Миниатюры о любви, дружбе, жизни и надежде

ПЕРЫШКО

 

Три башни одна за другой К четвертой ведут За нею пятая – Мой временный дом. Как ярко горят огни Маня своим теплом.  

Один из самых счастливых дней в моей жизни. Возможно, сейчас я с легкостью отказалась бы от него, отдавая дань своему воображению, которое всегда старательно оберегало и заботилось обо мне. Но один легкий штрих, который остался в памяти говорит мне о том, что он был. В этот день было чертовски холодно, я сильно замерзла, и после, блаженно улыбаясь своим мыслям и потихоньку отогреваясь в машине, по дороге домой, я поняла, что абсолютно и безнадежно счастлива. Разве это диагноз, вопросительно улыбнетесь мне вы. Возможно, объяснять как-то иначе долго и сложно, тем более я не сильна в психологии, не в том значении, которое на самом деле кроется за этим внешне, пожалуй, немного страшным словом, а скорее в общепринятом, обывательском.

 

То был день, к которому я шла очень долго, так долго, что не могла даже сказать, когда само ожидание началось, может год, может два назад. Больше всего меня удивляло то, что все это время я жила и не знала о том, что стремлюсь, ищу, иду каждый божий день именно к этому дню. Позже конечно же я забуду об этом, но где-то в памяти, в каком-нибудь затаенном ее уголке эти минуты будут жить своей простой и вечной жизнью, будучи неизменной составной частью моей веры в этот мир не без счастливых людей.

 

Итак, я ехала домой, остались позади шумные вокзалы, магистрали улиц, дорожная пыль, мое горе. Все это связанное в один единый тяжелый некрасивый узел было самым непростительным образом забыто на одной из многочисленных остановок в пути. Чувствуя себя опустошенной и легкой, словно перышко я рассеянно смотрела на дорогу, которой казалось, не было конца, как и самой жизни. И не было дум, лишь некогда прочитанные слова легкой музыкой наполняли меня – «сердце твое словно перышко над безбрежной равниной, которое ветер кружит неистово».

 

 

 

ПРИВЕТ

 

Это смешно и нелепо, но совсем в твоем духе. Так волноваться из-за пустяков. Хотя давно бы уже перестать обманывать себя, смотреться в зеркало каждое утро и ободряюще улыбаться себе одними глазами, задумчивыми и печальными, вовсе не располагающими к веселью. А главное совсем взрослыми, невыносимо взрослыми. Но почему бы тебе не быть взрослой, вдруг что-то взбунтовалось в ней. Что в этом такого предосудительного, преступного, неположенного? Она устало закрыла глаза, и даже не сделала попытки ответить. Бесполезно, голос был явно не вопрошающий, а скорее даже жизнеутверждающий, так и пышущий здоровым эгоизмом. Не было сил даже возненавидеть его. Странно, 6 часов утра, нельзя себя чувствовать такой измотанной и усталой. Очередная критическая фаза в твоей жизни. Очередная, она позволила себе усмехнуться – если уж быть точнее, то последняя. За этим порогом ее ждала старость, вполне благополучная, спокойная – ровная, посыпанная белым песком дорожка к заветной калитке, сулившей вечный покой и отдохновение.

 

Ночь обняла ее своей бархатной вуалью, окутывая ее свежестью и теплом. На мгновенье она остановилась, пораженная неожиданной лаской и замедленно улыбнулась, вовсе не устало как пять минут назад своему почти нереальному отражению в зеркале своей спальни. Так улыбаются дети, когда остаются одни в комнате, наедине с только что подаренными игрушками. По привычке она запрокинула голову, и поняла, почему так тепло, – всю ночь шел снег. Снежинки, выполнив все свои обязательства, теперь капризно резвились, заигрывая со столь же благодушно настроенным ветром падали, каждая, совершая неповторимый виток в воздухе. Все, также улыбаясь, она стянула перчатку и подставила свою ладонь неугомонным путешественницам, ловко избежавшим губительного соприкосновения со столь многообещающим, но таким недолговечным человеческим теплом. Ничуть этим не расстроенная женщина негромко рассмеялась, и снова надев перчатку, спустилась по уже тщательно подметенной лестнице. На улице никого не было. Тихо и заснежено, как дома, – вспомнила она когда-то сказанные слова. Как давно это было, а казалось только вчера. Стареешь, снова неумолимо, но на этот раз с мягкой иронией прозвучал чей-то голос. Почему чей-то? Ее голос, ее теперешней – уже немолодой, усталой, безвозвратно взрослой. Чем она жила все эти годы, всегда с надеждой начиная новый день, и заканчивая его на исходе сил. Постоянно ужасаясь своим запрятанным где-то глубоко внутри ресурсам. Не только тому, что они есть, а тому, что они когда-нибудь они закончатся. Но казалось, они просто бесконечны. Но эта бескрайность ее тоже пугала. Что ее не пугало по-настоящему? Все и ничего. Бессмысленные перепалки с самой собой, порой яростные, порой шутливые, а в дальнейшем тупик, который всегда приводил ее в радостное изумление. Вот чего ей не хватало в последнее время. Она вспомнила, как долго и неудержимо смеялась, когда обнаружила, что каким-то образом сумела поставить себе мат при игре в шахматы. То ли потому она старательно входила в роль игроков или потому, что сама игра отступала на второй план, оставалось только она и мир шахматной доски, который жил по своим неписаным законам. Впрочем, она очень слабо играла в шахматы. Муж всегда сокрушался над ее бездумными ходами.

 

Идти было недалеко. Чувствовалось дыхание нового дня, в домах уже кое-где горел свет, да и шоссе не пустовало. Она не умела медленно ходить, разве что, когда гуляла с детьми, когда они были маленькими. И сейчас она пожалела о том, что не смогла просто и естественно сбавить шаг, чтобы позволить себе насладиться столь щедро предложившим ей себя зимним утром. Может быть именно поэтому она и остановилась, потому что уже давно не получала подарков, или потому что она сегодня наконец-то соизволила его заметить. Что же сегодня так обострило ее чувства? Заставляя ее радоваться, нет, вовсе не своей жизни, а своим ощущениям, которые так мягко, но настойчиво подталкивали ее, как мать своего ребенка, еще не умеющего ходить и который в недоумении, стараясь понять чего же от него хотят, оглядывается и увидев нежную улыбку своего божества делает первый в своей жизни шаг ей в ответ. Удивительно, снег все еще рассеянно кружился, но еще раз напоследок запрокинув голову, она увидела сверкнувшие ей светлячками звезды, и самая осторожная из всех снежинок упала ей на лицо. Вот и кончилось волшебство, как мучительно хотелось продлить эти мгновения, но уже начало светлеть и она уже стояла у дверей издательства. Снег перестал. Сделав шаг, она сразу же отбросила чудесную прогулку и полностью вошла в очередной будний день.

 

День прошел как обычно, хлопоты, нерешенные и уже решенные проблемы, намеченные выполненные и невыполненные планы слились в один запутанный клубок, который вызывал у нее лишь дно желание разрубить, распутать, освободиться наконец. От чего-то пришлось отказаться, что-то заново наметить, переставить местами, разобрать накопившуюся корреспонденцию. В ворохе электронных писем глаза сразу выхватили это письмо, и вовсе не потому что адресат ей был незнаком, такие письма не были для нее редкостью. Не зная, что же так ее смутило она открыла письмо и увидела прикрепленный аудиофайл. Содержимое письма ее не удивило, люди часто присылали свой материал в видео или аудиоформате, скачав его, она решила прослушать его потом, и занялась другими письмами. Лишь под вечер, расчищая рабочий стол она вспомнила о нем, немного помедлив она все же решила не оставлять его на утро. Снова промелькнуло какое-то смутное и не очень ясное любопытство, размер файла был слишком невелик. В 341 килобайте было записано лишь одно слово «привет».

 

Проигрыватель все воспроизводил его, пока не опомнившись, она не остановила его. Адресат ей ни о чем не говорил, записанный голос тонкий почти мальчишеский, полный едва сдерживаемого счастливого обаяния все еще отдавался эхом внутри, потихоньку замирая. Прослушать снова она его не осмелилась. Слишком много неясного и непонятного он пробудил в ней. За окнами наступил зимний и потому внезапный своей теменью вечер, пора идти домой. Вот и ответ на все твои вопросы, необычный, смелый, неопровержимый в своей правоте. Необъяснимая и гнетущая тоска в последние дни занимавшее сердце, таяла как дым. Загнанные когда-то в подполье и теперь освобожденные чувства недоверчиво и несмело возвращались домой. Она стояла у окна, пока на душе не стало совсем легко и светло. После она шла домой и улыбалась своим мыслям. Мысли, облекаясь в различные формы, плавно сменяли друг друга, мысли, где не было слов, лишь зрительные образы, калейдоскоп картинок. Зелень трав, горное эхо, шум реки в ночи, опрокинутые в небо верхушки стройных белоснежных берез и скромный полевой цветочек цвета небесной лазури, бережно воткнутый в ведро с землей. Письмо шло долго, очень долго, но пришло вовремя.

 

 

 

УТРО

 

«…Я вашей юностью была,

Которая проходит мимо…»

 М. Цветаева

 

Однажды наступил день, когда утро далось мне очень тяжело. Утро, одно из многих, возможно уже прошедших или же наоборот еще не наступивших. Утро, в которое вступаешь бессознательно, которое врывается в твою жизнь, не спрашивая разрешения, считая себя полновластной ее хозяйкой, по крайней мере, на тот промежуток времени, когда ты не одет, не умыт и еще совсем плохо соображаешь. И все же сначала я сопротивляюсь, я отчаянно пытаюсь уснуть снова, я придумываю тысячу отговорок, я упорно напоминаю себе, что легла поздно, и что могу со спокойной совестью проспать еще четыре часа, положенных мне по закону. Но утро не унимается, оно смеется мне в лицо полоской рассвета в окне, потом очаровывает яркой синевой неба, мерно качающимися верхушками сосен, отвлекает шумом машин. Я знаю, что уже проиграла, знаю об этом уже тогда, когда мне снятся совершенно разбросанные и ненужные сны, и все же я не сдаюсь, пока оно, не раздосадованное вконец моим тихим упрямством, вытаскивает меня одним рывком из теплой постели. Но только потом, увидев свою удивленную физиономию и всколоченную шевелюру в зеркале ванной, я окончательно к общему успокоению и согласию признаю свое поражение.

 

А после начинаю задумываться о том, что ведь когда-то было совершенно иначе. Когда-то я просыпалась посреди ночи, охваченная смесью ощущений казалось совершенно несовместимых друг с другом, от безграничного ужаса до затаенного восхищения. Страх от мысли, что я упустила самое интересное, и тихая радость от осознания неизбежности грядущей встречи. Тогда вся моя жизнь казалась мне предвкушением будущего таинственно зреющего, где-то в глубине мерно дышащей ночи, причастия к этому миру и ожидание вовсе не тяготило меня. Оно наполняло мою жизнь, требовало желаний и чувств, мягко подталкивала меня на моем пути, заставляя улыбаться своей бестолковой и излишней серьезности.

 

Кстати, раз речь зашла о серьезности, самой серьезной моей ошибкой было то, что я упустила момент, когда начала терять свои силы, свою энергию. Она незаметно и постепенно уходила в никуда, обиженно и непоправимо. Впрочем, так ли это верно, возможно я сама тратила ее самым неразумным и насильственным образом, не ведая того, что причиняю вред самой себе. Все закончилось тем, что я перестала ждать, потом перестала улыбаться по утрам и скоро совсем скоро перестала просыпаться самостоятельно, перестала хотеть просыпаться и идти навстречу новому дню, он больше не таил в себе прелести очарования. Я потеряла способность видеть будущее.

 

При этом меня не покидает ощущение, что еще не все потеряно, пока я не боюсь засыпать, потому что знаю точно, что утро меня разбудит. Оно пошлет мне весточку на заре, весточку которую я сейчас не могу услышать или увидеть, а лишь почувствовать, досматривая очередной бредовый сон, проснуться на долю секунды и с облегчением увидеть еще темное, но уже предрассветное небо. Пока я уверена в том, что оно меня любит, не знаю почему, может по старой памяти, не изменяя привычке, может потому что является частицей вечности и несет в себе другие более правильные и более нужные ценности. Я не знаю этого, но пока оно будет приходить, каждый раз сталкивая меня с собой, пусть хмурой и недовольной, удивленной и вялой, спокойной и расслабленной, я не буду бояться. Страхи я приберегаю на потом, на тот случай, если вдруг оно однажды уйдет по-английски.

 

 

 

ДРУГ

 

«...Так хочется, чтоб светел был,

Улыбался себе и мыслям своим.

Будто вечность со мною прожил

С каждой секундой сильнее любим.

Чтобы верил, что жизнь не кончается.

В мою нежность и доброту.

В то, что сердце растет и меняется,

Дарит миру свою красоту».

 

Другу нет нужды открывать перед тобой дверь, ты знаешь, что она всегда открыта для тебя. Неуловимое движение губ, легкий примиряющий жест, удивленно изогнутые брови – и ты понимаешь, что ты не один. Друг не обидит и не повернется к тебе спиной. В нем нет фальши, даже если нет его очень долго, как только он появляется, ты вдруг понимаешь, что знаешь все, что с ним происходило. Если ты невольно оступаешься, ты чувствуешь на себе его встревоженный взгляд. Друг слабеет с каждым твоим дурным проступком, он теряет силы, когда ты охвачен неправедными чувствами, ослеплен гневом, злобой или завистью. Он сильнее с каждой твоей улыбкой, ласковым взглядом, нежным прикосновением. Он может тебя рассмешить, и вы оба будете хохотать до упаду, да так заразительно, что каждый проходящий мимо присоединится к вашему неуемному веселью. Только друга ты будешь ждать с радостным нетерпением, а при встрече расскажешь, что тебя укусила оса, и ты ее отпустил. Голос его придает тебе силы, а присутствие дарит ощущение уверенности и покоя. Он не скажет, что мир черств, а люди глупы. Он подаст тебе руку ладонью вверх, а разбуженный ночью твоим звонком, улыбнется, и буркнув что-то неразборчивое снова заснет, так и не положив телефонную трубку. Ты всегда будешь свидетелем его счастья. Улыбаясь другим, он всегда будет улыбаться тебе, и ты будешь вспоминать его, когда идет снег. Он не сможет быть всегда рядом с тобой, но парадоксально его присутствие будет ощущаться, ибо в твоем сердце всегда найдется место для него.

 

___________________________

 

 

 

– Вы когда-нибудь уставали, друг мой? Неожиданно спросил меня мой случайный собеседник.

 

– Что? – Захваченная своими горестными мыслями, я не сразу уловила не то, чтобы сам вопрос, который сразу же механически воспроизвела про себя, а ход самой беседы.

 

– Конечно. Почему вы меня об этом спрашиваете?

 

Собеседник ласково улыбнулся, рассеяно оглядывая аллею, и все также не глядя на меня ответил:

 

– Мне кажется, чтобы справиться с усталостью, необходимо для начала осознать ее.

 

– И? Я вдруг начала расслабляться.

 

Он взглянул на меня изучающе, но как-то без любопытства и продолжил:

 

– И принять ее.

 

– Вы думаете все так просто?

 

– Нет, но особой сложности я тоже не вижу.

 

– Вы думаете, это именно то, что мне сейчас нужно? Что-то в моем голосе заставило его на меня взглянуть, в глазах я увидела неожиданное беспокойство.

 

– Вам это и вправду нужно?

 

Я улыбнулась:

 

– Вы чудесный. Вы это знали?

 

Он промолчал, а мне вдруг стало так хорошо, что я откинулась на спинку скамейки и закрыла глаза...

5
1
Средняя оценка: 2.69207
Проголосовало: 328