Авторы
Владимир Тимофеевич Глазков - русский, потомок донских казаков. Родился 15 июня 1949 года в г. Новоаннинский Волгоградской области. По образованию инженер-механик. Закончил Киевский инженерно-строительный институт в 1973 г. По профессии – конструктор, автор более 30 изобретений и патентов, неоднократный лауреат ВДНХ СССР и УССР, награждён почётным знаком «Изобретатель СССР». Живёт в г. Черкассы, Украина, является Председателем областной общественной организации «Русское движение Украины». Пишет стихи и прозу, публиковался в различных альманахах, журналах, сборниках, в том числе во втором выпуске сборника стихов «Я вижу сны на русском языке», как лауреат Второго международного поэтического конкурса «Я ни с кем никогда не расстанусь!..»
Павлываныч
До пятидесяти четырёх своих лет он был обыкновенным Павлом Ивановичем Калятиным. Лишь когда остался на белом свете один как догорающая свеча, соседи по патриархальному переулку патриархального же городка стали подмечать за ним странные странности, и перед уходом на пенсию он уже устойчиво сделался для всех Павлыванычем. Да какие, собственно, странности?..
Зал ожидания
Через застеклённую стену открывался под утренним, но уже высоко стоящим солнцем чудный простор аэродрома: от забетонированного и размеченного перрона с разнокалиберными трапами, стоянками грузных Илов, Анов и хищных Тушек, под которыми делали своё дело техники в синих и чёрных комбинезонах, с развозящими пассажиров игрушечно-жёлтыми вагончиками, с достоинством ползущим топливозаправщиком, и дальше – к горизонту – где взлетали и прицеливались к посадке рукотворные птицы…
Раздорожье
И отец был прав: выбирать придётся каждый день и всю жизнь, всякий раз оказываясь на раздорожье. Помогали бы Небеса в выборе необходимого и оберегали от ненужного...
Два рассказа
Покойная ли постель, хвойная ли полночная тишина или шоколадное послевкусие так повлияли, только из туманной дрёмы заклубилось и потекло в Смолине волнующее ощущение великого простора, не подвластного эвклидовой геометрии. Хорошее было ощущение. Малознакомое и многообещающее...
Путаница
У Чуковского всё складно: бабочка прилетела, крылышками помахала, и потухло море. Нам бы такую бабочку. Да надежду на душевные крылышки. Людские. Вот обрадуемся-то, вот ушками-то захлопаем и ножками затопаем. Приколотить бы это стихотворение над входами всех лисичкиных парламентов. Чтобы читали с утра народные избранники, которые тоже давно уже не избранники и никакие не народные…
Сосед
Теперь мы всё чаще пьём чай за журнальным столиком в его зале. Сдвигаем в сторонку тонометр, располагаемся в креслах, и Мирон Петрович увлекается и увлекает меня. Среди книг стоит на полке изящная поделка: трёхмачтовик с алыми парусами. Паруса выцвели и посерели от пыли, сделались хрупкими, но корпус стремителен, кажется, готов сорваться с вытянутой ладони-подставки. Подарок к двадцатилетию Светланы Васильевны, и ладонь – копия в натуральную величину ладони её суженого...
Икономия и акривия
И вот я думаю: куда он ведёт – путь экономии и удобств? Куда мы устремляемся, отмахиваясь от акривии – от этого духа самоцензуры? И стоит ли потешаться над ещё одной фразой, дошедшей из века XIX-го: «Смертным грехом нужно почитать всякий тяжкий грех, который, овладевая душою человека, делается в нём господствующим, подавляет в нём духовную жизнь и ожесточает его сердце».