Угасающий свет

Мы все, старшее поколение особенно, становимся свидетелями происходящей  смены культур. Процессы эти, как и все в нашем стремительно ускоряющемся и меняющемся мире, набирают крайне высокие темпы. За последние двадцать лет на наших глазах выросло новое поколение потребителей новой культуры, порожденное так называемым обществом потребления. Есть возможность сравнить. И что же? Между нами щущается огромная разность, отчуждение и непонимание. От бытийных мелочей до восприятия мира, если хотите целого запредельного космоса, и много всего,  что уже осталось за неким порогом досягаемости. Там безвозвратно скрылись прежние координаты многих ценностей, литературные и жизненные герои, идеалы, героизм и жертвенность, и даже традиционная мораль.

.

От этого всеобщего непонимания между новыми людьми ХХI века и старшими их отцами возник и далее углубляется конфликт поколений, такой вроде бы привычный и литературно узнаваемый, описанный в прошлом многими классиками. Только сегодня утрата прежних смыслов и авторитетов между поколениями особенно глобально и пугающе.
Итак, о смене культур и культурных приоритетов. Со многим бы согласилась, если бы к нам пришли лучшие и долгожданные образцы европейской цивилизации, культуры и литературы, которые в условиях отечественной культурной среды с благодарностью и немалыми трудами были бы нами замечены, усвоены и переработаны. Но ведь этого не наблюдается. Что же имеем?

.
После тотальной советской изоляции и ограждения от “тлетворного влияния Запада”, чем так долго пугали, у нас с успехом приживается и расцветает, во-первых, общество потребления с его насильственной идеологией и сомнительными ценностями, которое, во-вторых приносит уже плоды своей культуры. Наверное, у этой многоликой культуры, как у любого неоднозначного явления, есть много хорошего, но и плохого достаточно. Чего больше, хочется разобраться. Но вот настораживает само название  – «патологическая культура», оно давно прижилось, в ходу у исследователей, экспертов, ученых, социологов.
Эта новая культура, свободно импортированная нам более двадцати лет назад,  (как мечталось за разговорами на кухнях о той пленительной, чужой свободе! вдруг откроются нам новые горизонты, но они оказались скорее продовольственным изобилием, чем средоточием духа и внутренней воли) снимает не только познавательный импульс к освоению действительности, напряжение  силы, но и подменяет сами культурные ценности.

.
Патологическая культура как продукт  общества потребления штампует  не хлеб, а больше зрелищ в виде  индустрии развлечений, эротики, садистских детективов, фэнтези и прочей макулатуры. Опытный шулер давно ловчит, подменяя настоящие чувства игрой. Обычная манипуляция сознанием и оболванивание людей невежественных. Как здесь вновь не помянуть добрым словом хорошую книгу, она все-таки научает распознавать, что хорошо и что плохо. Человека начитанного, образованного трудно провести, оболгать, трудно навязать ему сомнительные моральные ценности и подчинить чужой воле.
Потребители-заложники патологической культуры появились не на пустом месте, почва уже подготовлена, да и они почти не сопротивляются, вовлечены в индустрию развлечений, где даже книги в ярких обложках выполняют свои ролевые игры. В тех книгах все та же ложная идеология общества потребления – приобретать и обладать вещами есть высшее наслаждение. Как и свои храмы – гипер и супермаркеты.
В арсенале общества потребления есть много чего – реклама, брэнды, марки, свои символы и  опознавательные знаки, вечная молодость не без помощи пластики, фитнес, шоп-туры, свой особый виртуальный мир, где можно получить удовольствие, расслабиться, забыться, развлечься, не думая, например, о болезнях, или такой неприятной штуке, как смерть.

.

В прежней культуре, о ней уже говорят в прошлом времени, литература подвигала человека к самопознанию, к самосовершенствованию, к аскезе, он пытался заглянуть в себя и измениться.
Окружающая действительность, с ее сложностями и проблемами и сегодня требует от человека неустанной деятельности, активного участия в воспитании детей, в созидании, строительстве, работе, учебе, что в свою очередь невозможно без внутренней концентрации, приложения немалых усилий ума и рук, то есть физической работы. Разве можно сидя у монитора компьютера реально построить дом, отремонтировать крышу, посадить сад, при этом просто устать физически, вспотеть, заработать мозоли или набить синяки. Реальную действительность отвоевал виртуал.
Литература в системе патологической культуры представляет уже новый тип культуры, предлагая нам нечто принципиально другое и даже опасное. Природа ее такова, что в своем развитии она минует одну из главных стадий – познание действительности во всем ее многообразии и  невероятной сложности. Да, то самое познание окружающего мира, которое потом трансформируется автором-творцом в художественные тексты. Так было еще совсем недавно, мы успели застать традиционную литературу прошлого, подтверждение тому весь опыт предшествующей так называемой чувственной культуры, кризис которой наступил в ХХ веке и продолжается на наших глазах.

.

Русский социолог Питирим Сорокин прогнозировал следующее: "Больны плоть и дух западного общества, и едва ли на его теле найдется хотя бы одно здоровое место или нормально функционирующая нервная ткань... Мы как бы находимся между двумя эпохами: умирающей чувственной культурой нашего лучезарного вчера и грядущей идеациональной культурой создаваемого завтра. Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего дня, длившегося семь веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в наступающих сумерках. Ночь этой переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасам".

.

В плохих экологических условиях мутируют растения и животные, преобразуя здоровый генотип в нечто уродливое и патогенное. Человек патологической культуры так же предрасположен к мутациям. Вечная погоня за отдыхом, иллюзорными наслаждениями  и развлечениями, и как следствие – бездушие, одиночество, страх перед реальными, а не виртуальными проблемами, господство культа знака, искусственных символов и не менее искусственного языка, назойливая реклама, предпочтение комфорту и социальная апатия. Имитация счастья.
Да, сегодня в литературе эксплуатируются скрытые и явные пороки, насилие, преступления и все человеческие грехи, сплошь аномальные явления и такие же убогие персонажи. В литературе уже не осталось тайн, все покрова сдернуты, вывернута свету вся изнанка исподней одежды, нечего стыдиться, стыд исчез, как некий анахронизм. По Ф.Ницше «Бог умер», и, наверное, давно. Сегодня можно все. Все разрешено. Как не вспомнить известную банальность  – если очень хочется, то можно.
В демонстрации всего низменного патологическая литература  неустанна, такой вот путь в обратном направлении – от сложного к примитивному, от высокого к низкому, от божественного к греховному.

.

За удовольствие быть потребителем патологической культуры надо платить, и как оказалось плата эта высока. Не человек владеет  вещами, а вещи давно завладели умами, душами потребителей.
Было сказано: «Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных». Cр. Мф. 20, 16
Эти пророческие слова как нельзя лучше относятся к маргиналам от литературы, то есть тем, кто еще недавно находился на обочине возделанной ойкумены, отверженные традиционной культурой, но в рамках новой патологической культуры востребованы, они выходят на авансцену, становятся модными и начинают навязывать свои низкие вкусы. С отрыве от прежних ценностей.
Еще один символ современной литературы – производство никчемных, пустых текстов. «Пустота» выступает неким доминирующим художественным образом, знаком пост заката времен чувственной культуры. «Писатели»-пустышки ничем не жертвуют на алтарь творчества, пишут слишком борзо, гладко да ладно,  охотно подрядившись в обслугу  патологической культуры. А разве можно создать что-то значительное без духовного напряжения, здесь не обойтись без потерь, крови, пота и потрясений. Чтобы собрать свой урожай, сначала надо отдать часть своей души, своей жизни, сердца, нервов, и других энергетических и духоподъёмных затрат.
Редкие и избранные пахари готовы жертвовать многим, быть порой беспощадными к себе и  к своей работе. Но и без чрезмерной работоспособности, граничащей с жестокостью, с замкнутостью, усердием, отказом от многих ежедневных соблазнов, порой и творческого неистовства, не быть в литературе великим образцам.
Как недолговечна вся эта бумажная метель  из одноразовой литературы! Издатели считают их от сезона к сезону, читатели и того меньше, все слишком быстро выветривается и исчезает. Изнеженное виртуальной реальностью поколение молодых писателей ошибочно принимают литературу за игру, но они не в состоянии на долгое самопожертвование.

.

Творческое напряжение писателя, усталость и душевная маята, вся его одинокая жизнь, такая несвободная, подчиненная мучительным поискам новых форм, сюжетных поворотов, освоению богатства литературного языка, собственного и потому неповторимого авторского стиля, томительное вслушивание в гул нашей жизни и вглядывание в лица современников, все, буквально все окончательно и бесповоротно бросается в растопку будущих книг. Возможно, не всегда удачных, востребованных и коммерчески успешных. Особенно в наше, с точки зрения гонораров, очень тощее и неблагодарное время. Но это отдельная история.
Многие мои давние  оппоненты могут мне возразить. Дескать, снова я за свое, говорю все о том же, опять категорична и требовательна. Но что поделать, и вода камень точит, может и мое слово не останется одиноким, и найдет отклик.
По мне так лучше и плодотворнее, чтобы те же домохозяйки учились читать что-нибудь из Марины Цветаевой или Евгении Янищиц, нежели тратили время в пустую, просматривая что-то из женских слащавых романов. Как и те, кто пишут и пишут свои пошлые книжицы, а там – такая дремучая банальность, примитивность штампов и беспомощность, что в пору совершенно отчаяться и потерять веру в современную литературу!
Утрата, перекодировка и забвение прошлых ценностей оборачивается для современного общества невосполнимыми потерями. Например, навязывание циничных дискуссий, а с ними пересмотр некоторыми ревизионерами итогов и причин Великой Отечественной войны. Все это  рождает уныние и скепсис, лишает новых поколений преемственности, мифологизации священной победы, сопричастности к исторической памяти, заслуженной гордости, поклонения и душевного волнения за народный  подвиг.

.

Но почему мне так грустно?
Чтобы выстоять во внешне благополучном обществе изобилия и иллюзорного равенства,  не впасть в уныние, оставляю за собой право выбора. Мир не становится, к сожалению, лучше, хотя написано столько правдивых, отчаянных и горьких слов о его несовершенстве. Но чтобы окончательно не разуверится в современной литературе, в себе самой и во  всем, что нас окружает, предпочитаю обращаться к классике. Там всегда найдется уголок для светлой печали и неутоленной радости,  надо только захотеть, перечитать, на мой взгляд, того же ироничного мудреца А.Чехова, неисправимого романтика А.Грина, сурового фронтовика В.Быкова или предельно честного, и непровзойденного мастера слова Ю.Казакова.

.

Их целый сонм –  писателей из прошлой культуры, которым безжалостные дельцы от патологической литературы предрекают скорую гибель.
В мощных пластах классической литературы хранятся кладези нескончаемых запасов, которых хватит на многие поколения вперед.  Каждый найдет в них себе душевное утешение, как и  своего любимого писателя и своих любимых героев.