Слезинка зверёнка

С Годом экологии!
Александр Щербаков
Слезинка зверёнка
Вы что-нибудь слышали о бурундуках-самоубийцах?
Однажды осенью мне, тогдашнему корреспонденту московского журнала, довелось побывать в дальнем Северо-Енисейском районе нашего Краноярья. Намотавшись по разбитым дорогам, остановили мы  с замом районного головы машину, вышли в лес подышать. По распадку бежала речка.  Ложе и берега её были изрыты и перемолоты так, словно здесь прогнали стадо гигантских вепрей. Обычная картина для здешних мест, где издавна хозяйничали золотопромышленники со своими драгами, бульдозерами, скреперами…
И вдруг на старой иве, на высоте поднятой руки, увидел я полосатого бурундука. Подвешенного.  Его горло, словно петлёй, было сдавлено развилкой сучьев. Тушка безжизненно качалась на ветру.
– Ох, наверно, пацанва безжалостная нашкодила, – покачал я головой.
– Да нет, скорее бурундук сам удавился, – вздохнул  управленец. – Другого выхода у бедолаги просто не было.
Оказалось, что местные жители не раз наблюдали подобные случаи.  Когда тяжёлая техника осенней порой, ломясь через тайгу, рушила норы и «склады» бурундуков, они, лишённые запасов на предстоящую зиму, нередко кончали жизнь самоубийством. Отчаяние толкало их «в петлю».
Поверьте, я не сентиментален. Вырос в подтаёжной глубинке. Сам, грешен, в отрочестве ловил петлями зайцев и лис, стрелял уток и боровую дичь. И потом, уже работая журналистом, не однажды  с инспекторами «охотнадзора» участвовал в «облавах» на браконьеров, воочию видел, как убивали лосих с тонконогими сосунками-телятами, загоняли на мощных вездеходах дрожащих зайцев и косуль, ослепляя их яркими фарами, как поодиночке расстреливали токующих глухарей. Бывал свидетелем первой охотничьей зорьки на озере, когда от канонады над ним стонала округа и с розового неба сыпались в леса чёрные крестики крякв и чирков. Зрелище, скажу вам, не для слабонервных.
И всё же ничто меня не потрясало так, как вид этого мелкого зверька с капельками в глазах, который качался в развилке-петле на ветру. Все мы читали о загадочных массовых самоубийствах китов, выбрасывающихся на океанский берег, о гибели водоплавающих птиц, которые захлёбывались в нефтяном сусле после аварий на танкерах или в трубопроводах, но всё это случалось где-то… А тут вот он, тощий бурундучок,  с горя наложивший на себя «руки». Кажется, впервые столь остро ознобило меня  чувство вины перед зверьём  за нашу постыдную власть над ним. Мне стало до боли ясно, что мы заступили какой-то предел и что во избежание беды надобно решаться на какие-то необычные и скорые меры.
– Наверно, пора  запретить всякую охоту, в особенности любительскую, так называемую, спортивную. Какой же это спорт – убивать зверей? – поделился я тревогой со спутниками, когда мы  вернулись в машину.
– Да вы что говорите! – возмутился молодой шофёр. – Да мы этим живём, хотите знать, и ради этого держимся здесь. Отними последнюю радость – охоту, кто же из молодежи останется сидеть в медвежьем углу? А зверя и птицы в здешних местах ещё полно, на наш век хватит.
Как ни печально,  суждение – весьма типичное.  И не только на уровне «обыденного сознания». Приходилось мне беседовать со специалистами, биологами и охотоведами, в краевом обществе охотников и рыболовов, в отделении научно-исследовательского института охотничьего хозяйства. Терминология у них иная, отдающая солидной наукой, но суть рассуждений та же: ничего, мол, страшного пока, можно и дальше убивать. И даже нужно убивать, если угодно. Ибо отстрел, отлов – это не только «привесок» ко столу населения (особенно северян и сибиряков), но и благо для популяции зверей и птиц. Просторы-де у нас огромные. Поголовье копытных, пушных и пернатых относительно стабильное. А от запретов на охоту польза невелика. Ведь главные губители зверья – это лесники, вырубающие леса, энергетики, перегораживающие реки, химики и земледельцы, отравляющие водоёмы и поля. На долю же охотников приходится всего-то пять-семь процентов загубленных голов. И даже меньше, если учесть, что не отстрелянные звери и птицы всё равно бы погибли от «вышеназванных факторов».
Более того, охотники-любители, мол, чуть не единственные хранители и защитники фауны, поскольку они не только отстреливают, но заботятся о приумножении зверей, подкармливают их, оберегают от  хищников, от тех же коварных браконьеров. Рачительно хозяйствуют, одним словом. Да и о культурно-оздоровительной, эстетической стороне дела забывать не следует. Охота – и прекрасный отдых, и здоровый спорт –  отвлечение от пьянства окаянного, и средство воспитания любви к природе. В недавние  времена активисты  общества охотников даже ходили в школы, вели кружки юных следопытов и  собаководов. Нам и сегодня не меньше нужны культурные охотники, чтобы вели отстрел зверья и дичи  с умом, по-хозяйски. Так делается во всех цивилизованных странах. Да и отечественные традиции тому же учат. Так что не будьте ханжой, вспомните, какими страстными охотниками были  наши классики – Тургенев, Аксаков, Толстой…
Доводы вроде бы основательные и даже в чём-то убедительные. Однако стоит вспомнить «слезинку» того бурундучка – и все они рассыпаются, как карточный домик. Построения логичны, пока речь идёт о выборе, каким образом убивать: безоглядно, по-браконьерски, или «культурно»,  по-хозяйски. Если же взглянуть на дело шире, не через прорезь прицельной планки, а открытыми глазами с высоты нашего столетия, то…
Вспоминаются прогнозы учёных на исходе минувшего века, что к его концу исчезнут до миллиона видов растений и животных. Это будет самое огромное вымирание живых существ со времён динозавров. К началу 2-тысячных годов на земле будет исчезать один животный или растительный вид в час. Как утверждал французский геронтолог Морис Моруа, профессор Сорбонны, основатель Института жизни, виды живых существ исчезают с такой быстротой, что через тридцать лет подобного штурма природы человеком  будет уничтожена как минимум пятая часть всех существующих видов деревьев, животных и простейших организмов. Не знаю, насколько сбылись те прогнозы, но тенденции, отмеченные в них, продолжаются и ныне. И по-прежнему острым остаётся вопрос, как их остановить или хотя бы замедлить.
Нет слов, самая тяжелая артиллерия этого «штурма природы» – хозяйственная деятельность человека с её издержками вроде  промышленных стоков, безмерной вырубки лесов, последствий применения ядохимикатов в сельском хозяйстве… Настанет пора «зачехлить» и её. Но с чего-то надо начинать уже сегодня, как говорится, здесь и сейчас. С чего же? Да с того, чтобы не прибавлять к той артиллерии ещё и ружейного убийства невинных животных ради забавы. Следует начинать с осознания безнравственности любительской «спортивной» охоты. Да, да, именно так. Вот что, примеру, писал на эту тему академик Дмитрий Лихачёв: «Дельфины, киты, слоны, собаки, как теперь уже неопровержимо доказано, – мыслящие существа. Потребительское отношение к животному миру безнравственно». И он, по-моему, справедливо считал, что пришло время составить, сформулировать кодекс прав животных, «ибо всё живое обладает  своими естественными правами. Человек обязать защищать права животных независимо от того, нужны они ему в хозяйстве или нет».
Скажете, максимализм, наивность «книжного» человека? А не наивность ли – рассуждать о некоем «культурном» охотнике, соблюдающем меру? У меня  немало оснований  тоже ратовать за  кодекс «прав животных», ибо в своей кочевой жизни довольно насмотрелся на их «бесправие». Скажем, доныне  помню, как молодой агроном одного тувинского совхоза не без гордости сообщал мне, залётному корреспонденту, что недавно, в пору весеннего токования «уложил» тридцать шесть глухарей! Этих почти реликтовых птиц. Зачем столько? А чтоб самому побаловаться «дичинкой» и «угостить» витаминным мясцом лисиц на звероферме. Или помнится такое. В шарыповском селе Ивановка прямо на скотный двор забрёл раненый лось и, обессиленный, лёг. Огнестрельные раны в голову и плечо оказались смертельными. Спасти сохатого, пришедшего за помощью к людям, не удалось. Кто и зачем убил таёжного красавца, редкого в тамошних местах? Я уж не заикаюсь о нынешних, сообщаемых прессой браконьерских расстрелах то «краснокнижного» уссурйского тигра, то редчайшего саянского барса или алтайских горных козлов. Многим, наверно, памятен и  нашумевший дикий случай на острове Врангеля, где повар некой строительной компании, сначала прикормив возле кухни белую медведицу, потом толи  от страха, толи  по  дурости  взял да «попотчевал» её взрывпакетом… А в ЯЯкутиикутии отличились вахтовики – «наехали» мощными «Уралами» на бурого медведя и потом добили его железным прутом…
А вы говорите – Тургенев, Толстой… Да ведь Тургенев жил  полтора века назад и был едва ли не единственным  «спортивным» охотником на всю Орловщину. Как и Толстой  на соседних тульских просторах. Кстати, Лев Николаевич  в своём «любительстве» глубоко раскаивался на закате дней. О чём красноречиво свидетельствует его дневниковая запись от 26 августа 1909 года: «Думал о том, как я стрелял птиц, зверей, добивал пером в головы птиц и ножом в сердце зайцев, без малейшей жалости делал то, о чём теперь без ужаса не могу подумать. Разве не то же самое с теми людьми, которые теперь судят, заточают, приговаривают, казнят…»  Что-то я не помню подобных раскаяний  кого-либо из своих современников, хотя  в недалёком прошлом на одном заводе «Красмаш» числилось более тысячи охотников-любителей. А во всём Красноярском крае – без малого сто тысяч. Вряд ли и сегодня их меньше. Подумайте только: сто тысяч «спортсменов», убивающих зверей. Зачем?
PS.  Ради истины добавлю.  Когда в газетной заметке на схожую тему я впервые привёл  пример со «слезинкой» горемыки-зверька, то следом получил целый мешок откликов-протестов от охотников и прочих знатоков природы. Они дружно отвергали самоубийство бурундука как досужий вымысел невежественных обывателей и доказывали, что подобным образом некоторые птицы, скажем, сибирские жуланы, кедровки, развешивают по деревьям, «зажимают» в развилках или накалывают на сучья, тушки мелких животных, создавая себе запасы на зиму. Что ж, готов согласиться с ушлыми  знатоками. Скорее всего, они правы. Но только от этого ничуть не снижается острота темы нашего разговора, верно? Тем более после таких вестей, как, допустим, из Хабаровска, где несколько «озверевших» школьниц (девчонок!) додумались ловить бездомных, забирать сбываемых «в хорошие руки» собак и кошек, а затем казнить их мучительной смертью. За что прозваны в народе «хабаровскими живодёрками».  Недаром  в парламенте страны всерьёз заговорили о необходимости той самой, упомянутой выше правовой защиты животных, о принятии соответствующего кодекса, ибо «всё живое обладает естественными правами». Думается, появление такового было бы кстати в нынешнем году, объявленном Годом экологии, которая, конечно же, предполагает и сохранение нашей фауны.
.
Между прочим, первым в мире законам о защите животных, оказывается, не менее двух тысяч лет. Недавно в печати мелькнуло сообщение, что в горах Цейлона археологи обнаружили две каменные плиты, на которых выбиты надписи, объявляющие большим грехом убийство животных без надобности. Думается, подобный кодекс «прав животных» имели и наши доблестные пращуры, только, дети лесов, они «выбили» его на деревянной доске либо  на берёсте – не столь долговечных материалах, и он не дошёл до нас. Но мы с вами должны возродить его, пока не поздно. Если Достоевский устами  одного из своих героев рассуждал о том, что весь мир познания добра и зла ради некоей «высшей гармонии» не стоит слезинки ребёнка, то, может, не стоит и слезинки зверёнка, такой же, в сущности, твари Божией.
С Годом экологии!
.
Вы что-нибудь слышали о бурундуках-самоубийцах?
Однажды осенью мне, тогдашнему корреспонденту московского журнала, довелось побывать в дальнем Северо-Енисейском районе нашего Краноярья. Намотавшись по разбитым дорогам, остановили мы  с замом районного головы машину, вышли в лес подышать. По распадку бежала речка.  Ложе и берега её были изрыты и перемолоты так, словно здесь прогнали стадо гигантских вепрей. Обычная картина для здешних мест, где издавна хозяйничали золотопромышленники со своими драгами, бульдозерами, скреперами…
И вдруг на старой иве, на высоте поднятой руки, увидел я полосатого бурундука. Подвешенного.  Его горло, словно петлёй, было сдавлено развилкой сучьев. Тушка безжизненно качалась на ветру.
– Ох, наверно, пацанва безжалостная нашкодила, – покачал я головой.
– Да нет, скорее бурундук сам удавился, – вздохнул  управленец. – Другого выхода у бедолаги просто не было.
Оказалось, что местные жители не раз наблюдали подобные случаи.  Когда тяжёлая техника осенней порой, ломясь через тайгу, рушила норы и «склады» бурундуков, они, лишённые запасов на предстоящую зиму, нередко кончали жизнь самоубийством. Отчаяние толкало их «в петлю».
Поверьте, я не сентиментален. Вырос в подтаёжной глубинке. Сам, грешен, в отрочестве ловил петлями зайцев и лис, стрелял уток и боровую дичь. И потом, уже работая журналистом, не однажды  с инспекторами «охотнадзора» участвовал в «облавах» на браконьеров, воочию видел, как убивали лосих с тонконогими сосунками-телятами, загоняли на мощных вездеходах дрожащих зайцев и косуль, ослепляя их яркими фарами, как поодиночке расстреливали токующих глухарей. Бывал свидетелем первой охотничьей зорьки на озере, когда от канонады над ним стонала округа и с розового неба сыпались в леса чёрные крестики крякв и чирков. Зрелище, скажу вам, не для слабонервных.
И всё же ничто меня не потрясало так, как вид этого мелкого зверька с капельками в глазах, который качался в развилке-петле на ветру. Все мы читали о загадочных массовых самоубийствах китов, выбрасывающихся на океанский берег, о гибели водоплавающих птиц, которые захлёбывались в нефтяном сусле после аварий на танкерах или в трубопроводах, но всё это случалось где-то… А тут вот он, тощий бурундучок,  с горя наложивший на себя «руки». Кажется, впервые столь остро ознобило меня  чувство вины перед зверьём  за нашу постыдную власть над ним. Мне стало до боли ясно, что мы заступили какой-то предел и что во избежание беды надобно решаться на какие-то необычные и скорые меры.
– Наверно, пора  запретить всякую охоту, в особенности любительскую, так называемую, спортивную. Какой же это спорт – убивать зверей? – поделился я тревогой со спутниками, когда мы  вернулись в машину.
– Да вы что говорите! – возмутился молодой шофёр. – Да мы этим живём, хотите знать, и ради этого держимся здесь. Отними последнюю радость – охоту, кто же из молодежи останется сидеть в медвежьем углу? А зверя и птицы в здешних местах ещё полно, на наш век хватит.
Как ни печально,  суждение – весьма типичное.  И не только на уровне «обыденного сознания». Приходилось мне беседовать со специалистами, биологами и охотоведами, в краевом обществе охотников и рыболовов, в отделении научно-исследовательского института охотничьего хозяйства. Терминология у них иная, отдающая солидной наукой, но суть рассуждений та же: ничего, мол, страшного пока, можно и дальше убивать. И даже нужно убивать, если угодно. Ибо отстрел, отлов – это не только «привесок» ко столу населения (особенно северян и сибиряков), но и благо для популяции зверей и птиц. Просторы-де у нас огромные. Поголовье копытных, пушных и пернатых относительно стабильное. А от запретов на охоту польза невелика. Ведь главные губители зверья – это лесники, вырубающие леса, энергетики, перегораживающие реки, химики и земледельцы, отравляющие водоёмы и поля. На долю же охотников приходится всего-то пять-семь процентов загубленных голов. И даже меньше, если учесть, что не отстрелянные звери и птицы всё равно бы погибли от «вышеназванных факторов».
Более того, охотники-любители, мол, чуть не единственные хранители и защитники фауны, поскольку они не только отстреливают, но заботятся о приумножении зверей, подкармливают их, оберегают от  хищников, от тех же коварных браконьеров. Рачительно хозяйствуют, одним словом. Да и о культурно-оздоровительной, эстетической стороне дела забывать не следует. Охота – и прекрасный отдых, и здоровый спорт –  отвлечение от пьянства окаянного, и средство воспитания любви к природе. В недавние  времена активисты  общества охотников даже ходили в школы, вели кружки юных следопытов и  собаководов. Нам и сегодня не меньше нужны культурные охотники, чтобы вели отстрел зверья и дичи  с умом, по-хозяйски. Так делается во всех цивилизованных странах. Да и отечественные традиции тому же учат. Так что не будьте ханжой, вспомните, какими страстными охотниками были  наши классики – Тургенев, Аксаков, Толстой…
Доводы вроде бы основательные и даже в чём-то убедительные. Однако стоит вспомнить «слезинку» того бурундучка – и все они рассыпаются, как карточный домик. Построения логичны, пока речь идёт о выборе, каким образом убивать: безоглядно, по-браконьерски, или «культурно»,  по-хозяйски. Если же взглянуть на дело шире, не через прорезь прицельной планки, а открытыми глазами с высоты нашего столетия, то…
Вспоминаются прогнозы учёных на исходе минувшего века, что к его концу исчезнут до миллиона видов растений и животных. Это будет самое огромное вымирание живых существ со времён динозавров. К началу 2-тысячных годов на земле будет исчезать один животный или растительный вид в час. Как утверждал французский геронтолог Морис Моруа, профессор Сорбонны, основатель Института жизни, виды живых существ исчезают с такой быстротой, что через тридцать лет подобного штурма природы человеком  будет уничтожена как минимум пятая часть всех существующих видов деревьев, животных и простейших организмов. Не знаю, насколько сбылись те прогнозы, но тенденции, отмеченные в них, продолжаются и ныне. И по-прежнему острым остаётся вопрос, как их остановить или хотя бы замедлить.
Нет слов, самая тяжелая артиллерия этого «штурма природы» – хозяйственная деятельность человека с её издержками вроде  промышленных стоков, безмерной вырубки лесов, последствий применения ядохимикатов в сельском хозяйстве… Настанет пора «зачехлить» и её. Но с чего-то надо начинать уже сегодня, как говорится, здесь и сейчас. С чего же? Да с того, чтобы не прибавлять к той артиллерии ещё и ружейного убийства невинных животных ради забавы. Следует начинать с осознания безнравственности любительской «спортивной» охоты. Да, да, именно так. Вот что, примеру, писал на эту тему академик Дмитрий Лихачёв: «Дельфины, киты, слоны, собаки, как теперь уже неопровержимо доказано, – мыслящие существа. Потребительское отношение к животному миру безнравственно». И он, по-моему, справедливо считал, что пришло время составить, сформулировать кодекс прав животных, «ибо всё живое обладает  своими естественными правами. Человек обязать защищать права животных независимо от того, нужны они ему в хозяйстве или нет».
Скажете, максимализм, наивность «книжного» человека? А не наивность ли – рассуждать о некоем «культурном» охотнике, соблюдающем меру? У меня  немало оснований  тоже ратовать за  кодекс «прав животных», ибо в своей кочевой жизни довольно насмотрелся на их «бесправие». Скажем, доныне  помню, как молодой агроном одного тувинского совхоза не без гордости сообщал мне, залётному корреспонденту, что недавно, в пору весеннего токования «уложил» тридцать шесть глухарей! Этих почти реликтовых птиц. Зачем столько? А чтоб самому побаловаться «дичинкой» и «угостить» витаминным мясцом лисиц на звероферме. Или помнится такое. В шарыповском селе Ивановка прямо на скотный двор забрёл раненый лось и, обессиленный, лёг. Огнестрельные раны в голову и плечо оказались смертельными. Спасти сохатого, пришедшего за помощью к людям, не удалось. Кто и зачем убил таёжного красавца, редкого в тамошних местах? Я уж не заикаюсь о нынешних, сообщаемых прессой браконьерских расстрелах то «краснокнижного» уссурйского тигра, то редчайшего саянского барса или алтайских горных козлов. Многим, наверно, памятен и  нашумевший дикий случай на острове Врангеля, где повар некой строительной компании, сначала прикормив возле кухни белую медведицу, потом толи  от страха, толи  по  дурости  взял да «попотчевал» её взрывпакетом… А в ЯЯкутиикутии отличились вахтовики – «наехали» мощными «Уралами» на бурого медведя и потом добили его железным прутом…
А вы говорите – Тургенев, Толстой… Да ведь Тургенев жил  полтора века назад и был едва ли не единственным  «спортивным» охотником на всю Орловщину. Как и Толстой  на соседних тульских просторах. Кстати, Лев Николаевич  в своём «любительстве» глубоко раскаивался на закате дней. О чём красноречиво свидетельствует его дневниковая запись от 26 августа 1909 года: «Думал о том, как я стрелял птиц, зверей, добивал пером в головы птиц и ножом в сердце зайцев, без малейшей жалости делал то, о чём теперь без ужаса не могу подумать. Разве не то же самое с теми людьми, которые теперь судят, заточают, приговаривают, казнят…»  Что-то я не помню подобных раскаяний  кого-либо из своих современников, хотя  в недалёком прошлом на одном заводе «Красмаш» числилось более тысячи охотников-любителей. А во всём Красноярском крае – без малого сто тысяч. Вряд ли и сегодня их меньше. Подумайте только: сто тысяч «спортсменов», убивающих зверей. Зачем?
PS.  Ради истины добавлю.  Когда в газетной заметке на схожую тему я впервые привёл  пример со «слезинкой» горемыки-зверька, то следом получил целый мешок откликов-протестов от охотников и прочих знатоков природы. Они дружно отвергали самоубийство бурундука как досужий вымысел невежественных обывателей и доказывали, что подобным образом некоторые птицы, скажем, сибирские жуланы, кедровки, развешивают по деревьям, «зажимают» в развилках или накалывают на сучья, тушки мелких животных, создавая себе запасы на зиму. Что ж, готов согласиться с ушлыми  знатоками. Скорее всего, они правы. Но только от этого ничуть не снижается острота темы нашего разговора, верно? Тем более после таких вестей, как, допустим, из Хабаровска, где несколько «озверевших» школьниц (девчонок!) додумались ловить бездомных, забирать сбываемых «в хорошие руки» собак и кошек, а затем казнить их мучительной смертью. За что прозваны в народе «хабаровскими живодёрками». Недаром в парламенте страны всерьёз заговорили о необходимости той самой, упомянутой выше правовой защиты животных, о принятии соответствующего кодекса, ибо «всё живое обладает естественными правами». Думается, появление такового было бы кстати в нынешнем году, объявленном Годом экологии, которая, конечно же, предполагает и сохранение нашей фауны.
.
Между прочим, первым в мире законам о защите животных, оказывается, не менее двух тысяч лет. Недавно в печати мелькнуло сообщение, что в горах Цейлона археологи обнаружили две каменные плиты, на которых выбиты надписи, объявляющие большим грехом убийство животных без надобности. Думается, подобный кодекс «прав животных» имели и наши доблестные пращуры, только, дети лесов, они «выбили» его на деревянной доске либо  на берёсте – не столь долговечных материалах, и он не дошёл до нас. Но мы с вами должны возродить его, пока не поздно. Если Достоевский устами  одного из своих героев рассуждал о том, что весь мир познания добра и зла ради некоей «высшей гармонии» не стоит слезинки ребёнка, то, может, не стоит и слезинки зверёнка, такой же, в сущности, твари Божией.
5
1
Средняя оценка: 2.88889
Проголосовало: 252