Японо-корейское противостояние: Имджинская война

25 мая 1592 года на юге Корейского полуострова высадился японский десант. Так началась многовековая история военного противостояния японцев и жителей азиатского материка, в той или иной мере, с перерывами, продолжающаяся по сей день.

Справедливости ради стоит заметить, что знаменитые строки «и вечный бой — покой нам только снится» относятся отнюдь не только к известной нам истории европейских стран и России...

В Азии такой «вечный бой» тоже продолжался с завидной регулярностью — и до, и после начала нашей эры. Та же Великая китайская стена, которую строили около полутора тысяч лет, — в нее ж не ради красоты и величия, по образцу тех же египетских пирамид, вложили гигантские средства и миллионы «человеко-дней». Это сооружение имело чисто утилитарную цель — защищать Китай от набегов северных кочевников. Помогала, правда, эта титаническая фортификация далеко не всегда, — как, например, во время захвата «Поднебесной империи» Чингисханом и его наследниками. Или несколькими веками позже — когда «минский» Китай пал жертвой «молодых хищников»-маньчжуров, основавших последнюю в истории огромной страны династию Цин.
Хотя, конечно, защитная роль вышеупомянутой «великой стены» оказывалась несостоятельной далеко не всегда по причине лишь чисто военных факторов. Нередко решающую роль играло банальное предательство части ее защитников — чаще всего по причине их банального сребролюбия. Ну да, коррупция на Востоке — явление очень трудноискоренимое (впрочем, как и на Западе тоже) — во все времена. Недаром одна из версий того, что коммунистической армии Мао Цзэдуна удалось в финале противостояния с Чан Кайши практически без боя овладеть Пекином, заключается в том, что основатель социалистического китайского государства просто предложил командующему миллионным гарнизоном столицы сдать ее без боя. Взамен пообещав тому пост министра в новом правительстве. Кстати, Мао слово свое сдержал — пусть «портфель» экс-чанкайшисту достался и не самый важный: министра сельского хозяйства… 

Тем не менее до самого конца 16 века все эпические сражения, низвержение прежних династий удачливыми завоевателями — с учреждением династий новых: — как-то обходили Японские острова стороной. То есть не совсем что бы полностью: тот же хан Хубилай (он же первый император уже целиком завоеванного монголами во второй половине 13 века Китая Юань) — вскоре после своей инаугурации — сделал аж две попытки добавить в свою императорскую корону еще и «японскую жемчужину». Да вот беда — обе эти попытки в конце 13 века оказались неудачными. Огромный флот вторжения был практически уничтожен тайфунами, названия которых широко известны и сегодня — «камикадзе». Пусть больше и благодаря (будем объективны) героическим (хоть чаще и безрезультатным) попыткам японских летчиков таранить американские боевые корабли своими самолетами, которых даже и заправляли перед вылетом для полета лишь в одну сторону… 
Судя по всему, монгольские ханы, ставшие императорами, «долбиться лбом о стену» не хотели, — восприняв повторные неудачи своих замыслов завоевания Японии как «волю Неба». А потому и прекратили мазохистские и очень дорогостоящие попытки повторить такие авантюры, — тем самым оставив японцев «вариться в собственном соку». Что, конечно, отнюдь не означало мирного процветания «сынов Аматерасу», — продолжавших, за неимением внешнего врага, с упоением резать друг друга во исполнение самурайского кодекса Бусидо. Пусть его канон окончательно сформировался и позже — аккурат в районе описываемых в данной статье событий. 

***

Увы, к концу 15 века «священный ветер камикадзе» — «обнулением» двумя веками раньше монгольского флота вторжения — тем самым оказал японской знати и «медвежью услугу». Почти в духе известного мема «товарища Огурцова» из «карнавальной ночи» Эльдара Рязанова: «Ведьму со стороны брать не будем — воспитаем в своем коллективе!» — Вот так и здесь: за неимением опасного внешнего врага, против которого были бы вынуждены объединить свои силы местные «дайме»-князья и их воины-самураи — этого врага оные начинали искать в своих соседях-соперниках. Переходя в военных конфликтах с ними грань, отделяющую мелкие эпизодические «войнушки» от «войны всех против всех» (как с грустным цинизмом описывал человеческое общество британский философ Гоббс). 
В результате в Стране Восходящего Солнца, которую, вообще-то, трудно было удивить почти постоянными небольшими кампаниями, наступил период, который так и был назван «Эпохой воюющих провинций». Продолжавшийся более века — этакая «столетняя война» по-японски. Но в ее оригинальном европейском варианте англичане-то хоть с французами воевали. Пусть и после своего поражения от «орлеанской Девы» Жанны д`Арк действительно начали собственную гражданскую войну Алой и Белой розы. Но опять же, закончили ее по причине взаимоуничтожения бо́льшей части наиболее радикальных и властолюбивых соперников всего за 3 десятилетия. То есть, грубо говоря, за период жизни чуть больше одного поколения. А вот их японские «коллеги» самозабвенно резали друг друга в попытке доказать собственную исключительность на протяжении больше века — то есть периода смены приблизительно пяти поколений! Ну, да что с этих самураев возьмешь с их «долг самурая тяжелее горы, — а смерть легче перышка»… 

Ирония судьбы — победителем в вековой массовой бойне между войсками отдельных князей и их союзов стал даже не потомственный аристократ, — но выходец из обычных крестьян Тоетоми Хидэеси. Начавший свою головокружительную карьеру в качестве «носителя сандалий» одного из самых влиятельных дайме Оды Нобунаги — и, в конце концов, возвысившийся до должности «кемпаку»: «правителя-регента» при императоре. Причем основной причиной возвышения крестьянского сына стали не только интриги (куда ж без них) и «близость к телу», как у многих всесильных фаворитов власть имущих, из «брадобреев» превращавшихся в графов. Он действительно был и храбрым воином — и, главное, толковым командиром и военным инженером. Достаточно сказать, что под его руководством один важнейший для тогда идущей войны замок был построен всего за сутки! Так что вначале «носитель сандалий» стал самураем, потом рос в чинах до генерала, — а потом сумел заменить и своего сюзерена, предательски убитого врагами. 
Но все же ни полученная должность фактического правителя Японии, ни блестящие победы — так и не сделали его в глазах родовой высшей знати равным себе. «Парвеню» («выскочка») — он и есть «парвеню» для тех, кто мнит себя «белой костью» и «голубой кровью». Про себя мечтая самому достичь тех же вершин как «более достойному». К тому же в стране после завершение более чем столетней гражданской войны, несмотря на все потери в боях, продолжало оставаться до полумиллиона самураев! Чьим чаще единственным ремеслом была лишь война, — которую только-только удалось затушить ценой огромных трудов. На таком фоне у Тоетоми просто-таки напрашивался вариант срочного поиска врага внешнего, — в войне против которого можно было бы попытаться объединить недавних врагов по междоусобным войнам.

Плюс — к этому варианту новоиспеченного правителя Страны Восходящего Солнца толкали и личные амбиции. Собственно говоря, без оных бывший воин-ассигару (крестьянин-ополченец) вряд ли в принципе смог бы дорасти до должности от силы младшего командира, — но никак не до фактически «премьера» государства, ставшего реально единым лишь благодаря ему самому. С другой стороны, неудивительно, что при таком раскладе подобным людям бывает трудно вовремя остановиться… Вот и Хидэеси, чем выше забирался по карьерной лестнице, — тем заоблачнее становились его желания. Вплоть до — ни много ни мало: — «стать властелином мира». Хотя, конечно, его несколько извиняет тот факт, что, будучи опытным полководцем, новый «кемпаку» в силу отсутствия нормального базисного образования не слишком хорошо знал географию. Так что более-менее реально представлял местонахождение разве что относительно близких стран — Китая, той же Кореи, Филиппин, Индии. Остальные рассматривались им в категории «где-то далеко», — а потому и овладение ими откладывалось «на потом», причем очень далекое, чтобы не сказать: невозможно далекое.

***

Тем не менее Китай Тоетоми Хидэеси собирался завоевывать на полном серьезе. В принципе, имея на эти планы определенные основания. Армия «Поднебесной» в то время насчитывала где-то около 800 тысяч бойцов, а Япония без особого труда могла выставить полмиллиона. Причем не в значительной части разленившихся от ничегонеделания «служивых» тыловых гарнизонов, — а закаленных за годы, а то и десятилетия кровавых битв опытных «головорезов», ныне изнывающих от безделья и готовых показать, что «есть еще порох в пороховницах» — то есть «катана в ножнах». Хотя, кстати, как раз с «огнестрелом» в японских войсках было все очень даже «окей» — не только среди самурайской элиты, но даже и среди немалой доли менее ценных ополченцев-ассигару.
Как известно из истории, в Китай японская армия так и не вторглась — чего не скажешь о Корее, которой и «посчастливилось» стать главным полем боя с японцами. Правда, там с ними воевали не только (и не столько) собственно корейские бойцы, — но их китайские союзники тоже. Да, в общем, в противном случае шансов у воинов «Страны утренней свежести» практически бы и не было — их армия к началу вторжения насчитывала всего-то около полусотни тысяч человек, против втрое большего по численности японского экспедиционного корпуса.

Но все же, зачем Хидэеси вообще было нападать на Корею? Он же как бы «властелином мира» (или хотя бы Азии) готовился стать — зачем же ему сдался довольно-таки небольшой полуостров? Тем более после гипотетического разгрома китайцев — в Сеуле все равно никуда бы не делись, — признав сюзеренитет Японии. «Боялся удара в спину, перерезки коммуникаций в случае начала войны с Китаем?» — Ну, как показали дальнейшие события, шансы на такой сценарий были очень и очень небольшие. То есть, конечно, «ван» (король) Кореи (которая тогда носила название «Чосон») предложение «кемпаку» стать его союзником в борьбе с Пекином отверг. Хотя, собственно, и это «союзничество» больше всего заключалось бы лишь в согласии предоставить беспрепятственный транзит для японской армии вторжения до китайской территории — да снабжение ее продовольствием и фуражом, скорее всего, даже не бесплатно, но за звонкую монету. 
Однако в Сеуле отвергли даже такой вариант «мягкого пособничества» врагу своего сюзерена. Тем более что сюзеренитет этот был достаточно условен по европейским меркам, — юридически исчерпываясь лишь взаимным признанием положения, при котором императором является владыка Китая, а глава Кореи числится лишь «ваном», королем, властителем рангом помельче. Никакого вмешательства во внутренние дела Чосона, никакой регулярной дани — если не считать дорогих подарков от послов в Пекин, конечно. Ну так это ведь общая практика дипломатов того времени практически во всем мире. Так что отношения Китая и Кореи тогда (как и сейчас, собственно, — в отношении КНДР) правильнее было называть просто дружественно-союзническими. Тем более что зиждились они не только на географической близости, — но и на близости культурной, духовной, тех же общих буддистко-конфуцианских традициях, системе государственного устройства, образовании и многих других моментах. 

Есть, конечно, мнение, что Хидэеси, взбешенный отказом Сеула от сотрудничества, решил «преподать наглядный урок» не столько даже корейцам, сколько китайцам и остальным «кандидатам в новую японскую империю», что будет с теми, кто не пожелает туда влиться дружными рядами — и добровольно. Вроде того, как Гитлер в апреле 1941 обрушил всю мощь вермахта на, в общем, особо и не угрожавшую его рейху Югославию — лишь за то, что там свергли правительство, подписавшее с Берлином союзнический договор. Пусть и обязательства по нему для Белграда были более чем умеренными — максимум предоставление того же транзита для продвижения войск и военных грузов, даже без личного участия в войнах на стороне Германии.

***

Но не исключено, что не менее важной причиной нападения на Корею была и другая — чисто «техническая». В самом деле, требования японского «главкома» «пропустить его войска в Китай через корейскую территорию» с современной точки зрения выглядят несколько странными. Ну, даже если бы корейцы согласились их выполнить, — что за радость самураям тащиться больше тысячи километров по часто гористой местности, да еще таская (нередко на своем горбу) и снаряжение с военной техникой вкупе, теми же пушками? В то время как расстояние от Цусимы до Шанхая по прямой (через Южно-Китайское море) — аж целых 400 кэмэ от силы. Для мало-мальски нормального парусника, даже идущего не при попутном ветре, а «галсами», со скоростью пусть даже 5-6 миль в час — это от силы на полтора суток дороги. Ну, пусть даже умножим на два — до трех суток, с учетом возможных форс-мажоров, морского волнения или наоборот, штиля. Который тоже можно при таких-то «огромных расстояниях» и на веслах при желании преодолеть.
Но это если не знать, что представляли собой, как минимум, самые массовые и боеспособные корабли тогдашних флотов что Японии, что Кореи. Взять, например, «Пханоксон» — самый распространённый боевой корабль корейского флота, изображенный на рисунке ниже, в том числе, и в разрезе.

​

Но ведь это же, грубо говоря, настоящая «плоскодонка», — в которой нет киля и прикрепляющихся к нему шпангоутов, на которых и крепятся доски бортов! Такая конструкция больше пригодна разве что для речных перевозок (и то при тихой погоде) — максимум каботажных плаваний в прибрежных водах, чтобы успеть укрыться в ближайшей бухте при малейшем намеке на шторм. Или, в противном случае, получить реальный шанс отправиться на корм рыбам, — потому как маневренность и устойчивость «плоскодонок» в мало-мальски сложных условиях оставляет желать очень-очень много лучшего. Недаром «расцвет» крупных кораблей такого типа в древней истории Запада — это египетские гребные суда на Ниле — глубоко до нашей эры. А так даже для плаваний по Черному и Средиземному морях задолго до Рождества Христова чаще использовались галеры и парусники «килевой» постройки. А позже, по морям-океанам, — что «драккары» викингов, что каравеллы и каракки испанцев и португальцев, что даже «карбасы» русских поморов — не говоря уже о галеонах, фрегатах и клиперах. А в 19 веке плоское дно в боевых флотах имели разве что «плавучие батареи» — уже одним своим названием показывающие, что к полноценным морским судам они имеют самое отдаленное отношение. Хотя, конечно, для поставленных перед ними задач — охраны прибрежных вод, борьбы в них с пиратами, «пханоксоны» в целом годились… 
Но, право, даже вышеупомянутые суда выглядели настоящими шедеврами кораблестроительной мысли на фоне «вершин сумрачного (пардон — “восходяще-солнечного”) японского гения» (вспоминая ироничный афоризм о таком же гении «тевтонском»). На рисунке ниже — изображения двух типов таких кораблей, атакэбунэ (тот, что побольше) и сэкэбунэ (поменьше). Ну, что тут скажешь…Первая мысль — «скрестили ежа с ужом», пардон — полевое укрепление (может, даже небольшой замок) — и все ту же «плоскодонку». Спору нет, в ближнем бою и такое, ммм, судно, могло принести противнику немалый урон — особенно если дело дошло бы до абордажа храбрых без кавычек самураев. Вот только сама способность дойти до цели у таких, с позволения сказать, «боевых кораблей» была весьма и весьма проблематичной. И из-за огня корейских корабельных пушек, — которых на судах Чосона было намного больше, чем у японцев. Но еще больше — из-за просто ужасающей мореходности образчиков этого «писка самурайской военно-морской моды». 

Так что, похоже, даже эти бесстрашные без иронии воины, готовые не только драться до последней капли крови, но и бестрепетно вонзить себе в живот кинжал-«вакидзасу», применяемый при «харакири», — просто покрывались холодным потом при мысли, что им придется «играть со смертью в орлянку», отправляясь на таких «корытах» чуть подальше зоны прямой видимости. А тем более — несколько сот километров от японских берегов до берегов китайских. А то ведь «священный ветер камикадзе» может невзначай подуть и по их душу… Куда проще и безопаснее им казалось добраться полсотни километров до Кореи, — а там и тысяча с хвостиков кэмэ марша по горным дорогам, с боями, — казались им почти безделицей. Отсюда — и фатальный для королевства выбор его противников. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

​