Дети и внуки бобыля

Юрий МИХАЙЛОВ 21 августа 2015 744

Юрий Михайлов

Дети и внуки бобыля

Они приехали вдвоём, отец и сын, в середине апреля, в полдень... На тополях едва пробились первые клейкие листочки, их запах дурманил голову. Тёплые весенние волны, завихряясь на высокой насыпи проносящимися грузовыми и пассажирскими составами, обрушивались на нежно-зелёный от молодой травы луг, на дачные посёлки, разбросанные по берегу реки. С другой стороны студёного водного разлива, поднявшегося до максимума от бурно таявшего снега, горячий воздух прорывался с нагретого солнцем поля, что окаймлял Кабаний лес с крутыми оврагами, поросшими мшистыми елями и шелестящими на ветру осинами.

Несколько дней подряд Василий Иванович Лихачёв, живущий на реке постоянно, буквально кожей чувствовал тёплые потоки воздуха, пахнущие землёй и болотом. Они будоражили память, не давали спать, звали в дорогу, ведущую в юность, а, может, и детство: его новым соседом по даче в столь раннюю пору стал белобрысый мальчик, шести - семи лет от роду. Малыш, оставив отца в доме, подошёл к зелёным штакетинам забора, прижался к вертикальной дырке и стал смотреть на террасу, где Василий Иванович, заслуженный дед по количеству четырёх, имеющихся у него внуков, сидел за круглым столиком и пил кофе.

- Здравствуйте, молодой человек, - сказал Василий Иванович. - У кустов малины - калитка... Можете заходить в гости, будем знакомиться.

- Здравствуйте, - ответил без всяких речевых дефектов мальчик, - меня зовут Филипп... Папа зовёт Филипок... С одним "п", так проще... А вас как зовут?

- Как Чапаева... Василий Иваныч. Слышал про Чапаева?

- Нет... А что вы делаете?

- Вот, кофе пью... Да за вами наблюдаю: соседи всё-таки приехали. Надолго ли, молодой человек?

- Папа не решил пока... Но на выходные - точно останемся...

- Филипок! - Имя мальчика с одним "п" донеслось от крыльца соседнего трёхэтажного домины, близко прижавшегося к забору Василия Ивановича. - Ты где?

- Здееесь... Рядом с кустами! - Прокричал мальчик, не поворачивая головы, и задал трудный для пенсионера вопрос:

- А можно звать вас дедушка Василий?

- А у тебя есть дедушка?

- Не знаю... Я никогда не видел его...

- Конечно, можно... А ты знаешь, что дедушек должно быть два?

- Нет... Спасибо..., - уже торопливо сказал Филипок и помчался к отцу.

"Вот тебе и фокус, похоже, пятого внука завожу..., - улыбнулся Василий Иванович, отпивая остывший кофе. - Упустил за разговором время... Не кофе, а помои. Но, уж больно собеседник-то хорош. Копия мой младший лет двадцать пять тому назад... - Он сделал ещё глоток и переключил мысли на семью. - Что ж, так и будем жить? Я здесь, как старовер Лыков в чащобах Хакасии, который год в одиночестве... Они там, в городе? И что сыновья придумают на это лето? Опять проигнорируют? Старшему, с кровью пополам, вытянув все жилы, купили квартиру: он всё-таки двоих малышей поднимал. Младший, пока учился да жил с нами, помалкивал, доволен был, что у мамки с отцом на всём готовом. А теперь вот женился, обрёл голос: продай да продай жильё и дачу, купи им трёхкомнатную квартиру, а себе - "однушку", да на первом этаже, чтоб подешевле было. Всё равно, мол, помирать скоро... Так и сказал."

Василий Иванович не смог сдержать то ли стона, то ли всхлипа на вдохе, его крупные плечи затряслись, будто от кашля: "Боже мой, кровь ведь моя, как я тебя любил, белоголового... И куда, куда всё девалось? Одна ненависть и злоба остались... Не хватило бы денег на такой расклад, нет!! - Почти прокричал забытый всеми отец и дед. - В конце-то концов, ты живёшь в моей квартире, - мысленно обратился он к младшему сыну. - Я понимаю: тоже двоих растишь... Но я-то нигде оказался? В семьдесят с гаком - торчу на садовом участке... Прости меня Анфиса, царствие тебе небесное, но хорошо, что не увидела всё это. А я - не бабка: постирай, поняньчись, сготовь, накорми малышей... Значит, никому не нужен? Вот дарственную не оформил, не отдал тебе дачу... А куда бы пошёл тогда? В канализационный люк, бомжевать? Господибожемой, страшно-то как... Ведь я - известный учёный, публицист... Старший сын тихо и незаметно ушёл и младшего потерял..."

- Есть, кто живой? - Во внутренней калитке дачного забора, распахнутой настежь, стоял высокий, статный мужчина лет тридцати с небольшим. - Не помешал? Можно к вам, "для познакомиться"?

- Да... Простите, задумался..., - не сразу среагировав, заговорил пенсионер поставленным голосом профессионального преподавателя. Тяжело приподнявшись из глубокого и мягкого кресла, сказал:

- Василий Иванович Лихачёв, профессор, публицист. Рад знакомству.... А мы уже с вашим сыном поговорили...

- Он мне рассказал, когда спать его укладывал... Пусть часок отдохнёт с дороги, притомился... А меня Евгений Витальевич Серенко зовут, можно просто Евгений или Женя... Майор неких органов по охране особо важных лиц...

- Бывшая девятка КГБ, что ли,? - Блеснул осведомлённостью Василий Иванович.

- Точно... Только сейчас по - другому называется. Но я не об этом... В обед вроде бы рановато..., - сосед вынул из-за спины бутылку коньяка с яркой этикеткой, видно, что дорогого, марочного. - С другой стороны, сегодня же суббота, выходной, дача... Да и кому какое дело, чем мы тут занимаемся? Как, Василий Иваныч, по рюмочке, за знакомство?

- Тогда присаживайтесь, будьте терпеливы, молодой человек: схожу за фужерами и бутерброды сделаю. - Василий Иванович отодвинул от стола кресло, поднялся, оперевшись на протянутую Евгением руку, поправил полы бархатного стёганого халата вишнёвого цвета и прошёл в дом. Через пять-семь минут, выйдя в японском спортивном костюме серого цвета, с подносом в руках, он увидел майора, спящего в мягком кресле-шезлонге. "Познакомились, - рассмеялся пенсионер. - Я как-то расслабляюще действую на молодёжь: после Филипка и отец уснул..."

Василий Иванович хотел достать ноутбук, немного поработать, но в последний момент передумал, снова уселся к столу, взял в руки бутылку и прочитал на этикетке известную французскую марку. Настолько известную, что невольно хмыкнул: "Ни себе хрена! Скромные военнослужащие... И как он попал на дачу соседа, - подумал он, - полковника внутренних войск? Друг сына? Но Веня погиб почти пять лет назад, а его отец как-то сразу сдал, не смог оклематься, вышел в отставку, по два-три раза в году лежит в военном госпитале. Последнее время вообще не приезжает. За десять лет я ни разу не видел здесь майора, тем более, с Филипком... Господибожемой, какая разница: каждая семья несчастна по-своему... Может, и у них что-то произошло? Почему без жены приехал, почему мальчик ни слова не сказал о маме? Сто этих почему..."

Василий Иванович аккуратно и довольно умело вынул пробку из бутылки, понюхал горлышко, улыбнулся чему-то своему и налил в пузатый фужер на два пальца высотой искрящейся коричневато-желтой жидкости. Тонкий аромат коньяка будто встряхнул майора: он открыл глаза, поднял голову.

- Простите, Василий Иваныч, ради Бога... Расслабился: ночь не спали, сопровождали вице-премьера на военный полигон...

- Да, скажу честно: живя на пенсию, не забалуешь таким коньячком...

- Вы и преподавать перестали, и статьи, вижу, больше не печатаете?

- Уходя - уходи... Так, пишу для себя. А мою кафедру прикрыли якобы за нецелесообразностью... Денег, короче, нет у нового правительства, секвестируют образование... Кому сегодня нужны теория и практика международной журналистики в рядовом университете?!

Помолчали: тема больная, Евгений не хотел ещё больше огорчать Василия Ивановича. Решил переключить разговор на другое:

- А мне дядя Степан отдал ключи от дачи... После смерти Вени он практически здесь и не жил. И тётя Сима всегда с ним, куда она поедет без него?

- А вы, стало быть, друзья с погибшим Вениамином?

- Со школы. Потом закрытое учебное заведение... Потом - невостребованность, а ведь по два языка знали... Я кое-как сюда вот устроился... Венька - в спецназ, даже обогнал меня в звании. Но Кавказ уготовил ему страшную смерть. Вся группа погибла, он, командир, полуживым, без сознания, попал в плен. Из кожи на его спине боевики резали ремни, голову буквально отпилили... - Женя долго молчал, длинно, через нос, вдыхая воздух. - Прошло полгода, раньше не было никакой возможности, прежде, чем я нашёл яму, куда сбросили его обезглавленное тело... Веню мы перезахоронили с почестями, потом ему звание Героя присвоили, у родителей золотая звезда хранится. Семьёй-то он так и не успел обзавестись...

Опять длинная тягучая пауза. Василий Иванович, всё еще держа фужер в руке, первым очнулся, проговорил:

- Что же я не наливаю вам? Вот растяпа...

- Василий Иваныч, можно со мной на "ты"? Не привык я, хоть и начальник отделения уже... И можно я поухаживаю за вами, долью чуток, а потом - себе?

Он долил каплю коньяка в фужер пенсионера, плеснул в свой бокал и сказал:

- Мне дядя Степан много хорошего говорил про вас. Давайте за знакомство... И за ваше здоровье выпьем.

Выпили. Пока жевали бутерброды, снова молчали. Видно было, что майор голоден, доедал уже второй кусок, стараясь захватить на хлеб побольше холодного мяса.

"А как же малыш? - Сразу подумал пенсионер. - Надо что-то придумать, проснётся, надо покормить его..."

- Василий Иваныч, - утолив голод, проговорил Евгений, - мне надо вернуться на службу... В Москве - нет проблем! Филипок настолько самостоятельный, что остаётся один, готовит чай, яичницу, чистит зубы и спать укладывает себя... Здесь мы первый раз. Он, конечно, ничего не знает. Продуктов я набрал на неделю, но разбирать их просто некогда...

- А я только что хотел предложить накормить вашего сына горяченьким...

- Ну, спасибо! Родители Веньки не сомневались, что вы не откажете в помощи... Можно, я позвоню, вызову машину? Всё-таки глоток коньяка я сделал, за руль нельзя... А Филипок проснётся, я ему сказал, сразу придёт к вам...

- Нет, Евгений, не так надо сделать. Ты спокойно езжай, похоже, вернёшься только утром? А я пойду к вам, поработаю на компьютере, дождусь пробуждения мальчика. Разберем вместе с ним продукты, разложим вещи... В общем, придумаем, как станем жить-поживать. Я понял, что приехали вы не только на выходной день?

- Да, тут обстоятельства... Жена вернулась... с новым ребёнком. Ей негде жить... Другой брак, заграница, чёрте что! Но я не мог не уступить ей квартиру, говорит, что временно... Так что мы с сыном поживём пока вашими соседями... По крайней мере, до школы. Ему осенью в первый класс... Вот такие пироги, Василий Иваныч...

- Тогда ещё по глотку за знакомство, за то, чтобы всё нормализовалось... Прости, ещё один вопрос: а что, Филипок, не знает, кто и где его мама?

- Знает... Она так захотела... Этой зимой, после нового года, я, как смог, рассказал ему. И он до сих пор молчит... Молчит! Больше ни разу не спрашивал о маме...

- Значит, знает, что мама жива и растит другого малыша?

- Да, выходит так... Но он молчит!! Меня это страшно пугает... И вы, ради Бога, будьте осторожны...

- Не учи учёного...

Филипок спал, взрослые обсудили все скользкие вопросы бытия. Василий Иванович, чуточку захмелев, достал "НЗ" - спрятанную сигарету, прикурил, сделал несколько затяжек. Потом вместе с Евгением пошли к калитке внутреннего забора, где суглинок, обычно твёрдый как камень, размяк под лучами весеннего солнца и расползался под ногами, замазав ботинки майора по самое некуда. А Василий Иванович, щеголяя в глубоких татарских галошах, посмеивался над Евгением. Майор быстро собрал походную сумку, готовый отправиться к поселковым воротам: надо встретить машину, чтобы та, у дома, не разбудила малыша. Ботинки он помыл, убрал в карман сумки, а затем отыскал в шкафу галоши хозяина дома. Они оказались чуточку маловаты, но на ноги всё-таки налезли.

Василий Иванович успел спросить майора:

- А почему малыш не знает своих дедов?

- Мои родители умерли рано... Родители жены считают меня извергом и предателем, не хотят нас с сыном видеть после развода и отсуждения Филиппа по суду. В общем, грустная история...

- Ладно, разберёмся... Ни пуха, и береги себя. Помни, ты у сына один, Женя.

Василий Иванович много раз бывал в доме соседа, даже совместные застолья по случаю праздников устраивали. Но всё это происходило в другой жизни, до смерти Вениамина. Степан Семёнович Сапсай был хозяйственным мужиком, рукастым, в войсках отвечал за маттехснабжение. В его трёхэтажном доме, кроме семи просторных комнат и настоящей "дворянской лестницы", были горячая и холодная вода, паровое отопление, со вкусом оборудованный санузел - белая зависть Василия Ивановича. Кухня и столовая занимали почти весь первый этаж дома: через них - ещё один выход на веранду и террасу.

- Поместье! - Говорил сосед-профессор с горьким юмором, понимавший, что его дачка в подмётки не годится хоромам полковника. - Вот, Стёпа, ты сжился с существующим строем, служишь ему, оберегаешь его, как свою задницу... Потому что барахлом оброс".

- Да, Вася, сжился, приспособился... Только вот почему-то не вылезаю из горячих точек: то Афганистан, мать их так и эдак, то Средняя Азия, то Кавказ, опять же... И сына отправил "заграницу": не вылезает с Кавказа, три, Вася, три(!) лёгких, слава Богу, ранения и контузию имеет... И до сих пор там находится... Я русский офицер, Вася, и служу Отечеству, как это делали мои отец и дед! А теперь - я и сын.

После этих слов он, как всегда, наливал полную 125-граммовую "походную" стопку водки, такую же наполнял для Василия Ивановича, поднимал правую руку с зельем на уровень груди и громко, каким-то трубным голосом, говорил:

- За Рассею! За русский народ!! Уррра!!! - Выпивал залпом, выдыхал через нос и добавлял. - Хотя я по маме - хохол, а по отцу - еврей...

Вспоминая о встречах и застольях, Василий Иванович переходил из комнаты в комнату, раскладывал, вынимая из большой сумки-мешка бельё Филипка и Евгения. "Не так уж и много скарба у мужиков, - думал он, - наверное, большую часть в квартире оставили. До лучших времён..."

Он прошёл два этажа дома, очутился снова на кухне, осмотрел её, открыв все шкафы, вернулся на большую веранду к сумкам. Проверил продуктовую: много еды, кое-какая посуда, упаковки с разовыми тарелками, стаканчиками, ложками и вилками. Повесив сумку на плечо, снова отправился на кухню. Шведский двухдверный холодильник, как вечно голодный крокодил, поглотил почти все съестные припасы. Остальное, включая хлеб, сахар, крупы, макароны и соль, он расставил на полках.

"Ну, что ж, теперь и на третий этаж можно подняться, - подумал Василий Иванович, - только тихо, что-то разоспался, малыш".

Он, перехватывая перила одной рукой, стал, не спеша, подниматься по дубовой лестнице, выкрашенной в цвет слоновой кости и, действительно, похожей на парадный вход в уездное дворянское собрание. Голова уже оказалась на уровне третьего этажа, когда он услышал торопливые шаги: из открытой двери спальни бежал Филипок. Светлые волосы взъерошены, глаза, отдохнувшие, сияют, улыбка во весь рот. На плечах - бежевая фланелевая майка. Малыш обхватил рукой последний столб на перилах лестницы, его круто развернуло, и, чтобы не упасть, он буквально бросился на шею Василия Ивановича. А тот, ещё не поднявшись до конца ступенек, едва устоял на ногах, свободной рукой прижал к груди маленькое теплое тельце. Пенсионер без сил опустился на широкие ступени лестницы, усадил малыша на коленях. Филипок торопливо заговорил:

- Дедушка Василий, я знал, что найду тебя... Мне папа сказал, что мы едем к дедушке... Но он не знал, мой ли ты дедушка? А теперь я знаю, ты мой... Мне сейчас сон приснился... Мы летели с тобой на ракете... Я нашёл тебя на Марсе... И привёз сюда, на землю...

Старый бобыль плакал. По щекам текли слёзы. Он не вытирал их и не дышал носом, боясь спугнуть мальчика. Тёплые волны радости накатывали на сердце. "Весна..., - думал он, - вот оно, моё пробуждение. Я чувствовал эти волны... Я верил им..."

Василий Иванович точно знал, что с приездом пятого внука лето будет счастливым.