Последние дни владыки (к 15-летию кончины митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна /Снычёва/)

2 ноября 1995 года в гостинице «Северная корона» на Карповке должна была состояться презентация по слу­чаю пятилетней годовщины банка «Санкт-Петербург»...

 

Пять лет, конечно, — не юбилей…

 

Но с другой стороны, такая пятилетка — целая эпоха.

 

Распалась великая держава, разрушена мощнейшая экономика, нищета вошла в русские дома, страна стремительно вымирает. Но это опять-таки — с одной стороны.

 

А с другой — скоплены гигантские состояния, совершены головокружительные карьеры... Новым хозяевам жизни было что вспомнить, подводя итоги минувшего пятилетия, за что под­нять бокалы.

 

И, наверное, собираясь на предстоящий банкет, и вспо­минали, и подытоживали, но, конечно, никто и предпо­ложить не мог, что сегодняшнему «сходняку» суждено бу­дет перейти из частной жизни «новых русских» в истори­ческие события, черной страницей войти в историю всей России...

 

Но, повторим, ничто не предвещало такой опасности.

 

Только переменчивая питерская погода резко ухудшилась к вечеру. Грязными тучами затянуло после обеда небо, сразу стемнело, густо повалил снег.

 

В этом снегу и вязли пробирающиеся к «Северной ко­роне» иномарки.

 

1

 

В ночь на 2-ое ноября в келье митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна долго не гас свет.

 

Уходящий день, — 19 октября по церковному календарю — день памяти святого мученика Уара, день перенесения мощей преподобного Иоанна Рыльского, день прославления новомучеников Российских, был для Вла­дыки хлопотным и беспокойным.

 

Накануне, по неизвестной причине — её так и не удалось выяснить! — начисто выгорел свечной цех возле семинарии на Обвод­ном канале. Епархия осталась без своих свечей.

 

Ещё — пришло приглашение на презентацию пятилетней годовщины банка «Санкт-Петербург».

 

Нужно было решать — ехать туда или нет.

 

Первый порыв — отказаться от при­глашения — вступал в противоречие с доводами рассуд­ка. На презентации будут богатые люди, в помощи кото­рых после разорительного пожара епархия остро нужда­лась.

 

Кроме того, Владыке сообщили, что на пре­зентации появится и мэр Анатолий Собчак…

 

Уже два года, после осени девяносто третьего, Владыка не мог встретиться с ним.

 

А встреча была необходима — два года никак не решался, казалось бы, решенный вопрос о возвращении епархии Александро-Невской лавры.

  

Последняя ночь Владыки Иоанна в нашем мире...

 

Ни­кому не ведомо, что думал, что чувствовал он в эти часы.

 

Дневник, последнюю запись в котором митрополит сде­лал утром, скрыт. Впрочем, возможно, и не записал Вла­дыка в дневнике о предчувствиях, томивших его.

 

Извест­но только, что в эту ночь он долго не мог заснуть, возможно, читал — Владыка сам обмолвился домочадцам — принесенную из типографии книгу «Кровавая осень». И без риска ошибиться можно пред­положить, как, отвлекаясь от описания кровавой бойни, устроенной в Москве, снова и снова думал Владыка о петербургских делах, о предстоящей встрече с А. Соб­чаком…

 

 

 

Келья Владыки была обставлена очень незатейливо.

 

Простенький письменный стол, за которым обычно и работал Владыка, не любивший своего «официального» кабинета...

 

Книжные полки...

 

Старомодная никелированная кровать, привезенная Владыкой из Самары и принадлежавшая еще митрополиту Мануилу...

 

Иконостас.

 

Над кроватью — пор­трет Иоанна Кронштадтского.

 

Владыка часто молился ночами в своей келье.

 

В эту ночь Владыка молился особенно долго.

 

Нам неизвестно, какие молитвы читал он, но, может быть, в день тезоименитства святого припомнились ему слова из молитвенно­го воззвания Иоанна Кронштадтского:

 

 

 

0тче наш. Иже еси на небесех!

Да святится Имя Твое в России!

Да приидет Царствие Твое в России!

Да будет воля Твоя в России!

Ты насади в ней веру истинную, животворную!..

 

Может быть, вспоминалось Владыке и описание стра­даний мученика Уара, память которого праздновалась в минувший день.

 

 

 

«Уар же, которого начали истязать, сказал святым мученикам:

 

— Святые страстотерпцы! Благословите меня, раба ва­шего, чтобы я сподобился вашей участи. Помолитесь за меня Владыке Христу, чтобы Он подал мне терпение, ибо Он ведает нашу природу, что дух наш бодр, плоть же не­мощна.

 

Святые, возведя очи свои на небо, усердно молились за него.

 

— Мужайся, Уаре... — взывали они. — И будь тверд, ибо Христос стоит пред тобою, невидимо тебя укрепляя. Уар отвечал:

 

— Воистину я ощутил помощь моего Владыки, ибо счи­таю муки за ничто.

 

Мучители тогда стали строгать тело Уара железными ножами и скребками, а потом, прибив гвоздями к дереву вниз головой, содрали со спины кожу, а по чреву били суковатой палкой, пока оно не расторглось и все внут­ренности не выпали на землю. Святые мученики, увидев это, заплакали, и тогда наместник торжествующе закри­чал:

 

— Вот вы побеждены! Вы плачете, боясь мучений. Святые же отвечали:

 

— Зверь ты, а не человек! Мы не побеждены, а напро­тив, сами побеждаем при помощи укрепляющего нас Иисуса. Если же мы заплакали, то не потому, что боимся мучений, но от любви к нашему брату, которого ты бес­человечно мучаешь. В душе же мы радуемся, видя, что доброму страстотерпцу уже уготован венец.

 

Наместник тогда повелел увести их в темницу, а Уар, увидев это, вскричал:

 

— Учители мои! Помолитесь за меня в последний раз Христу, ибо я уже разлучаюсь от тела, вас же благодарю за то, что вы привели меня к вечной жизни»…

 

 

 

Может, и эти страшные страницы из житий вспо­минал Владыка в ту ночь. Долго не гас свет в окошке митрополичьей кельи, долго молился Владыка... 

 

2.

 

Валентина Серге­евна Дюнина увидела в эту ночь сон…

 

Приснилась Анас­тасия из Самары, которая давно уже была больна... Пока­зывая на составленные рядом и покрытые ковром столы, подобие смертному одру, она спросила:

 

— Знаешь ли ты, Валя, что это такое?

 

— Знаю... — ответила Валентина Сергеевна.

 

— А знаешь, как хорошо лежать на этом?

 

За завтраком Валентина Сергеевна рассказала свой сон Владыке, который тоже хорошо знал болящую Анас­тасию.

 

— Может, там случилось что? — спросила Валентина Сергеевна.

 

— На всё Воля Божья... — утешил ее Владыка. — А о смерти всегда должно помнить.

 

Днём Валентина Сергеевна всё-таки позвонила в Са­мару. Но с Анастасией, слава Богу, всё пока было хоро­шо.

 

 

 

Владыка же с утра попросил приготовить ему ванну.

 

Петр Алексеевич, у которого Владыка часто останавливался в Москве, вспоминал, что голову Владыка мыл, а тело нет…

 

 — И никакого запаха не было, — говорил Петр Алексеевич.

 

Но в этот последний свой день Владыка помылся.

 

Переоделся в чистое.

 

Как солдаты или моряки перед последним боем...

 

Когда пришло время делать процедуры — Владыку опять му­чили трофические язвы на ногах — и Валентина Сергеев­на Дюнина вошла в его келью, митрополит Иоанн, лежа в постели, писал дневник.

 

В последние годы из-за язв Владыка часто работал лёжа. Для этого была сделана спе­циальная подставочка, которая ставилась на постель.

 

Мы уже говорили, что вся жизнь Валентины Сергеевны Дюниной связана с Владыкой Иоанном.

 

Впервые она увидела его, будучи че­тырехлетней девочкой.

 

Увидела в церкви и запомнила. Когда потом ее спрашивали, кем хочет стать? — отвечала: «Батюшкой!».

 

Потом отец Иоанн уехал учиться в Ленинградскую духов­ную академию, и новая встреча произошла как бы по ошибке.

 

Отец Иоанн попросил тогда Анну Нестеровну разыскать «Евгению с чадами», а Анна Нестеровна подумала, что речь идет о матери Валентины Сергеевны, и привела её.

 

Отец Иоанн внимательно посмотрел на маму и ска­зал:

 

— Не та... Но, наверное, так Богу угодно…

 

Валентине Сергеевне тогда было одиннадцать лет, но отец Иоанн разговаривал с нею как со взрослой, и сразу взял под свое руководство.

 

И вот минуло с тех пор сорок лет…

 

В рассказах Валентины Сергеевны о своём духовном отце есть та теплота, которая позволяет сказать значи­тельно больше, чем самые объемистые исследования.

 

«Многих спасала молитва Владыки Иоанна... — рас­сказывает она. — Он и меня излечил, хоть я и врач. Я тогда сильно заболела. Доктора опреде­лили бронхоэктазы и постановили немедленно удалить часть легкого. Я, конечно, скорее к Владыке: соглашать­ся ли на операцию? А он говорит: «Нет, не надо. Возьми-ка лучше отпуск, посиди дома. Матушка будет томить овес, а другого ничего не ешь», — и перекрестил мне легкое. Я так и сделала. И вот вижу я сон, будто служит наш Вла­дыка с двумя архиереями: в центре стоит красивый, вы­сокий архиерей в белой одежде. К нему-то обращается мой духовный отец и просит: «Владыка святый, помоги ты ей!» — и как бы подтягивает меня к алтарю... Мне еще во сне легче стало, а потом все лучше, лучше — и я со­всем выздоровела, так что медики и поверить в такой исход не могли».

 

3.

 

— Пришла дочка, ставим точку… — пошутил митрополит Иоанн, когда утром, 2 ноября, вошла в его келью Ва­лентина Сергеевна.

 

Улыбнулся и отложил тетрадь, завер­шая этой улыбкой писательский труд всей своей жизни…

 

Безусловно, митрополит Иоанн — один из крупней­ших церковных писателей двадцатого века.

 

Как отмечал Константин Душенов, митрополит соединил собою «современную Россию с её многовековой исторической и религиозной традицией». После долгих лет немоты Церкви все услышали, как может говорить пастырь о любви к Богу, Отечеству и Народу.

 

«Русь соборная» — очерки христианской государствен­ности.

 

«Самодержавие духа» — очерки русского самосоз­нания.

 

«Стояние в вере» — исследование истории цер­ковных расколов.

 

«Го­лос вечности» — сборник проповедей и поучений.

 

«Одоление смуты» — сборник публицистических статей.

 

Эти работы, составившие объемистый пятитом­ник, в основном были написаны митрополитом Иоанном за последние пять лет в Санкт-Петербурге.

 

Даже если бы Владыка занимался лишь литературной работой, и тогда творческая активность его вызывала бы уважение. 

 

И вот Владыка до­писал все книги, все статьи, которые предполагал допи­сать, сказал всё, что должен был сказать своей пастве.

 

Огромный, удивительно цельный по своему духу и мыс­лям труд был завершен, и настало время поставить в нем точку.

 

— Пришла дочка — ставим точку… — пошутил Владыка, когда в его келью вошла Валентина Сергеевна Дюнина.

 

Улыбнулся и отложил завершенный труд…

 

4.

 

Шло 2 ноября.

 

По церковному счету — 20 октября, день памяти праведного Артемия, Веркольского чудотворца, преставившегося четыреста пятьдесят лет назад.

 

Как сказано в Житии:

 

«Односельчане Артемия не по­няли, по своему неразумию, сего посещения Божия и со­чли, по суеверию, неожиданную кончину блаженного от­рока праведным судом Божиим, наказующим Артемия за какие-либо тайные грехи его. Тело блаженного Артемия как умершего от внезапной смерти, осталось неотпетым и непогребенным; его положили на пустом месте в со­сновом лесу, поверх земли, прикрыли хворостом и берес­тою и огородили деревянной изгородью...»

 

Там и пролежало тело тридцать два года, пока собирав­ший грибы местный дьячок, заметивший чудесное сия­ние между деревьями, не наткнулся на нетленные мощи праведного Артемия.

 

Когда их перенесли в церковь, начали происходить многочисленные исцеления.

 

«Вышняго повелением тученосным облаком помрачив­шим, и молниям блистающим, грому же восшумевшу с прещением, испустил еси твою в руце Господеви, премудре, Артемие, и ныне предстоящие Престолу Владыки всех, о иже верою и любовию приходящим к раце твоей, подая исцеление всем неотложно, и моляся Христу Богу, спастися душам нашим».

  

Шло 2-е ноября.

 

1912-й день митрополита Иоанна в нашем городе.

 

И каждый из этих почти двух тысяч дней был загружен хозяйственной и организационной работой.

 

Не стал исключением и последний день жизни.

 

На три часа дня было назначено епархиаль­ное совещание. В резиденцию митрополита съезжались настоятели санкт-петербургских храмов.

 

О том, каким великим внутренним спокойствием и столь же великой внутренней доброжелательностью к людям обладал покойный Владыка, знают все встречавшиеся с ним.

 

И эти свойства души и характера помогали митрополиту в его воистину великих, не охваты­ваемых глазом свершениях.

 

За пять лет и три месяца, которые управлял он епархи­ей, возобновлено пять мужских монастырей — Свято-Тро­ицкая Александро-Невская лавра, Коневский Рождество-Богородичный, Зеленецкий Свято-Троицкий, Большой Тихвинский Успенский и Свято-Троицкая Сергиева пус­тынь в Стрельно. Незадолго до кончины Владыка благо­словил возобновление Свято-Троицкого Александро-Свирского монастыря.

 

Стал действующим Введено-Оятский монастырь, учреждены и ещё две женские мона­шеские общины: Свято-Введенская Корнилиево-Паданская и Свято-Покровская Тервеническая.

 

Число действующих храмов в епархии увеличилось бо­лее чем в три раза.

 

Возобновились богослужения в Ка­занском, Андреевском, Троице-Измайловском, Петергофско-Петропавловском и Царскосельском Федоровском со­борах, в старинных церквах святых праведных Симеона и Анны, святого Пантелеймона, Благовещенской, Спасо-Конюшенной, храмах Богоявления Господня и Вознесе­ния Христова...

 

 Открылись храмы во многих районных городах, не имевших раньше ни одной действу­ющей церкви, открывались церкви при больницах и тюрь­мах.

 

Многие церкви строились заново...

 

В среднем каж­дый год при митрополите Иоанне открывалось или стро­илось около двадцати храмов.

 

 С именем Владыки Иоанна связано чудесное обрете­ние мощей преподобного Серафима Саровского и святи­теля Иоасафа Белгородского.

 

Увы...

 

Сразу после кончины Владыки его заслуги в этой области были не то что бы ревизованы, но, так сказать, «переписаны» на других.

 

Тем более, что желающих при­писать себе эти заслуги хватало.

 

В ходе избирательной кампании 1996 года обслуживающие Собчака га­зеты неоднократно подчеркивали, что «за пять лет прав­ления Анатолия Собчака в городе восстановлен 91 храм, 15 часовен, 9 архитектурных комплексов. Все они пере­даны Церкви».

 

Храмы в Санкт-Петербурге, действительно, возвращались Русской Православной Церкви, но возвращались не благодаря Собчаку, а вопреки его противодействию.

 

Свидетельство этому — почти трехлетняя задержка с пе­редачей Церкви основных зданий Александро-Невской лавры...

 

О причинах этого промедления и собирался го­ворить Владыка с Собчаком в последний день, ради этого разговора и ехал он в «Северную корону»...

  

Завершая совещание с настоятелями храмов, митропо­лит Иоанн благословил всех и попросил молиться о нём...

 

И как тут было не вспомнить последних слов мученика Уара: «Помолитесь за меня в последний раз Христу, ибо я уже разлучаюсь от тела...»

 

Протоиереи вспоминали потом, что было ощущение, будто Владыка навсегда прощается с ними...

  

5.

 

Близко знавшие митрополита Иоанна люди утверждают, что он был истовым молитвенником.

 

 «Молился благочестиво... — вспоминает его бывший келейник, настоятель Воскресенского храма иеромонах Пахомий. — Знал ли Владыка о силе своих молитв? Ду­маю, что нет. Во всяком случае, когда мы говорили о бла­годатных исцелениях, вразумлениях, предсказаниях — митрополит изумлялся: и как это Господь совершает чу­деса по молитвам избранников Своих?! Если люди благодарили его за молитвенную помощь — тоже удивлялся... Но, наверное, такое незнание и есть признак духовности, святости. Ведь в житиях святых мы видим примеры того, как угодники Божии, творя чудеса, даже не догадывались об этом. Так, один старец, уйдя в затвор, решил никого более из мира не принимать. Но одна женщина, сильно скорбевшая о кончине своего ребенка, все же решилась прийти к его келье и, увидев, что она не заперта, подло­жила туда труп младенца. Дверь при этом скрипнула, и затворник, не оглядываясь, гневно произнес: «Я же ска­зал, что более никого не принимаю! Кто там лежит? Вый­ди вон!». И — ребенок встал и вышел, а старец продолжил молитву»…

 

Молился Владыка Иоанн и перед тем как отправиться в «Северную корону», куда так не хотелось ему ехать.

 

Домочадцы вспоми­нают, что вскоре после совещания, простившись с насто­ятелями, Владыка снова почувствовал беспокойство.

 

Рез­ко поднялось давление.

 

Валентина Сергеевна Дюнина попросила, чтобы Вла­дыка взял и ее, но Владыка отказался. Настаивать Вален­тина Сергеевна не стала.

 

— Благословите меня... — попросил Владыка у вышед­ших проводить его к машине домочадцев.

 

И склонил го­лову.

 

Просьба была столь неожиданной, что все растеря­лись.

 

— Господь вам поможет, Владыка, — проговорила Ва­лентина Сергеевна, — подскажет, что сказать, а что смол­чать...

 

Владыка кивнул и сел в белую «Волгу».

 

Вместе с ним в машину сел и послушник Петр.

 

Протоиерей Павел Красноцветов, главный бухгалтер епархии Наталья Александ­ровна Кулик, юрист Епархиального управления Лидия Павловна Богданова ехали в «Северную корону» отдельно.

 

Густо шел снег...

 

Без десяти минут восемь белая «Волга» митрополита остановилась у «Северной короны».

 

Послушник Петр по­советовал не снимать зимнюю рясу, но Владыка оставил ее в машине. Опираясь на посох, шагнул к распахнув­шейся перед ним двери отеля — последней на его жизненном пути.

 

Земной жизни ему оставалось чуть больше часа...

 

Гостиницу «Северная корона» начинали строить сер­бы, но достраивала уже турецкая фирма. Прямой связи у этого строительства с ходом войны мирового сообщества против свободолюбивой православной Сербии нет, но строительство затянулось, и приспособить гостиницу к питерскому климату пока не успели.

 

В холле, где уже со­бирались приглашенные на банкет, гуляли сквозняки.

 

Было холодно.

 

Владыка, оставивший зимнюю рясу в машине, замерз...

 

Через несколько минут приехали женщины. Владыка начал расспрашивать Наталью Александровну, как ре­шается вопрос предоставления налоговых льгот для Цер­кви, посетовал, что проблема эта не находит понимания у чиновников, спросил Наталью Александровну о здоровье её больной матери. Но видно было, что Владыку томят какие-то нехорошие предчувствия...

 

Очень неуютно было, холодно и тревожно.

 

И не только Владыке, но и осталь­ным.

 

— Мы здесь совсем чужие, — сказал, глядя на собрав­шихся банкиров, протоиерей Павел Красноцветов.

 

— Всё демократическое общество здесь... — откликну­лись ему.

 

Отвлекся от разговора о налогах и Владыка.

 

— Слово-то какое — демократия... Начинается с демо... — сказал он, потом, помолчав, добавил. — Если у власти будут такие, как Собчак, России будет совсем плохо. Эти люди — с двойным дном.

 

Он произнес эти слова вслух, но как бы обращаясь к самому себе.

 

В последние убегающие минуты жизни по­вторил мысль, которую неоднократно высказывал в пос­ледние годы...

 

«Церковь не может... делать вид, что не замечает того шабаша, который устроили на Руси христоненавистники, растлители и сатанисты разных мастей».

 

6.

 

Эти мысли митрополит Иоанн высказывал публично, открыто.

 

Ценою за право высказывать их и была та пус­тота, что окружала сейчас Владыку в наполняющемся людьми холле «Северной короны». Все сторонились человека, осмелившегося сказать правду про них...

 

Эта пустота, этот вакуум — очень важны для понима­ния того, как чувствовал себя Владыка. Конечно, среди банкиров были люди, сочувствующие Владыке, но слов­но бы невидимая стена ограждала его от остальных гос­тей. И уже ясно становилось, насколько беспочвенны надежды решить нынче насущные для епархии вопросы.

 

Он же сам писал в своих книгах:

 

«Люди с черной душой стремятся избегнуть обличи­тельного света Истины Христовой и церковной благода­ти. Зло вообще не терпит правды и всегда пытается уни­зить и оклеветать её».

 

О клевете на Владыку мы уже говорили.

 

О том, как злобно и мелочно унижали его, вынуждая появляться на подобных «сходняках», понимаешь, слушая рассказы о последних минутах жизни Владыки.

 

Подобно бедно­му и назойливому просителю, митрополита томили в ка­ком-то непонятном ожидании в неуютном, продутом сквозняками холле «Северной короны».

 

Ждали прибы­тия Собчаков.

 

Собчаки задерживались.

 

Некоторые утверждают сейчас, что подобные Собчаку правители в своей русофобской мелочно-злобной нена­висти к России и православию превосходят и чекистов, расстреливавших десятками и сотнями русских священ­ников.

 

Наверное, это не так...

 

Они не хуже и не злоб­нее сотрудников ленинских чрезвычаек.

 

Они такие же.

 

Митрополит Иоанн яснее других понимал это…

 

«...Нынешние реформаторы-экстремисты, унаследовав­шие худшие черты террористического «большевистско­го» самосознания, уже стоившего России невероятных жертв, ведут дело к созданию... чудовищной по своему цинизму системы власти – коррумпированной и бескон­трольной, скрывающей за псевдодемократической рито­рикой полное презрение к закону».

 

В начале девятого — Собчака все еще не было — офи­цианты принялись разносить соки.

 

Владыка благословил желающих выпить.

 

Самому Владыке стакан принесли от­дельно. Он отпил глоток и отставил стакан. Сок был ле­дяным.

 

Теперь уже все увидели, как замёрз Владыка. И снова келейник Петр предложил принести из машины зимнюю рясу, но снова Владыка отказался.

 

— У вас не найдется какого-нибудь теплого помеще­ния, где можно посидеть... — спросила у пробегавшего мимо администратора Наталья Александровна.

 

— Да-да, — на ходу ответил тот. — Вот туда пройдите, пожалуйста... По ступенькам вверх.

 

Но дойти до указанного помещения не успели.

 

Ког­да двинулись к ступенькам лестницы, в холле наступила тишина, и стало как будто еще холоднее. В вестибюле го­стиницы появился Собчак. Со своей женой, Людмилой Нарусовой, он шёл навстречу Владыке.

 

7.

 

Так уже бывало в русской истории...

 

В трагедийной бе­зысходности сопрягаются воедино противоположности. Вспомните «исповедника правды» святого митрополита Филиппа Колычева и кровавого палача Малюту Скурато­ва, явившегося к опальному Владыке, чтобы получить бла­гословение на казнь Новгорода. Тогда в келье Отроч-Тверского монастыря Малюта задушил непокорного митро­полита.

 

Нравы были простые и грубые…

 

Сейчас, ощерившись своей некогда знаменитой, демок­ратической улыбкой, приобретшей, однако, в середине девяностых годов сходство с оскалом, Собчак протянул руку митрополиту.

 

— Как чувствуете себя? — спросил он.

 

Холод еще больше усилился. Владыка чувствовал толь­ко эту вползающую в него со всех сторон стужу...

 

Внимательно смотрел он на стоящего перед ним улы­бающегося Собчака.

 

Как всегда, тот был развязен и само­уверен.

 

Аппетит, как известно, приходит во время еды.

 

Безве­стный, не блещущий особыми талантами преподаватель университета, мечтавший о местечке в КПСС, за годы пе­рестройки сделал головокружительную карьеру, но ему и сейчас мало было законных почестей, должностей, денег.

 

С местечковым энтузиазмом, пользуясь своим положением, благоустраи­вал он род­ственников. Супруга — героиня многочисленных разоб­лачительных репортажей программы «600 секунд» — пристраивалась тогда в депутаты Государствен­ной думы по партийным спискам объединения «Наш дом — Россия».

 

— Благословите, Владыка... — попросила, прерывая за­тянувшуюся паузу, кандидатка в депутаты.

 

Митрополит поежился от сковывающего его холода и поднял руку для благословения...

 

Стоявшие рядом с митрополитом Иоанном спутники вспоминали потом, что, когда Владыка поднял руку, воз­никло такое ощущение, словно он увидел что-то неожи­данное.

 

Он смотрел не на Нарусову, не на Собчака, а куда-то сквозь эту чету.

 

Глаза его были широко открыты, и в них застыл ужас.

 

Нет нужды гадать, что мог увидеть митрополит…

 

Дела Собчака в Санкт-Петербурге сходны с последствиями ле­нинградской блокады. Может быть, глаза этих сотен тысяч казненных реформаторами-экстремистами русских людей и увидел поднявший для благословения руку митрополит…

 

Пальцы его, сжимавшие митрополичий посох, разжа­лись.

 

Владыка, подхваченный сзади келейником Петром, медленно начал оседать, валясь на пол.

 

Митрополичий посох успела подхватить Наталья Александровна, не дала ему упасть.

 

Собчаки, взвизгнув, отскочили от умирающего Владыки...

 

Наверное, только нашим не до конца изжитым в себе атеизмом можно объяснить извечное удивление: почему тот или другой человек умер так, а не как-то иначе...

 

Да потому, что смерть человеческого тела не является смер­тью души. Душа продолжает жить, уходя в жизнь вечную. Таким образом, и смерть — это то, к чему человек идёт, забывая порою, куда он идёт на самом деле. И как бы искусно ни притворялся человек, в момент своей смерти он все равно неизбежно становится тем, кем был на самом деле, потому что невозможно притвориться, вступая в жизнь вечную...

 

Митрополит Иоанн никогда не кри­вил душой, открыто клеймил врагов православия и Рос­сии.

 

Но он был ещё и одним из крупнейших иерархов Церкви, и освободиться от бремени административных забот не мог. Все время ему приходилось смирять себя, находясь в обществе людей, с которыми ему было тяже­ло.

 

Не благословить просящую благословения супругу Собчака Владыка не мог.

 

Но не смог и благословить.

 

Как мы знаем из нашей исто­рии, поход Иоанна Грозного на Новго­род, неблагословленный святым митрополитом Фи­липпом (Колычевым), все-таки состоялся.

 

И казнь тоже состоялась.

 

И жестоко пытали без­винных новгородцев, и, привязав к саням, десятками топили в Волхове.

 

И для сотен тысяч ограбленных, отброшенных в бес­просветную нищету петербуржцев ничего не изменилось в жизни, когда так и не благословил чету Собчаков мит­рополит Иоанн, хотя и пришлось ему заплатить за это своей жизнью.

 

Не появились лекарства, не прибавилось достатка...

 

Да... С точки зрения сиюминутной, практической пользы никакого значения совершенные двумя митропо­литами поступки, разделенные столетиями, не имели, хотя и оплачены они немыслимо высокой ценой.

 

Но есть и другой отсчет.

 

И о другой пользе, служащей спасению души, тоже не следует забывать...

 

Ну, а главное — митрополит Филипп (Колычев) и не был бы «исповедником правды», если бы благословил кара­тельный поход на Новгород.

 

И митрополит Иоанн тоже не был бы тем, кого узнала и кому поверила православ­ная Россия, если бы спокойно и бестрепетно благослов­лял ненавистников Отечества и православия…

 

Человека определяет не то, что человек может.

 

Чело­век может очень многое. И самый отъявленный негодяй способен искренне любить детей, или хотя бы собак.

 

Спо­собность человека совершать благородные поступ­ки тоже не говорит ни о чем.

 

В человеке принципиально важно то, чего он не может.

 

Не может убить.

 

Не может предать.

 

Не может украсть.

 

Не может ненавидеть.

 

Соб­чак, к примеру, был и членом КПСС, и ярым антиком­мунистом. Он произносил приветствие «Свидетелям Иеговы» и беседовал с новым митрополитом Санкт-Пе­тербургским и Ладожским о сошествии Святага Духа в день очередных выборов губернатора... Но это не меня­ло его сути, всё время он оставался всё тем же Собча­ком, каким и был...

 

У митрополита Иоанна совсем другая жизнь.

 

Он вспо­минал про случай, что произошел, когда ему было всего шестнадцать лет. Тогда, на танцплощадке, словно бы пеле­на спала с глаз. Вернее, не спала, а свернулась: справа налево. И будущий архиерей увидел вдруг очищенным взором не веселящихся людей, а их настоящих хозяев — кривляющихся бесов, от которых исходил леденящий душу холод. Юноша бежал тогда с танцплощадки. Бежал ко Христу...

 

Ко Христу отошел он и сейчас, спасаясь от надвинув­шейся на него леденящей стужи...

 

8.

 

Через несколько дней после похорон митро­полита Иоанна директор издательства «Царское дело» Сергей Астахов встретился с домочадца­ми Владыки и буквально по минутам расписал последние дни жизни митрополита…

 

Было 20 часов 35 минут, когда Влады­ка упал в холле «Северной короны».

 

Далее хронология на­чинает путаться.

 

Путаница, психологически вполне объяс­нимая. Произошедшее было настолько неожиданным, что не могло не вызвать смятения.

 

Кто-то хлопотал, чтобы вызвать «Скорую помощь», чтобы сообщить в резиденцию. Кто-то уже сделал это по радиотелефону. Собчак сказал, что «Скорая» уже вызвана по его каналам.

 

«Скорая» прибыла через пятнадцать минут. В Санкт-Петербурге некоторые шутники с мрачноватым юмором называют такие «Скорые» — машинами смерти.

 

В этой вызванной по спецканалам Собчака «Скорой» не оказа­лось необходимых лекарств.

 

Сохранилась видеозапись этой сцены.

 

Собственно говоря, неведомому нам оператору, почти ничего и не удалось снять. Только спины людей, обступивших упавшего Владыку. Только врача скорой помощи, что идёт по холлу гостиницы «Северная корона»…

 

Очень трудно понять по кусочку этой видеозаписи, что он чувствовал в это мгновение. Это какая-то странная смесь любопытства, неуверенности и презрения…

 

Впрочем, как свидетельствуют очевидцы, врач сделал то, что мог сделать.

 

Уложил Владыку и подключил электрокарди­ограф. Валентина Сергеева Дюнина, приехавшая из рези­денции на Каменном острове, успела увидеть на экране последние всплески кардиограммы.

 

Сердце митрополита Иоанна остановилось.

 

Протоиерей Павел Красноцветов читал отходную.

 

Валентина Сергеевна стояла на коленях перед телом святителя и плакала.

 

Потом она вскочила и побежала к залу, где шел приём.

 

— Куда вы?! — остановила её Нарусова.

 

— Где Собчак?! — спросила Валентина Сергеевна. — Надо вызвать реанимацию!

 

— Не тревожьте Анатолия Александровича! — сказала Нарусова. — Анатолий Александрович занят.

 

— А вы стоите и наблюдаете, как умирает митрополит? — гневно сказала Валентина Сергеевна. — Вам же ведь сто­ит только кнопку нажать, и реанимационная машина бу­дет здесь!

 

— Первый снег... — сказала Нарусова. — Трудно доби­раться.

 

Собчака всё-таки вызвали.

 

— А что, разве «Скорой» до сих пор нет? — спросил он.

 

Валентина Сергеевна махнула рукой и побежала назад.

 

Бухгалтерша Наталья Александровна сняла кофту и на­крыла ею Владыку. Под голову Валентина Сергеевна подсунула свое пальтишко.

 

Владыка лежал горячий.

 

Левая сторона его лица покрылась синеватой чернотой. Валентина Сергеевна знала, что это та­кое...  

 

Специализированная «Скорая помощь» прибыла толь­ко через сорок минут.

 

— Готов! — посмотрев на Владыку, сказал врач с этой «Скорой».

 

Это, так сказать, основная канва события.

 

Собирая ма­териалы для книги, я пытался найти и свидетель­ства того, как реагировали, как вели себя другие пригла­шённые на презентацию лица.

 

К сожалению, тут и начи­нается путаница.

 

Одни свидетели утверждают, что Соб­чак растворился, «аки дым». Другие говорят, что он уча­ствовал в вызове по своим каналам «Скорой помощи», прибывшей в «Северную корону» без лекарств и необходимого оборудования.

 

Столь же разноречивы и свидетельства о том, состоялся-таки банкет или нет.

 

Некоторым очевидцам казалось, что, когда умирал Вла­дыка, из банкетного зала доносились резкие голоса, то­пот, словно там пировала нечистая сила...

 

Другие утверж­дают, что никакого банкета не было.

 

Еще когда только начал оседать на пол Владыка, все приглашенные на презентацию словно бы «размазались по стенам».

  

Противоречия, повторю, понятные, легко объяснимые.

 

Близкие митрополиту люди были слишком поглощены нежданной бедой, чтобы реагировать на что-то другое. Вообще, эта смерть в «Северной короне» из-за недомол­вок, из-за стремления Собчака замять этот — выражение чиновника мэрии! — «инцидент», породила в городе не­мало слухов.

 

Мне, например, приходилось слышать вер­сии, что якобы и в стакан с соком, поданный Владыке, было что-то подмешано, и что машина без лекарств была Собчаком послана специально...

 

Лично мне эти пред­положения не представляются убедительными, хотя я тоже считаю, что митрополит Иоанн был убит.

 

Только убил его не сам Анатолий Собчак, не какой-то конкретный злоумыш-ленник, а та систе­ма, которую за годы своего мэрства сумел построить Соб­чак.

 

Это ведь его «заслуга», что в городских больницах не хватает самых необходимых лекарств.

 

Это ведь его достиже­ние, что из года в год ужимались штаты «Скорой помо­щи». Все эти годы деньги из городского бюджета растра­чивались в ущерб городскому здравоохранению, образо­ванию, культуре, общественному транспорту на помпез­ные «мэроприятия», которые и нужны были только для того, чтобы Анатолий Александрович мог показать на них самого себя.

 

Владыка Иоанн, несомненно, был убит, но убит точно так же, как сотни тысяч петербуржцев, к которым не при­ехала вовремя «Скорая помощь», которые не смогли ку­пить себе нужных лекарств, необходимого питания. Уби­ты не потому, что они кому-то мешали, а потому, что они были не нужны нелюдям, взявшимся за управление горо­дом.

 

Он, митрополит Иоанн, и умирал точно так же, как умирали тысячи и тысячи безвестных петербуржцев.

 

Уми­рал, как нищий, посреди роскошного холла «Северной короны».

 

И над ними, как и над Владыкой, равнодушно и устало звучал голос: «Готов!»

 

И этот готов...

  

9.

 

Ушел из нашего мира великий праведник и молитвен­ник митрополит Иоанн.

 

Выкраивая время среди своих многотрудных забот, снова и снова взывал он к нам:

 

«Люди, люди!... Несчастные, заблудшие, возлюбленные соотечественники мои... Одумайтесь, исправьтесь, взгля­ните здраво — на что вы тратите свои силы, ради чего истощаете таланты?.. Богатство? Власть? Почет? Что из этого вечно, что сможете вы взять с собой, когда, окон­чив земной путь, предстанете пред Высшим Судией чело­веческих поступков, слов и помыслов. Всеведущим обличителем наших тончайших сердечных движений?

 

Вспомни, народ русский, страшное в своей непрелож­ности обетование Господа: «В чем застану, в том и сужу!». В чем же ныне застанет нас посещение Божие? В междо­усобицах и политических распрях?.. В беспощадной борьбе за посты, чины и деньги — борьбе на развалинах великой державы, нами же преданной и проданной. Державы, со­зидавшейся из века в век трудами и потом многих поколений наших пращуров, а ныне — в одночасье разрушен­ной, растерзанной во имя удовлетворения мелких и гад­ких страстишек... Плачет сердце, глядя на растерзанное, одурманенное Отечество, полнится жалостью и скорбью душа...».

 

Снова и снова митро­полит Иоанн пытался объяснить нам, еще только пытающимся очнуться от атеистического сна, согражданам, что происходит в окружающей жизни, куда пытаются увлечь нас лжеучителя и лукавые проповедни­ки.

 

Ну, а то, чему он не успел научить в своих статьях, беседах, книгах, он научил нас, объяснил нам своей кон­чиной…

 

Нет! Смерть — не конец жизни...

 

Не потому ли, и не помня, что ждёт всех нас в конце земного пути, и все-таки помня, так внимаем мы рассказам о последних ми­нутах любого человека? И не зная, мы всё-таки знаем, что эти минуты — самые главные для любого из нас...

 

И не потому ли так, всегда врасплох, застает нас смерть самых близких людей. Всегда — это сумятица, горькая печаль, бестолковщина, связанная с похоронами...

 

К ночи снегопад утих...

 

 Засыпанный снегом город сде­лался чистым и светлым...

 

В такую же пору, задушенный Малютой Скуратовым, ушел из земной жизни другой русский митрополит — «ис­поведник правды», святой Филипп Колычев…

 

В резиденции тело митрополита Иоанна положили пе­ред входом в домовую церковь на сдвинутые журналь­ные столики, такие же, что видела накануне во сне Ва­лентина Сергеевна Дюнина.

 

Столики покрыли ковром.

 

В изголовье перед большим образом Тихвинской Бого­родицы стояла икона Иоанна Кронштадтского.

 

На табу­ретке — свечи.

 

Говорят, что Владыка долго не остывал.

 

Читавший Еван­гелия священник в два часа ночи дотронулся до руки мит­рополита.

 

Рука была тёплой…

 

10.

 

Тысячи петербуржцев пришли проститься с Владыкой.

 

Свято-Троицкий собор оказался не способным вместить столько народа, и люди часами стояли на улице, на холо­де. Время от времени из храма выносили потерявших со­знание людей...

 

Собор был открыт всю ночь...

 

И не только петербуржцы пришли в тот день в Александро-Невскую лавру. Проститься с Владыкой ехали люди из Москвы, из Самары, из больших и малых горо­дов России, из самой дальней дали, до которой достигало слово Владыки.

 

И кого только не было в толпе.

 

Старые и молодые, писатели и рабочие, художники и крестьяне, коммунис­ты и монархисты...

 

Казалось, вся многоликая Россия со­бралась в этот ноябрьский день в Лавре, чтобы проводить в последний путь своего учителя и заступника...

 

Перечислять даже самых именитых людей, пришедших к Свято-Троицкому собору, — занятие непосильное.

 

Про­ще сказать, кого не было тут.

 

Не было А.А. Собчака.

 

Мэр Санкт-Петербурга, демонстративно пренебрегши протоколом, так и не явился на похороны митрополита Санкт-Петербургс­кого и Ладожского. Когда шли похороны, он демонстра­тивно сидел на просмотре коллекции мод, разглядывая фигуристых манекенщиц.

 

Говорят, что Собчак якобы зап­ретил кому-либо из работников мэрии принимать учас­тие в похоронах Владыки Иоанна. Так ли это, утверждать не берусь, но совершенно точно известно, что официаль­ных представителей мэрии на похоронах, действительно, не было.

 

И, разумеется, это тоже штрих к портрету уже и не Соб­чака, а всей собчаковщины, которой и противостоял светоносный Владыка Иоанн.

  

Говорят, что уже у гроба Владыки начались исцеления.

 

При­шла проститься с ним женщина с темной, опухшей ру­кой. Сколько она ни ходила к врачам — ничего не помо­гало… А тут, в соборе, дотронулась больной рукой до гроба Владыки, и с похорон уехала уже совершенно здоровой...

 

Рассказывают, что в тот вечер, когда умер Владыка, заз­вонил колокол в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре.

 

На колокольне в это время никого не было...

 

Сначала особого значения этому никто не придал, но потом пришло известие о кончине митрополита Иоанна.

 

Оказалось, что колокол прозвонил именно в ту минуту, когда скончался великий русский святитель...

 

А Валентина Волкова из Горно-Алтайска болела в эти горестные дни… И у неё, и у мужа стояла высокая температура. Лежали и смотрели по телевизору репортаж о похоронах митрополита Иоанна.

 

«Я никогда не слышала о Владыке Иоанне, — рассказывает Валентина Волкова, — ничего не читала, но мне стало так нестерпимо жаль, так обидно и горько за архипастыря, за всех нас, что я стала плакать и молиться: «Господи, не ведают, что творят! Прости им… Помяни, Господи, митрополита Иоанна во Царствии Твоем, упокой его среди святых Твоих».

 

Смотрю — а он стоит у кровати мужа и крестообразно кропит его водой. Потом меня. Одет в торжественное одеяние митрополита нежно-кремового цвета, особого блеска нет, но всё такое красивое!.. Ну, думаю, стыд-то какой — священнослужитель у нас, а мы и встать не можем. Хотела подняться — и не смогла. Смотрю — а никого нет. Так было жаль!

 

Рассмотрела я всё ясно-ясно. Лицо, одежду, взмах руки, кропильницу…»

 

20 июля 1990 года Владыка Иоанн был назначен на Ленинградскую кафедру, как раз накануне празднования Явления иконы Пресвятой Богородицы в Казани в 1579 году, а хоронили его 4 ноября в день празднования Казанской иконы Божией Матери, в память избавления Москвы и России от поляков в 1612 году…

 

«Когда гроб опускали в могилу, я заметила белого голубя, который, сделав несколько кругов над местом погребения, вознёсся в небо и стал невидим… — вспоминает Елена К. — Ранним утром следующего дня, перед отъездом в Самару, я еще раз посетила могилку, чтобы проститься с Владыкой и рассказать ему всё, что было в моей душе. Я знала и чувствовала, что он меня слышит и понимает.

 

Затем я отправилась в его бывшую резиденцию и с позволения одной матушки побывала в келье Владыки, и в той комнате, где когда-то он сам принимал.

 

Всё здесь напоминало о Владыке. Мысль о том, что его уже нет, снова повергла меня в грусть…

 

Я обратила внимание на то, что жил он весьма просто и скромно — в ванной комнате висели его заштопанные носки…»

 

Похоронили Владыку в архиерейском уголке на Ни­кольском кладбище Александро-Невской лавры.

 

За огра­дой нескончаемым потоком несутся машины, а если по­вернешься, стена, на которой еще недавно можно было увидеть надпись, извещаю­щую, что здесь после революции расстреливали монахов…

 

Надпись эта была — чуть наискосок от деревянного креста над могилой Владыки.

 

А между ними — могилы, могилы...

 

Здесь и символическая могила Свя­того митрополита Вениамина, тоже расстрелянного — неведомо где! — большевиками.

 

Здесь вся история Русской Православной Цер­кви, весь крестный путь, пройденный нашей Церковью в этом веке.

 

Путь, который и сейчас так же тяжел, как и семьдесят лет назад...

 

11.

 

Уже пятнадцать лет нет с нами владыки Иоанна.

 

С годами всё яснее и четче понимаешь, что, вероятно, никто не смог сказать о нашем времени так глубоко и так четко, как он.

 

Несколько лет назад я обратил внимание, что статьи и книги митрополита Иоанна дают более полные и исчерпывающие ответы на вопросы современной, текущей жизни, чем многие, самые добросовестные разработки сегодняшних политологов.

 

И с каждым годом это ощущение становится все сильнее…

 

Однажды на Димитровскую субботу мы были в церкви и, когда священник отец Евстафий, читал поминальные записки, меня поразило, как часто, практически в каждой второй записке, звучит имя митрополита Иоанна.

 

Никого не поминают так часто, как его…

Автор портрета митрополитита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна - художник Ф. Москвитин

5
1
Средняя оценка: 2.8797
Проголосовало: 399