю... Снова Власов, но в автомобиле...
- Всё. Закончил, - сказал он в темноту.
И затем последовали вопросы. Он не видел людей, которые находились рядом с ним, но понял, что их было пять человек.
- Когда Власов сдался в плен? Что он говорил? Опишите немецкого офицера, с которым генерал разговаривал? В скольких метрах от сарая ты находился? Как выглядела женщина, стоявшая с Власовым?
Вскоре Андрей почувствовал, как от напряжения у него струится пот по всему телу. В горле пересохло... А вопросы всё сыпались и сыпались. Очень часто они повторялись. Волоков устал.
- Всё, Вы свободны! - услышал он, наконец.
Распахнулась дверь, и Андрей, сгорбившись от усталости, двинулся на яркий свет коридора.
- Руки за спину! Пошёл вперёд! - приказал ему тот же самый молодой офицер, который привёл его сюда.
Они снова шагали в полной тишине по толстым коврам в лабиринте коридоров. Опять лифт. Только теперь он опускается вниз.
- Выходи! Руки за спину! - и снова коридоры с толстыми коврами, но уже без яркого освещения и обитых кожей дверей.
- Заходи!
Волоков вошёл... в приёмную врача. Всё белое и стерильное с типичным больничным запахом.
- Раздевайся для медосмотра! - приказал конвоир. - Запомни, ты находишься на Лубянке! Разговаривать в коридорах запрещается. На вопросы доктора отвечать тихо! Тебя ясно?
- Так точно! - прошептал Андрей.
После медосмотра Волокова отвели в другое помещение, где также заставили раздеться, но уже догола. Всю его одежду внимательно осмотрели. Срезали пуговицы на гимнастёрке и брюках. Отобрали ремень. Оторвали каблуки на сапогах.
Вскоре Андрей уже находился в одиночной камере. Железная койка привинчена к стене. Посередине крошечный столик, вмурованный в бетонный пол. В углу - умывальник и английского типа уборная. На потолке - никогда не гаснущая яркая лампочка. Тишина. Полная тишина. Ни шороха, ни скрипа, ни одного человеческого голоса. Утром, в шесть часов, подъём. В семь - завтрак: малюсенький кусочек сахара, триста граммов чёрного хлеба. Обед - суп, а в действительности вода с картошкой без капельки жира. Ужин - суп. Еду ему три раза в день молча подавали в окошко размером 15 на 15 сантиметров в металлической двери. Места в камере, чтобы сделать даже пару шагов, не было. Ложиться на кровать днём запрещалось.
- Это бетонный гроб! - невольно пришло Волокову на ум сравнение. - Вот так побывал в Москве, ёшкин корень! И Кремль посмотрел, и Царь-колокол, и Царь- пушку... За что меня сюда? В чём моя вина? Мне же никто ничего не объяснил!
Шло время. Волоков не знал, сколько прошло дней, недель или месяцев. В полной тишине в окошечко подавалась еда, а потом также без слов забиралась пустая посуда. И в первый раз жизни Андрей узнал, что такое страх. Он испугался. Его мучила тишина и полная неизвестность. В последнее время он думал, что его расстреляют.
- Только за что? - спрашивал он вслух сам себя и не получал ответа.
Он дрался с гитлеровцами в рукопашных боях. Он вышел через непроходимые болота из немецкого окружения и никогда не задумывался о смерти. А сейчас его иногда трясло от мысли, что в один момент за ним придут, выведут в тюремный двор и расстреляют.
- За что? За что?!
Двадцатого июля 1942 года немецкое командование сделало официальное заявление о том, что командующий 2-й Ударной армии генерал-лейтенант Власов добровольно сдался в плен. В конце августа из разведывательных источников была получена информация о том, что Власов активно сотрудничает с гитлеровцами.
Дверь камеры неожиданно открылась, и молодой конвойный прошептал:
- Волоков, с вещами на выход!
Наконец-то, Андрей услышал человеческий голос!
- У меня нет вещей, - тихим голосом ответил он.
Коридоры, повороты, лифт... Вскоре Волоков, придерживая брюки руками, чтобы он не упали, стоял в кабинете перед следователем.
- Волоков, информация, полученная от Вас, подтвердилась. Проверка закончена,- сообщил офицер и сделал паузу.
- Товарищ лейтенант госбезопасности, прощу Вас, отправьте меня на фронт!
Следователь удивлённо посмотрел на него и сказал:
- А куда же ещё?! Не к тёще же на блины. Подпишите подписку о неразглашении государственной тайны. Объясняю Вам, что вся информация о бывшем генерале Красной Армии Власове является государственной тайной. Достаточно где-то что-то упомянуть об этом и... двадцать пять лет лагерей Вам обеспечено. Ясно, Волоков?
- Так точно, товарищ лейтенант госбезопасности, - ответил Андрей и, не читая, подписал лист бумаги.
- А какое сегодня число, товарищ ...
- Первое сентября, - не дослушав его вопроса, ответил следователь.
Через месяц рядовой Волоков в рядах 62-й армии дрался с гитлеровскими захватчиками в Сталинграде. Андрей изменился. Он уже не был разбитным и весёлым, как раньше. Не сыпал шутками-прибаутками. Не пел частушек под гармошку. Несколько недель, проведенных в одиночной камере на Лубянке, превратили его в молчаливого и всегда серьёзного человека. Он стал похож на своего отца.
В первом письме, которое он получил из дому, мама писала, что отец умер от разрыва сердца. От этого известия Андрей вообще замкнулся в себе.
За Сталинград рядовой Волоков был награждён вторым орденом Красной Звезды. В ноябре 1943 года за форсирование Днепра он получил третий орден Красной Звезды. В декабре 1944 года 8-я гвардейская армия, в которой воевал Андрей, вела тяжёлые бои на магнушевском плацдарме, южнее Варшавы. Разведгруппа, в которую входил Волоков, в тылу врага взяла в плен очень ценного «языка», офицера штаба немецкой дивизии. При возвращении к своим они напоролись на засаду. После короткой перестрелки гитлеровцы были уничтожены, а из разведчиков в живых остался Волоков и тяжело раненный командир группы лейтенант Мусатов. Андрей на себе вынес офицера и привёл «языка» в свою часть. За этот подвиг он был награждён орденом Славы третьей степени.
Январь 1945 года. В коротком промежутке в боях за город Лодзь, в наступившей тишине, со стороны немецких позиций послышался голос громкоговорителей, вещавших по-русски:
- Солдаты! Братья! Бросайте оружие и вступайте в ряды Русской Освободительной армии генерала Власова! Переходите на сторону истинных борцов за Великую Россию! Генерал Власов обещает вам...
В ответ на эти слова на звук громкоговорителей стали бить из всех видов оружия.
- Вот ты где объявился, генерал Власов?! Родину нашу предал, значит! - гневно прошептал Андрей и тоже сделал несколько длинных очередей.
30 марта 1945 года при штурме крепости Кюстрин погиб командир взвода, и сержант Волоков поднял в атаку остававшихся в живых солдат. Он бежал впереди всех и уже прыгнул во вражеский окоп, как почувствовал жуткую боль в правой ноге.
- А...а... а... - закричал он и, падая, потерял сознание.
Очнулся Андрей уже в госпитале после операции. Ему ампутировали половину правой ступни. За героизм, проявленный при штурме крепости Кюстрин, гвардии сержант Волоков был награждён орденом Славы второй степени.
Был солнечный майский день. Андрей лежал на кровати в светлой высокой комнате старинного особняка, превращённого в госпиталь. Его тяжёлая рана понемногу зарубцовывалась, и он чувствовал себя гораздо лучше. Но иногда, ночами, жуткие боли терзали Волокова и не давали ему спать. Неожиданно уличная тишина взорвалась хаосом выстрелов и криков.
- Немцы в город прорвались! - была первая мысль Андрея.
Он первый рывком поднялся с кровати и, прыгая на одной ноге, ринулся к окну. По улице шли десятки наших солдат и офицеров, стреляя в воздух и крича: ПО-БЕ-ДА!!! ПО-БЕ-ДА! Откуда-то донеслись звуки гармошки «Выходила на берег Катюша». Волоков повернулся к своим товарищам и произнёс:
- Мужики, победа! ПО-БЕ-ДА!!!
Дребезжащая «полуторка» остановилась на окраине посёлка. Водитель, небритый старик, предложил:
- Слышишь, сержант, давай я тебя к самому дому подброшу? А?
- Спасибо, батя, не надо! Хочу пешком пройтись, - ответил Волоков.
Шофёр помог ему спуститься из кабины. Андрей, опираясь на костыль, сильно хромая, зашагал по родной земле. Палило жаркое июньское солнце. И в тишине этого летнего дня отчётливо слышалось, как мелодично звенят его ордена и медали.
- Безлюдно-то как? - удивился Волоков, никого не встретив на улицах родного посёлка.- А вот и дом! Обветшал-то как! Отца нет... Да и я столько лет воевал... Крышу срочно надо перекрыть, забор поправить.
Андрей толкнул незапертую дверь и вошёл в избу. Здесь вкусно пахло щами, свежеиспечённым хлебом, сушёными грибами и ещё чем-то таким родным и знакомым с детства. Мама в миске мыла посуду. Услышав шаги, она подняла голову и с удивлением посмотрела на него, а потом тихо, словно не веря своим глазам, прошептала: Ан-дрю-ша?! Ан-дрю-ша!
И заголосила на весь посёлок: Сы-но-чек! Жи-вой! Вер-нул-ся!!!
Мать упала перед Андреем на колени и обняла его за ноги.
- Маманя, ты чё? Мама, вставай! Вот ёшкин корень! - уговаривал он её. - Я пришёл, мама. Видишь, дома я! С тобой я, родная моя!
Две недели Андрей приводил в порядок дом, а потом пошёл устраиваться на работу, на ту самую лесопилку, где трудился до войны. Его взяли с большим удовольствием и сразу - начальником столярного цеха. Он оказался единственным взрослым мужчиной среди мальчишек и женщин, которые работали там. С Аннушкой они поженились через месяц. На их свадьбе гулял почти весь посёлок. И потекла спокойная мирная жизнь, о которой Андрей мечтал все военные годы.
Прошёл год. В августе 1946 года ранним прохладным утром Волоков вышел из дому и, немного прихрамывая, направился на работу.
- Аннушка беременная. Через месяц уже рожать. Если сын родится, то в честь бати назовём Иваном. А вот если девочка? Какое же имя ей дать? Надо подумать, - рассуждал он. Затем Андрей стал размышлять о своём новом большом доме, строительство которого он начал несколько месяцев назад:
- Переселимся все туда. Мама внуков будет воспитывать. Места много будет…
Волоков пришёл на лесопилку. Как всегда, он был первым. Поздоровавшись со сторожем, прошёл в свою маленькую конторку. Сел за стол и включил радиорепродуктор. Диктор бодрым голосом рассказывал о хлеборобах Кубани, завершивших уборку зерновых, о шахтёрах Кузбасса, перевыполнивших план по добыче угля... Затем, после продолжительной паузы, он уже почему-то строго-металлическим голосом произнёс:
- На днях Военная Коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела дело по обвинению Власова А.А., Малышкина В.Ф...
Перечислялись ещё незнакомые фамилии, но Волоков застыл при упоминании Власова. Приложив ухо к репродуктору, он слушал:
- ... в измене Родине и в том, что они, будучи агентами германской разведки, проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против Советского Союза. Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях. В соответствии с пунктом 1 Указа Президиума Верховного Суда СССР от 19 апреля 1943 года, Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила обвиняемых Власова, Малышкина, Жиленкова... к смертной казни через повешение. Приговор приведён в исполнение.
- Вот оно как вышло-то, генерал! - сильно поразившись услышанной новости, вслух сказал Андрей. И перед ним, как в мимолётном видении, пронеслось: Власов в короткой чужой шинели с заискивающей улыбочкой вручает немецкому офицеру свой пистолет... А потом - холодный январь 1945 года и призывы на русском языке, несущиеся из немецких окопов: вступайте в Русскую Освободительную Армию генерала Власова! Переходите на сторону истинных борцов за Россию!
- Эх, генерал! Почему ты свою жизнь так позорно закончил? Не любил ты, ёшкин корень, ни мать свою, ни Родину. Хотел нашу землю врагам отдать! - Волоков закурил папиросу и сам у себя с удивлением спросил:
- А как же можно Родину не любить? Она же мать всем нам, а мы - дети её! Разве можно предать мать? Нельзя!
За дверью послышались голоса. Начинался новый рабочий день.
Сергей Горбатых родился в1959 году в городе Новороссийске. Учился в Ростове, Горьком, Москве. Долгое время работал в Ростовском речном училище. С 1998 года живёт в Буэнос-Айресе.
