Жизнь на выдохе

Подбородок почти уже касался коленной чашечки правой ноги, но Толик не останавливался и тянулся дальше, вниз. Подколенные сухожилия напряглись так, что, казалось, сейчас лопнут. Заведенными за спину руками Толик надавил сильнее на позвоночник, на длинном выдохе задержал дыхание и все же дотянулся подбородком до выемки под коленной чашечкой. Правая нога дрожала от напряжения, левая стремилась согнуться в колене. Следя за ровностью дыхания, Толик то и дело подтягивал вверх коленную чашечку левой ноги, заставляя ногу выпрямиться. Мысленно досчитав до десяти, Толик выдохнул и выпрямился. Переведя дух, развернул корпус и наклонился теперь уже к левой ноге.

 

На лбу выступил пот. Кровь прилила к лицу. Уши заложило. Начав заниматься йогой, Толик и не предполагал, что будет так тяжело. Раньше он думал, что йога – это просто набор статических упражнений, благодаря которым раздираемый страстями ум приходит в равновесие, а истощенный бесчисленными желаниями дух преображается так, что у человека меняется отношение к миру и к проблемам этот мир наполняющим. Однако в процессе занятий Толик столкнулся с тем, что о выдуманной им статичности можно забыть, что неподвижность йогических поз только кажущаяся. В них скрывалось столько движения, столько силы, что привычный к физическим нагрузкам Толик уставал от них не меньше, чем от гимнастических упражнений с отягощениями. Правда, и усталость и наличие болевых ощущений, согласно наставлениям опытных йогов, указывали на возможно неправильное выполнение йогических поз. Но Толик закрывал глаза на свои ошибки. Он полагал, что со временем все как-то само собой утрясется, уладится и упражнения, хочешь – нет, станут получаться как надо. Перемелется – мука будет.

 

Толик вышел из позы, подышал, отдохнул, потом в прыжке расставил ноги шире плеч, развернул корпус вправо и, наклонившись, ладонью левой руки дотянулся до пятки правой ноги. Скрутка. Теперь главное, чтобы дыхание не сбилось. Дыхание в жизни йога – главное. Оно просветляет разум, ведет рассудок к нирванической безмятежности и приучает к самоконтролю, научиться которому давно мечталось Толику.

 

Заниматься по утрам йогой Толик начал полгода назад, когда остался без работы. Из-за сложного характера, он не ужился в коллективе, поэтому, когда грянуло сокращение, он не удивился, что от него избавились в первую очередь. После увольнения Толик решил переломить себя, укротить непокорный нрав, чтобы стать успешнее в жизни. Ему было двадцать пять лет, и он верил, что скорое изменение характера не займет много времени. Главное правильно выполнять рекомендованные в книгах по йоге инструкции. Хотя, честно говоря, поначалу Толик не воспринимал йогические советы всерьез. Образы героев классической русской и европейской литературы так прочно владели его сознанием, что он с нескрываемой иронией и шутливым высокомерием познавал премудрость восточных мыслителей. Однако, продолжая штудировать заумные трактаты восточных мудрецов, он, в конце концов, увлекся, воображение заиграло, и Толик встал на путь самостоятельного освоения тысячелетнего учения йоги. Он вообразил, что способен уловить в окружающем пространстве тот поток жизненной энергии, что связывал его с космосом, и, управляя этим потоком, он научится контролировать порывы своей неопытной души.

 

Пока же у Толика мало что получалось. Выполнять йогические позы, асаны, оказалось куда легче, чем контролировать эмоции. Сколько он не заставлял себя, сколько не пытался думать только о правильности выполняемых упражнений, мысли его все равно возвращались к недавним событиям, произошедшим на курсах вождения автомобилей, которые Толик посещал по направлению Бюро по трудоустройству.

 

Вспомнив о курсах, Толик гневно скрипнул зубами. Расставив ноги шире плеч, он на выдохе наклонился вперед так, чтобы касавшийся пола затылок располагался на одной линии с пятками. «Бить, - с шумом выпуская воздух из легких, думал он. – Ничего другого не остается».

 

Длинный вдох.

«Гуляш совсем обнаглел».

Задержка дыхания.

«Ни стыда, ни совести».

Выдох.

 

Гуляш был одногруппником Толика. Всего же в группе обучалось около тридцати человек. Гуляш среди всех был самым рослым и крепким. За огромную физическую силу преподаватели уважали Гуляша и частенько пользовались его услугами, когда нужно было притащить из просмотрового зала в класс какую-нибудь абсолютно неподъемную деталь автомобиля. Однако безотказный и покладистый с преподавателями, по отношению к сокурсникам Гуляш выглядел совершенным хамом. К примеру, на курсах повелось, что если в ходе лекции кому-то из слушателей что-то стало непонятно, он, не спрашивая дополнительного разрешения, мог с места задать преподавателю вопрос по теме урока. И всякий раз пока преподаватель собирался с ответом вперед со своими насмешками встревал Гуляш. Если поначалу его замечания носили весьма безобидный характер, то со временем они переросли в грубую, хлесткую брань, сопровождаемую громким дерзким смехом Гуляша. Преподаватели тогда снисходительно журили чересчур шумного студента и, как ни в чем не бывало, продолжали чтение лекции. Толика удивляло, что никто из обиженных слушателей ни разу не посмел укротить наглеца, указать ему место. Казалось бы, на дворе не средневековье, когда физическая сила являлась основным аргументом в решении споров. Чего бояться? Но, видимо, сама вероятность претерпеть расправу, одна только мысль о возможном ущербе от столкновения с силачом, заставляли взрослых, могущих постоять за себя людей, покорно сносить хамские выходки грубияна. Особенно поразил Толика конфликт, произошедший между Гуляшом и другим одногруппником Толика Саввой Несмеяном.

 

В одно из плановых занятий по вождению автомобиля все слушатели курсов собрались рано утром на автодроме. Преподаватели разбили студентов на группы по пять человек. Каждой группе предназначался ее автомобиль. Члены группы должны были управлять им по очереди согласно составленным преподавателями спискам. Гуляш, Толик и Савва Несмеян оказались в одной пятерке. В то утро Гуляш куда-то сильно торопился. А так как Савва допускался к вождению первым, то Гуляш, посеянный в этот раз предпоследним, попросил Савву поменяться с ним местами. Сославшись на то, что уже распланировал день, Савва хоть и неуверенно, но отказал. Пока преподаватели готовили машины, сверяли списки, остальные курсанты, чтобы унять нервы, курили, делились впечатлениями об учебе, предупреждали другу друга о возможных ошибках при вождении и ждали своей очереди. Начав заниматься йогой, Толик курить бросил, поэтому, чтобы не искушаться, встал несколько в стороне от своей группы так, чтобы на него не шел табачный дым. Кроме того, его заинтересовал разговор между ребятами из соседней группы, которые уже перешли к изучению грузовых автомобилей. Заслушавшись, Толик чуть не пропустил сигнал к началу вождений. Савва Несмеян загасил сигарету и направился к предназначенному ему автомобилю. Тут вдруг Гуляш схватил его за плечо, сказал: «Ну-ка, пусти» и, отстранив, двинулся к машине первым.

 

- Сейчас же моя очередь! - возмутился Савва и попытался пройти вперед Гуляша.

 

- Отдыхай! Успеешь еще, - спокойно сказал Гуляш и, нисколько не напрягаясь, будто не человека двигал, а пуховую подушку, развернул Савву и подтолкнул его в направлении группы. Пока Савву несло к одногруппникам, пока его, оступившегося, поднимали, Гуляш договорился с ожидавшим в машине преподавателем и устроился за рулем автомобиля. Толик подумал, что Савва учинит скандал Гуляшу, может быть, даже бросится в драку. Поэтому держался поближе к Несмеяну, готовый в случае чего поддержать обиженного. Но ничего подобного не произошло. Гуляш откатал положенное ему время, спокойно вышел из машины и, проходя мимо Саввы, кивнул:

 

- Давай, салага. Вот теперь точно твоя очередь. А-то по-хорошему от вас ничего не допросишься.

 

Хмурый, обиженный Савва ничего не ответил. Он молча прошел мимо Гуляша и занял место за рулем автомобиля.

 

И пока широкая спина Гуляша не скрылась за воротами автодрома, из их пятерки никто кроме Толика не осмелился подать протестующего голоса! А ведь Гуляш сместил очередность всей группы! Оставшиеся двое парней, согласно покивали возмущенному Толику, да дескать, ты прав, но сами от критики Гуляша отказались. «Как же так? – подумал в тот момент Толик. – Ну, ладно, эти двое. Недавние студенты. Холостые. Но как же Савва стерпел?». Толик знал, что у Несмеяна было двое детей. Мальчиков. «Как же он будет из них мужчин воспитывать, - растерянно подумал тогда Толик, - если он даже за себя постоять не пытается? Не то, что за других – за себя слова поперек не сказал». А вскоре и самому Толику пришлось пострадать от Гуляша.

 

Произошло это на одной из лекций по правилам дорожной безопасности. Преподаватель, хрупкая, интеллигентная женщина рассматривала модель спорной ситуации на дороге. Заглядывая в конспект, она диктовала положения нового свода законов о правонарушениях, перечисляла необходимые к ознакомлению статьи кодекса. Гуляш, горой возвышаясь впереди Толика, громко посмеивался над высказываниями преподавателя. Его двусмысленные колкости сбивали Толика с мысли. Толик путался, неверно записывал номера статей и то и дело просил преподавателя повторить сказанное.

 

- Простите, вы сказали «пиковую ситуацию»? – в очередной раз переспросил Толик, пытаясь выглянуть из-за Гуляша.

 

- Пуковую! – заржал Гуляш и, повернувшись к Толику, презрительно осклабился. – Ты достал уже своими расспросами. Ну, ты и …!

 

Матом!

 

«Бить!», - застонал от возмущения Толик и поменял позу.

 

Он смолчал тогда. Да и как на такое ответить? Его захлестнуло удушливой волной стыда, он растерялся, перестал понимать происходящее. Толик не слышал, как преподаватель неуверенным голосом сделала Гуляшу замечание и тут же, стараясь замять скандал, принялась громче обычного объяснять лекционный материал. Толик пришел в себя, только когда все поднялись на перерыв. Развязной походкой уличного хулигана Гуляш направился в столовую. Толик хотел последовать за ним, но остановился. А что если Гуляш снова нагрубит ему? Или опять матом обругает? Что тогда делать? Ругаться Толик не умел. Да еще в присутствие преподавателей, женщин. Вести себя подобным образом ему не позволяло воспитание. Что же тогда оставалось? Встретить Гуляша после лекций и потребовать объяснений? А вдруг Гуляш не захочет разговаривать? Развернет и даст пинка, как давеча Савве Несмеяну. И что тогда – утираться? Нет, невозможно! Немыслимо!

 

«Бить!», - принимая очередную позу, на выдохе подумал Толик.

 

Он потерял покой. Весь день ходил и прокручивал в голове варианты окончания разговора с Гуляшом. В конце концов, все выдуманные им угрозы сводились к одной фразе: «Еще раз услышу, не знаю, что с тобой сделаю!» Но Гуляш здоровый. Угрожать ему – только дразнить. Значит, наверняка может возникнуть ситуация, когда придется бить. «Бить», - согласился кто-то в голове у Толика, и холодные мурашки побежали по спине. Но как бить? Это только в кино герои легко дробят друг другу кости. Толик же, воспитанный родителями скорее сострадать ближнему, чем проявлять враждебность, не только не умел драться, но даже представить себя, бьющим кого-либо, был не в состоянии.

 

По крайней мере, до сегодняшнего дня.

 

До прямого столкновения со злом, весь ужас и отвратительную мерзость которого воплощал в себе облик Гуляша.

 

«Бить, бить, бить», - скручиваясь в новой позе, твердил Толик. И тут же, наполняя легкие воздухом, подумал: «Такая чушь эта йога! Сплошное надувательство! Ни черта она не помогает! Какое спокойствие?! Какая уравновешенность?! Где все это?! Что толку от всех этих упражнений, если у меня душа не на месте?!»

 

Толик лег на пол, на спину и вытянулся во весь рост.

 

«Кулаком бить не получится, - расслабляя мускулы, думал он. – С одного удара мне Гуляша не свалить». Он вспомнил как в каком-то романе у Джека Лондона, в «Морском волке» кажется, прочел, что любой, кто собирается защищать свою честь должен быть готов убить противника. Какой-то конфликт там возник у главного героя с поваром. Они еще нервы друг у друга проверяли, ножи точили. Толик невольно улыбнулся, вспомнив хорошую книгу. Эх! «Ножом мне Гуляша не ударить, - сравнивая себя с героем Джека Лондона, грустно подумал Толик. – Даже поцарапать не смогу» Он представил аудиторию, разбросанные стулья, тело Гуляша на полу, лужу крови. Брр! «Хватит о ерунде мечтать! – одернул себя Толик. – И вообще хватит мечтать! Есть проблема. Думай, как ее решить!»

 

 «Стулом запустить? – Толик принялся перебирать в уме возможные варианты мести. – Может не получиться. Столы в классе слишком близко стоят друг к другу. Замешкаешься, а Гуляш скрутит и пинка под зад!»

 

«Молоток! - вдруг осенило Толика. - Точно! В каком-то рассказе Шукшина герой молоток взял, чтобы поквитаться с обидчиком! Правда, у героя ничего не вышло, но вот в «Четвертом позвонке» Ларни герой благодаря молоточку очень даже утвердился».

 

Толик быстро поднялся с пола и выскочил на балкон. Порывшись в шкафу с инструментом, достал отцовский молоток. «Тяжелый, - взвешивая в руке орудие предстоящей мести, с удовлетворением отметил Толик. – И ручка длинная. Таким по руке или по ноге дашь - мало не покажется. То, что надо!»

 

Толик принял душ и оделся. Его, как в лихорадке, била мелкая дрожь. Чувствуя в животе нервные спазмы, он решил не завтракать.

 

«Так, теперь молоток»

 

Толик решил принести молоток в том же рюкзачке, в котором обычно таскал на курсы конспекты. Молоток прекрасно поместился меж трех общих тетрадок, нисколько им не мешая. «Замечательно», - Толик закинул рюкзачок на спину и отправился на курсы. Гуляш обычно появлялся на курсах одним из первых, поэтому Толик спешил прийти раньше него, чтобы успеть приготовиться к разговору.

 

Курсы автовождения находились в здании профтехучилища на третьем этаже. Как Толик не торопился, он пришел лишь вторым. В классе за своей партой у двери уже сидел Савва Несмеян. Они поздоровались, и Толик прошел на свое место. Место Гуляша располагалось прямо перед ним. Толик достал авторучку, конспект. Сел. Рюкзак с молотком положил на пол. «Нет, не годится» Толик вскочил и попытался установить рюкзачок на парте таким образом, чтобы из него легко было достать молоток и в то же время, чтобы молотка не было видно. Рюкзачок как назло не хотел занимать нужное Толику положение и все норовил упасть. Нервничая, Толику пришлось немного смять его, положить под низ конспекты. Придав рюкзачку устойчивое положение, Толик потренировался в быстром извлечении молотка. Пока вроде бы все получалось. Толик покосился на Савву. Тот сидел впереди в соседнем ряду и что-то читал с экрана ноутбука. «Вот и ладненько», - подумал Толик и решил больше не садиться. Чтобы успокоить нервы, он вышел в безлюдный в этот час коридор и попытался проделать несколько дыхательных упражнений йоги. Сердце гулко стучало в груди. Ладони предательски потели. Толик растирал их, а заодно массировал пальцы, разминал кулаки. «Что ты так переживаешь? - успокаивал он сам себя. – Просто поговори с ним. Ничего больше. Никаких драк» Вдруг внизу хлопнула входная дверь, и раздались неторопливые шаркающие по ступеням шаги. Толик перегнулся через перила и увидел поднимающегося Гуляша. «Вот и все», – мелькнула страшная мысль, и сердце словно обхватили ледяными ладонями. Еще хватало времени вернуться в класс, убрать рюкзачок под парту и как ни в чем не бывало дождаться начала лекции. И не будет скандала. И не будет шума. Ну, подумаешь, не сдержан человек на язык. Не убивать же его за это. Мало ли кто кого обругает.

 

 «Трус», - с каким-то мертвецким спокойствием подумал о себе Толик и изо всех сил вцепился в перила.

 

«Трус», - повторил какому-то другому себе. Тому, который сейчас с удовольствием зажмурил бы глаза, сжался от страха и, покорившись тупой воле хама, нашел бы тысячи оправданий своему малодушию.

 

- Привет, - лениво махнув рукой, поприветствовал Толика Гуляш.

 

- Привет, - с трудом разжав губы, ответил Толик.

 

Дыхание остановилось. Исчезло. И без него сердце, как колокол, отбивало в груди тяжелый набат.

 

- Не уходи, - с трудом ворочая языком, сказал Толик. – Надо поговорить.

 

- В классе поговорим, - даже не обернувшись в сторону Толика, лениво процедил Гуляш.

 

- Я не хочу в классе. Мне надо здесь, - возмутился Толик и та скованность, что владела им прежде, вдруг разбилась о каменное равнодушие Гуляша, спокойно продолжавшего движение вперед.

 

- Ты не смеешь так со мной разговаривать! – крикнул Толик огромной спине великана. – И не с кем не смеешь! Слышишь меня?! Ты ведешь себя по-жлобски! Совсем совесть потерял! Запугал всех в группе, люди слово сказать бояться! Да стой же ты! – Толик схватил Гуляша сзади за куртку и попытался остановить. Но Гуляш, словно его и не держал никто, даже не замедлил шага.

 

– Сволочь! – крикнул тогда Толик.

 

Они вошли в класс. Первым Гуляш, за ним семенил Толик. Гуляш легко стряхнул с себя Толика, снял куртку, шапку и повесил вещи на вешалку.

 

- Что ты рыпаешься, салабон? – снисходительно процедил Гуляш, причесываясь у зеркала.– Растявкался он здесь.

 

- Ты – жлоб, Гуляш! - громко сказал Толик, встав у рюкзака. – И хам! И ведешь себя по-свински! Мне надоела твоя грубость! Надоел ты сам! Я не желаю больше терпеть твои выходки! Если ты не прекратишь так себя вести, я не знаю, что с тобой сделаю!

 

Гуляш спокойно выслушал тираду Толика, подул на расческу, сунул ее в задний карман джинсов и подошел к своему месту. Их с Толиком разделяла только парта.

 

- Пасть заткни! – глядя сверху в глаза Толику, приказал он. – Ничего ты мне не сделаешь.

 

- У меня молоток, - внезапно севшим голосом проговорил Толик и сунул руку в рюкзачок. Тысячи мыслей одна другой ужасней за долю секунды промелькнули у него в мозгу. И ясная картина предстоящей развязки вдруг отчетливо всплыла перед его глазами. Горло сжал спазм. Дышать стало нечем. В груди образовалась ледяная пустота. Но и нескольких крупиц воздуха, остававшихся еще в легких, хватало сейчас Толику для тех нескольких слов, что давали Гуляшу последний шанс.

 

- За себя молчу. Я тебя простил. Но, если ты не извинишься перед Саввой, я тебя ударю, - помертвевшими губами проговорил Толик.

 

- Ну, ударь, - спокойно глядя ему в глаза, предложил Гуляш.

 

Дальше все завертелось со страшной скоростью. Толик побледнел, как смерть, и вдруг, заорав нечеловеческим голосом: «Да на тебе!» словно шашку из ножен рванул рукоять молотка и широким замахом, в одно движение, опустил молоток на голову Гуляша.

 

Замах оказался слишком широким, да и заорал Толик так громко, что Гуляш невольно отпрянул, отчего удар пришелся не по голове, а в основание шеи. Молоток мягко отпружинил назад, будто ударил не в человеческое тело, а в резиновую грушу. Гуляш даже не пошевелился. Вылупив глаза, он ошарашенно глядел на Толика. Не боль поразила его, а факт покушения. А Толик, не отдавая себе отчета, со звериным восторгом, несущим одновременно и сладость и упоение, приказал себе «Бей! Бей хама!» Он замахнулся на онемевшего Гуляша для второго удара и… не смог ударить. Пальцы сами собой разжались, и молоток с грохотом упал на парту. Но и одного удара хватило. Гуляш вдруг очнулся и пулей выскочил из ряда. Подбежав к растерявшемуся Савве, Гуляш, суетясь, показал ему ушибленное место, беспрерывно крича страшным голосом:

 

- Ты видел?! Ты видел?! Он меня молотком ударил! Молотком ударил!

 

Его крик словно разбудил Толика. Толик схватил молоток, высоко поднял его над головой и, заорав: «Убью!», кинулся к Гуляшу. Гуляш опрометью бросился к двери, навалился на нее массивным телом, с грохотом вывалился в коридор и, взывая о помощи, побежал к выходу. Толик остановился на пороге класса. Он осыпал убегающего Гуляша проклятиями. Он ругался так, как в жизни никогда не ругался. Слова рождались сами собой. Черные. Страшные. Одними ими можно было покалечить человека, но Толик как бы не доверяя им, еще размахивал молотком, поражая сотни и сотни невидимых Гуляшей. На его крик сбежались уборщицы, сторож, завхоз, еще какие-то люди. У него отобрали молоток, уговаривали успокоиться и, в конце концов, увели куда-то.

 

- Жлоб, жлоб, жлоб, - монотонно бубнил Толик, выпивая который уже по счету стакан воды.

 

Оказалось, он сидел в крохотном кабинетике завхоза. Сам завхоз, тихий лысоватый человечек любезно подливал Толику воды из стоявшего на столе графина и тут же возвращался к двери, карауля, чтобы Толик ненароком не выскочил наружу.

 

- Что ж вы, молодой человек так нервничаете? – мягким голосом увещевал Толика завхоз. – Что за беда такая случилась, что вам вздумалось бить человека молотком по голове, да еще не где-нибудь, а в специальном учебном заведении?

 

- А что он себе думает?! – истерично вскрикнул Толик и глотнул из стакана воды. – Если он физически крепкий, то ему все можно?! Видали мы таких! Мне что же, терпеть?! А он матом!.. При женщинах!..

 

- Насколько я мог слышать в коридоре, вы тоже не молчали. Ругаетесь лихо, как по писаному, - вкрадчивым голосом заметил завхоз.

 

- Да просто сил больше нет! – дрожа от негодования, воскликнул Толик. – Хам! В душу плюет!.. Ногами топчет!..

 

- Ладно, ладно, - успокаивал его завхоз. – Не горячитесь. Вам сколько лет?

 

- Двадцать пять.

 

- Ага, значит, не прогнули еще, - каким-то своим мыслям улыбнулся завхоз. – Хорошее оружие вы себе подобрали, - взвешивая в руке молоток Толика, сказал он. – Только если приятель ваш в полицию пожалуется, то прямая вам дорога с этой волшебной палочкой да на тюремные нары. Вы понимаете меня?

 

- Понимаю, - согласно кивнул Толик. Он постепенно успокаивался, приходил в себя. Тело уже не било в нервном ознобе. Толик вдруг почувствовал, что устал. Очень. Как никогда. Силы покинули его. Их не хватало сейчас даже на то, чтобы донести стакан до стола.

 

- Курите? – участливо спросил завхоз.

 

- Нет, - мотнул головой Толик.

 

- И запаха спиртного я от вас не учуял, - задумчиво проговорил завхоз. – И зачем, скажите мне, такому положительному молодому человеку в тюрьму? Незачем. В жизни на каждого негодяя молотков не напасешься. Зачем же вам из-за мерзавца жизнь себе ломать? Я смотрю, вы отдышались, успокоились, - не то спросил, не то заключил завхоз. – Послушайте моего совета. Пойдите сейчас и, забыв обо всех обидах, извинитесь перед этим человеком. Авось пронесет и он не станет доносить на вас в полицию. Хорошо?

 

Согласиться с завхозом Толик не мог. Но и спорить сил не оставалось. Поэтому, чтобы выбраться, наконец, из душной каморки завхоза Толик тяжело поднялся со стула и послушно кивнул.

 

- Хорошо. Верните молоток и я пойду.

 

- Нет, - мягко возразил завхоз. – Давайте договоримся так. Вы идете, извиняетесь, забираете свои вещи и уходите домой. А через пару дней, если все утрясется, я вам его сам верну. Хорошо?

 

- Будь, по-вашему, - устало махнул рукой Толик и вышел в коридор.

 

«Стулья, - на негнущихся ногах приближаясь к классу, думал он. – Там еще стулья есть. Если Гуляш ко мне полезет, буду бить всем, что под руку попадется».

 

В классе было тихо. К этому времени подошло еще несколько человек, но занятые повторением пройденного материала, они не проронили ни слова. Савва по-прежнему что-то вычитывал с монитора компьютера. Гуляш старательно вытирал мокрой губкой классную доску. Когда вошел Толик, Савва глянул на него встревоженным взглядом.

 

- Ты как?

 

- Нормально.

 

Вытирая доску, Гуляш посторонился, пропуская Толика.

 

- Ну, а ты как, Гуляш? – с вызовом бросил Толик. – Голова не болит?

 

Гуляш ничего не ответил, словно и не слышал вопроса.

 

- Что, язык проглотил? – проходя на свое место, не унимался Толик. – А ведь раньше разговорчивым был. Я словечки-то все твои помню. И в свой адрес особенно.

 

- Заканчивай треп, - попытался остановить его Гуляш. – Что я девочка тебе? Поговорили? Разобрались? Все! Ты – мужик, я – мужик. Замяли!

 

- Я тебе замну! – вскрикнул Толик и схватился за спинку стула. От звука его голоса, слишком громкого для учебного класса, все вздрогнули. Недавно вошедшие, не понимая, что происходит, с недоумением и ужасом взирали на Толика, осмелившегося в таком тоне разговаривать с Гуляшом. Савва Несмеян, не отрывая глаз от монитора компьютера, замер на своем месте. – Приказывать холуям своим будешь, а не мне! Ты что же думаешь, если ты здоровый, то у меня на тебя железа не хватит! Хватит, поверь мне! – Толик собрал с парты конспекты, авторучку, застегнул рюкзак. – В общем так. Сегодня все на взводе, но завтра, если ты не извинишься перед Саввой, я к нашему разговору вернусь. И тогда уже пеняй на себя! Понял меня, Гуляш?

 

- Да понял я, - нехотя ответил тот, надраивая классную доску.

 

- То-то же.

 

Выйдя в коридор и надевая рюкзачок, Толик услышал, как те из одногруппников, кто не присутствовал при скандале, принялись торопливо расспрашивать Гуляша и Савву, что же произошло.

 

- Цирк! – громко ответил им Гуляш.

 

- Ты, кстати, смело можешь в суд обращаться, - подал голос Савва Несмеян. – Я тут на сайт Управления полиции зашел. В рубрику вопросов и ответов. Вот, как раз написано, как в твоем случае поступить. Иди, глянь.

 

Толик поправил на спине рюкзачок и поспешил на улицу.

 

Ноги несли его сами. Он не понимал куда бежит, зачем. Ему все думалось и думалось о чем-то и ни о чем конкретном. Он твердил себе, что надо остановиться, отдышаться, продумать хорошенько, как вести себя дальше, но вдруг нахлынувший прилив сил нес и нес его по городу сквозь толпы многолюдных улиц, наперерез летящим автомобилям, через проспекты, бульвары. Пробегая по аллеям городского парка, мимо пустующих скамеек, Толик решал остановиться здесь. Немедленно. Сейчас. Но сорвавшаяся внутри него пружина все гнала и гнала его дальше, вперед в какие-то темные дворы, заброшенные скверы.

 

Спустя некоторое время, очутившись в каком-то дворе, он, немного пришел в себя и, наконец, сообразил, что это тот самый двор, в котором находится его дом, и он бегает кругами вокруг дома и не может найти нужного подъезда. «Нет, в таком состоянии мне домой нельзя, - испуганно подумал Толик. – Что мама скажет, увидев меня таким?» Он обогнул дом и спустился к троллейбусной остановке. Здесь, усевшись на скамейку, он попытался сосредоточиться. «Дыши, - убеждал он себя. – Ты же знаешь как. Вспоминай. Асаны… Пранаяма…Что там еще?» Мысли его сбивались. Он попытался сосредоточиться, сконцентрироваться на дыхании. Но подумалось ему, а что если Гуляш сидит сейчас где-нибудь в полицейском участке и пишет на него заявление, и в тот же момент буйная фантазия его вспенилась струей шампанского, заиграла образами, и предположения одно страшнее другого толпой засуетились в мозгу. «Нет, так дело не пойдет», - решил Толик, вскочил и поспешил к ближайшему торговому ларьку. Купив двухсотграммовую чекушку водки, он тут же, не отходя от ларька, откупорил ее и опрокинул в себя все содержимое бутылки. Водка вошла в него, как вода в песок. Он не почувствовал ни запаха ее, ни вкуса. Бросив пустую бутылку в урну, Толик докупил еще две пачки крепких сигарет, зажигалку, вернулся на скамейку и торопливо закурил.

 

Кровь отлила от лица. Голова закружилась. Легкие, словно и не было полугодового перерыва, свободно вбирали горячий табачный дым, мешали его с кровью, а сердце гнало дурман дальше в руки, ноги, в каждую клетку тела. Толик обмяк, расслабился. Пьяно улыбнулся. «А ругался-то я как. А ругался, – умилялся он самому себе. – А еще считаю себя культурным человеком» Он вспомнил свой замах. Бессилие нанести второй удар. Стук молотка о парту. «Культурный. Тоже мне. Вот и вся твоя культура, Анатолий…. Хотя.…Если посмотреть с другой стороны.… Может культура для того и дана человеку, чтобы при невозможности подставить под удар вторую щеку, дать отпор обидчику человек - дал, но вот добить - не смел. Не йога же остановила меня. - Толик поморщился. – Фу. Да при чем здесь она? Нет, тут что-то другое. Что-то так глубоко сидящее во мне, что понадобился такой вот Гуляш, чтобы всплыло оно из бездны сознания».

 

 Толик пьяно развалился на скамейке. Идти уже никуда не хотелось. Прошлое уже не тяготило. Тревога за будущее растворялась в табачном дыму.

 

« Эх, Толик - Анатолик.…И что же это такое сидит в тебе? Каким словом обозначить его? Силой? Слабостью? Духом?» Толик совсем расслабился. Мимо спешили по своим делам прохожие, кто-то присаживался рядом с ним, лузгал семечки. Какие-то бабки зло выговаривали ему, что он курит в общественном месте, не дает людям дышать нормально. Кто-то даже обозвал пьянью подзаборной. Толик не спорил. Люди для него расплылись в мелькающую разноцветную массу. Безликую. Бесформенную. Шумную. Он улыбался ей. А в голове крутилось: «Если есть во мне дух, значит, есть и Тот, Кто вдохнул его в меня». Толик хотел сказать: «Бог!», но ему вдруг показалось, что нельзя в пьяном виде произносить святое имя, поэтому он, подняв указательный палец к небу, лишь чуть слышно пробормотал: «Конечно, вдохнул Он. А после уже закрепили папа с мамой, да когда-то зачитанные до дыр Пушкин, Толстой, Достоевский, Тургенев, Горький, Катаев, Каверин, - Толик напряг память, вспоминая любимых авторов. - Гранин, Стругацкие, Стейнбек, Брэдбери, Ремарк. Живут они во мне, живут. Копятся. А в трагическую минуту вдруг восстали все разом, отвели руку с молотком в сторону, убрали голову дурака из-под удара и не дали свершиться чудовищной катастрофе. Вот и получается, что если и есть где-нибудь на небесах мои ангелы-хранители, то никакие это не бесполые существа с крыльями, а все те же Маяковский, Ахматова, Тарковский, Бродский, Шукшин, Высоцкий и прочие, и прочие, и прочие» Толик раскачивал головой в такт мыслям. «Эх, понесло меня, повело меня» Он чувствовал себя совсем пьяным. В горле невыносимо першило. Глаза слезились. Пачка из-под сигарет была пуста. Толик непослушными пальцами открыл вторую, достал сигарету, сунул в рот, но тут же выплюнул. Его чуть не стошнило прямо на остановке. Толик наклонился, сплюнул под ноги горькую липкую слюну и тяжело поднялся со скамейки. Сдерживая рвотные позывы, он поплелся домой.

 

Заявлять в полицию Гуляш не стал. Кроме того, на следующий день, незадолго до начала занятий, он подошел к Савве Несмеяну и попросил прощения. Извинялся он, правда, в своей развязно-наглой манере, даже театрально поклонился, но сути это не меняло. Савва во время представления лишь на секунду оторвался от компьютера, чтобы неодобрительно покачать головой и усмехнуться в том смысле, что взрослые люди, а занимаются всякой ерундой. Потом Гуляш собрал свои вещи и пересел на задний ряд.

 

- Здоровье дороже, - тихим шепотом пояснил он соседям. – А то не понравишься какому-нибудь сумасшедшему, перемкнет он тебя сзади по голове чем-нибудь тяжелым, кукуй потом на кладбище.

 

На «сумасшедшего» Толик не обиделся.