Поля России

О поездке этой мечталось давно. Но вот сложилось: автовояж по поклонным местам. Началось, однако, с мест совсем не поклонных. Ровно в полдень упёрлись мы в длинный автомобильный хвост у погранично-досмотрового пункта, оседлавшего Киевское шоссе. Десятки машин накалялись под августовским солнцем, и сотни людей заполняли казённые бланки, толпились с паспортами у казённых окошек, показывали в них своих малолетних деток, а люди в казённых рубашках проверяли эти бланки, заглядывали в салоны и багажники и сверялись с компьютерными всевидящими глазами. И думалось мне о том, что двадцать два года назад этот измученный таможенник ещё сидел за школьной партой, готовясь получать аттестат зрелости. Он мог бы стать сталеваром, конструктором, художником, он мог бы лечить людей, или строить мосты. Но вместе с аттестатом новые князья предложили ему казённую форму и жизнь за этим окошком, отупляющую и, по всему видно, уже вконец опостылевшую своей ежедневной обязанностью осматривать личные вещи конструкторов, сталеваров и врачей, ставя на бумагах разрешительное красное клеймо. Для того только, чтобы на обратном нашем пути его коллега порвал и выбросил эти бумаги. Среди солярного чада двадцатитонных фур нелепой показалась хрупкая женщина с «кравчучкой»; слишком разительным был контраст. Пирожки, кофе-воды и даже горячие обеды таила в себе «кравчучка». Кем могла бы стать её владелица? Учителем географии? Певицей? Нелепое место порождает нелепый спрос. А цена ему – жизнь. «Кравчучка» живо напомнила сытого от самодовольства идеолога украинского филиала КПСС, ставшего вдруг паном и продолжающего поучать с экранов холопский электорат. Отчего-то подумалось, что и этот князёк – брат-славянин. Да какой он мне брат! За четыре часа ожидания на жаре мысли приходят всякие. В том числе и не самые добрые.
.
Но всё проходит, и в семнадцать по Москве осталось позади гиблое место. Величавы и густы леса Брянщины. Широкой и прямой просекой тянется через них шоссе с чёрными нашлёпками свежего асфальта – через Севск, Навлю… до самых Сухиничей. В Сухиничи въехали уже в сумерках, как раз в праздник – день города. Путь наш – дальше, в Козельск и Оптину пустынь, но и тут История оставила немало отметин. Вспомнилась одна. 1 января 1942 года войска Красной армии из района Козельска начали наступление на Сухиничи и ворвались в город. Но немцам был нужен этот железнодорожный узел, и 21 января начальник германского Генерального штаба генерал-полковник Гальдер записывает в своём дневнике: «…мы нанесли удар в северном направлении и освободили Сухиничи». И тут русскими принимается удивительное решение. Штабу 16-ой Армии приказывают командовать войсками Армии 10-ой, и Сухиничами овладеть. 28-го, после поспешного и странного бегства немцев, командарм-16 переносит свой КП в очищенный город. А 8-го марта рядом со штабом грохнул шальной снаряд. Ни на улице, ни в штабе не пострадал никто. Только командарм Рокоссовский. Тот самый, который будет командовать Парадом Победы. Как и на чём его вывозили в Козельский госпиталь, не знаю, а мы эти 36 километров ехали час, и не покидала меня тревога, что у следующей выбоины наша GYLLI (что в переводе с китайского означает «Счастье») упадёт на колени. И уже не поднимется. Однако, миновав «Злой город», за полчаса до полуночи мы вошли в гостиницу «Паломник». А утром открылась нам ясная краса.
.
От «Паломника» – вниз и направо – километр гладкого, сквозь лес, асфальта. Обширная стоянка перед монастырём и очаровывающий вид на окрестности. Тишина и покой. И паломники, идущие к заутрене.
.
Странные у нас на Руси дела творятся. Непостижимые разумом. Пришёл в XIV веке в лесную чащобу, окружённую источниками и озерцами, разбойник Опта, задумался о своей разбойной жизни, принял новое имя Макарий, молитвенными покаяниями очищал свою душу, и через четыре века (!) обустроилось тут духовное место. Ни к чему известные истории пересказывать. Только едут и едут сюда люди. И помолиться, и в ключевые воды тело окунуть, и душами от сует мирских успокоиться. Да что обыватели? После смерти сына жил тут в скиту Достоевский, приезжали Соловьёв и Гоголь, за три дня до смерти приняла постриг в Шамординском монастыре сестра Толстого Мария Николаевна. Не глупый, словом, народ. Не забитый, не религией одурманенный. А Веру не потерявший в высший и неведомый смысл Бытия. Увидели мы и попрошаек-цыган, и стражей порядка, и тех, кто с конъюнктурной модой в обнимку ходит. Пусть! Пусть и мода их сюда привела, но ведь привела. Сюда. На намоленное веками место. В тишину и задумчивость небесного купола. Были тут и сельхозартель, и музей главнауки, и дом отдыха имени Горького, и даже концлагерь НКВД СССР «Козельск-1». До 49-го года дислоцировалась и воинская часть. Но нетронутыми остались тишина леса и задумчивость неба. И продолжают журчать ключевые ручьи, омывая желающих ледяной прозрачной водой. Странное дело: никто на свежем воздухе не кричит в голос, не сорит, не раздражается. Будто и само небо – нерукотворный храмовый купол.
.
А там – за рекой Жиздрой – Козельск 1146 года рождения. Первый князь города Мстислав Святославич сложил голову на Калке. Внук же его, двенадцатилетний князь Василий, после семинедельной осады и взятия города монголами в 1238 году, по летописному преданию утонул в крови. Немудрено: один только Киев сопротивлялся дольше, и взбешённый Батый нарёк Козельск «Злым городом» и приказал вырубить всех, включая «отрочят, сосущих млеко». Районный городок Калужской области. С декабря 2009 года – Город воинской славы. Звание, присваиваемое «за мужество, стойкость и массовый героизм, проявленные защитниками города в борьбе за свободу и независимость Отечества». 300 спартанцев? В XIX веке во время прокладки железной дороги на Тулу строители нашли тут захоронение из 267 черепов. Так что помнить надо не только спартанцев.
.
От Козельска до окраины Калуги 70 километров. Мост через Оку и вот он – дом Циолковского. Вход со стороны улицы космонавта Волкова. Милости просим. Чистый ухоженный двор с хозпостройками. Колодец с мудрёным воротом. Всё опрятно и приветливо. В холодную когда-то самодельную веранду-мастерскую подведено современное паровое отопление. Из неё же – глухая дверь на покатую крышу такого же самодельного сарая. Как он удерживался на ней со своей подзорной трубой, следя за звёздами? Глухота не давала ему слышать насмешки обывателей: «Опять наш чудак ворон считает». Музейные хозяйки большого дома словоохотливы и улыбчивы. Но знают они, конечно, много больше, чем говорят. Не сказали, например, что ещё в Рязани, в 1879 году он построил и испытал первую в мире центробежную машину – прообраз современной центрифуги. Подопытные – тараканы и цыплята. Вес рыжего таракана был увеличен в 300 раз, а цыплёнка в 10 без всяких для них последствий. Не сказали, что ему импонировала семейная легенда, будто среди польских и татарских предков был украинский казак Северин Наливайко. Семейная, ничем не подтверждённая легенда, стоит ли ещё и о легендах? Хватает и того, что из услышанного и увиденного в этом доме у одного из школьников вырвалось: «Да у него не только золотая голова, но и золотые руки!» Устами младенца…
.
И опять прямая просека лесной дороги. Прохладное утро, низкие дождевые тучи. Покойно на душе и раздумчиво. Кондрово, Медынь, Верея… Крутой вираж железнодорожного переезда платформы Бородино. Деревня Утицы и курган – левый фланг позиции русской армии в Бородинском сражении против 5-го и 8-го Наполеоновских корпусов. Теперь на курган ведёт гравиевая дорожка, а вдоль неё заботливо и буднично выкашивают траву. В детстве поле брани представлялось мне чем-то вроде стадиона. Потом сообразил, что более 300000 человек с пушками, припасами и лошадьми и на двух стадионах не разместить. Но только на месте понимаешь размах второго ратного поля России. И сложность баталии с понятной для русских простой целью: устоять. В такой же августовский день устояли везде. Заплатив за это жизнями 3 генералов и 15000 солдат и увечьями ещё 30000. Наполеон объявил о победе и 2-го сентября вошёл в Москву. Но, оставив на русских позициях только убитыми 20000 и 9 своих генералов, обихаживая 40000 раненых, уже тогда понял, что Россию можно объявить побеждённой только в сражении. Но не в войне за Отечество. Впрочем, в нынешней войне увечат не тела. Бьют по душам, и это – опаснее и страшнее. И опять перед нами та же простая цель – устоять.
.
Багратионов столп. Напоминание и назидание нам. Схож и созвучен он столпам на других полях – Куликовом и Прохоровском. Неужто не устоим, неужто ослабли? Или в князьках слабина? Но пока выкашивают траву на холмах славы, пока не повышают голоса под рукотворными русскими куполами и берегут дома и усадьбы, не сломлена и сила наша, духом именуемая. Потому и обихожен парк Чайковского в Клину, потому и высоко небо над Сергиевым Посадом, и в лесах обновления вся Троице-Сергиева Лавра. Через город – деловой поток машин. По брусчатке у Лавры устало шатаются и испускают дух двухпалубные автобусы; экскурсия вьетнамцев. Но и экскурсанты не галдят, а плотной группой проходит под фресками надвратной церкви Иоанна Предтечи. Не на нашем языке говорят о нашем. Лица заинтересованы и внимательны. Что ж, вникайте: история под ногами без гиперболы мировая. На четырёх овальных медалях центрального обелиска-часов, поставленного в 1792 году Митрополитом Московским, описано немногое, но остальное вам расскажут. Значимых имён и событий, впрямую связанных с Лаврой, не счесть. В 1442 году сербскими монахами, спасавшимися тут после битвы на Косовом поле, был возведён Троицкий собор, расписывали который Андрей Рублёв и Даниил Чёрный. Историей дышит эта земля. И вековым величием. По дороге вдоль монастырской стены, вниз от Плотницкой башни мост, а под ним – говорливый ручей ключевой воды. Там и стоит пониже часовенки бревенчатый сруб купальни. Слава Богу, довелось и тут окунуться, как в Оптиной пустыни. Стоит у Лавры Преподобный Сергий, стоят у его ног букеты свежих цветов в стеклянных разнолитровых банках, и не мешают ему ни новые столетия, ни цветы, ни голубь на голове. Не мешает и бюстик Ленина под деревьями. Стоит Преподобный, и стоять ему тут до веку.
.
Ранним утром посыпался дождь и к выезду из Посада разыгрался вовсю. Дождь в дорогу – совсем неплохо. Но пока одолели большое Московское кольцо, небо прояснилось, а перед поворотом на Тульское шоссе выглянуло и солнце. И – опять – прямая трасса. Теперь – без лесов и на юг, к Ясной Поляне. Как-то там? А там – так же опрятно и приветливо. Гостей много, экскурсии – конвейерным потоком. Но всё без спешки и суеты. От просторной автомобильной парковки через «прешпект» берёзовой аллеи и домов Волконского и Толстых до могильного холмика писателя – три часа времени. И успокоение в сердце. Отыскал Лев Николаевич свою зелёную палочку, придуманную старшим братом. Трудно искал, мучительно, но нашёл. Даст Бог, найдём и мы. Холодная и по-домашнему вкусная окрошка в кафе напротив имения, и снова дорога. Велика Русь, а как в ней всё близко: 150 километров, и сверкнул в заходящем солнце золотой крест столпа Куликова. Здесь ли всё было? На этом ли месте стояли за Веру и свободу свою и нашу князь Димитрий со товарищи? В той ли роще кричал воевода Боброк засадному полку: «Час пришёл, время приблизилось! Други и братья мои, дерзайте!» Есть у историков разночтения. За шесть-то веков изменился даже ландшафт. Кто-то вообще пытается оспаривать сам факт этой битвы с Мамаем, ссылаясь на недостаточность артефактов. Да не будем спорить со спорщиками. Церковь узаконила совершать в Дмитриеву родительскую субботу поминовение по убиенным до тех пор, «пока стоит Россия». Стояла бы ты, матушка, вовеки на радость не князькам, а желанным своим детям…
.
Темнота очередной ночи накрыла на окраине Ефремова, что у стыка Тульской, Орловской и Липецкой областей. Гостиница на втором этаже автосервиса. Назавтра – путь на Курск в Прохоровку.
.
С Куликовской битвы – шесть веков. С танковой битвы под Прохоровкой – 70 лет. 20-25 тысяч с обеих сторон сшиблись у Непрядвы и Дона. 300 тысяч – у Бородино. Под миллион – у Орла и Белгорода. Широко шагает человечество в своей ретивости к истреблению, ничего не скажешь. Но стоять за Отечество – дело правое. Во все века.
.
Автотрасса М2 «Крым». Перед крутым левым виражом на Яковлево широкая стела и чуть в глубине на постаменте – «Тридцатьчетвёрка». Это – слева. А справа – выцветшая армейская палатка под деревьями, полуторка со счетверёнными зенитными «максимами» в кузове и таким же брезентовым верхом кабины, полевая кухня, «виллис», избитая, без прицела, сорокопятка, наши и немецкие мотоциклы… И молодёжь в камуфляжах. Поисковики. Их тщаниями, их руками и сердцами всё это отыскано, восстановлено до рабочего состояния и главное на их счету – сотни тех, кто через годы и годы вновь обрёл своё имя. Штришок: полуторка с пулемётами, оборудованная этими же ребятами газовым имитатором стрельбы, снималась в двух фильмах. А до Прохоровки ещё 25 километров.
.
Мемориалы под Прохоровкой разные – от просторных музейных залов и собраний техники под открытым небом до Звонницы и белоснежного Храма Петра и Павла, поставленного в поминовение павших на этом – третьем ратном Поле. Одном из поклонных мест России. Сколько их ещё на широких просторах – известных и безвестных, с памятниками и без, с храмами и скитами, в Подмосковье, на Урале, в Сибири? Обойти и даже объехать – жизни не хватит.
.
Последнюю ночь перед границей с Украиной, местом отнюдь не поклонным, мы провели в Грайвороне – районном центре с шеститысячным населением. На гостинице синяя табличка: «Памятник архитектуры XIX века. Номера купца Жидовцева. Охраняется государством». И сразу захотелось узнать больше, а, узнав, опять изумиться широте живой и всепроникающей плоти Истории. Потому, что заштатному городку минимум три века от роду, что слободу Грайвороны основали черкасы, что после пожара в середине века XIX, городок отстраивался ни больше, ни меньше – по плану Васильевского острова Санкт-Петербурга, что, наконец, в разгар этого восстановления именно тут родился автор знаменитой на всю страну радиовышки – инженер Владимир Григорьевич Шухов.
.
В семь двадцать утра остановка перед российским пограничным шлагбаумом. В семь сорок пять никому не нужная бумажка с красным клеймом полетела в урну, а ровно в семь (опять в семь!) часов того же утра перед нами легла дорога в Черкассы. Побывали в будущем. Пусть и всего-то – на час…