Забвение воина Дмитрия

Сегодня открывается много неизвестных архивных документов, меняется исторический взгляд на прошлые события, дается новая оценка, часто диаметрально противоположная существующей, встречаются и откровенные спекуляции. Есть и крайности в оценках, такие публичные высказывания приравнивают партизан к оккупантам, а партизанское движение представляют последним советским мифом.

Впервые о легендарном казаке «Митьке» услышала от деревенских старожилов. Места эти в Беларуси – Еремичи, Синявская Слобода, Любча, Кореличи, Новогрудок – известны, как партизанские, в 1942-1944 годах за Нёманом, в Налибокской пуще базировались отряды, или как до сего времени говорят местные жители «была партизанка», в том числе и 1-я Белорусская кавалерийская бригада партизанского командира Дмитрия Анисимовича Денисенко.

Резануло слух «Митяй», почему «Митяй»? Мне, как человеку приезжему, послышались даже неуважительные нотки, ведь после войны Дмитрий Анисимович Денисенко жил и работал в этих местах, занимал руководящие посты. Но люди, с кем пришлось общаться, меня успокоили, партизанская кличка приросла к командиру навсегда, с ней он сжился в послевоенное мирное время, не жаловался. Денисенко нет уже почти тридцать лет, а в народе помнят его, как партизанского командира «Митьку».

Родственники Денисенко передали мне из семейного архива для работы некоторые документы: фотографии, письма, официальные бумаги, рукописные мемуары Дмитрия Анисимовича. В марте этого года ему бы исполнилось 100 лет, но юбилейная дата прошла никем не замеченная. Почему так случилось, захотелось самой разобраться.

Бывает, и после семидесяти лет награда находит своего героя, седые дети, взрослые внуки приезжают поклониться старым могилам. Напоминание нам о прошлых подвигах и забытых героях. В нашем случае произошло обратное, забвение человека, который не шкурничал, не малодушничал, воевал, был несколько раз тяжело ранен, награжден боевым орденом Отечественной войны Ι ст., орденом Ленина, медалями «Партизану Великой Отечественной войны» I и II степеней.

Мои оценки не претендуют на объективность, но и судить дела минувших лет из нынешнего времени не собираюсь. Остановлюсь на воспоминаниях Денисенко, ранее они никогда не публиковались. Еще одним путеводным компасом для меня является два достоверных источника: белорусские писатели, участники партизанского движения в Налибокской пуще – Янка Брыль и Владимир Колесник. В защиту Денисенко буду приводить цитаты из их книг «Нёманские казаки» и «Долг памяти». Документальная повесть «Нёманские казаки» Янки Брыля была написана по горячим следам событий в 1946 году, воспоминания «Долг памяти» Владимир Колесник писал долго, книга опубликована уже после смерти писателя, в 2005 году.

Менталитет белорусов западных районов отличается и в наши дни, например, от витебских или могилевских людей, тут много причин, не буду о них. Думаю, не малую роль в послевоенной судьбе Денисенко сыграло то, что он был пришлым чужаком – кубанский казак, русский рубаха-парень, им и остался. Из семьи потомственного казака, родился 22 марта 1917 г. в станице Пластуновская Динского района Краснодарского края. В детстве рано осиротел, воспитывался с младшей сестрой и братом в детдоме.

Но вернусь к рукописи. «В семье отец воспитывал в строгом режиме повеления и уважения к старшим, но по характеру я был на редкость дерзким и особенно решительным. Скорее всего, это передалось по наследству от матери, по решительности и действиям она не уступала мужчине. Приходил я со школы каждый раз с побитой мордой и порванной одеждой. …в школе казачьей, один на один я не уступал в драке любому из моих противников. И тут им приходили на помощь, и мне попадало на полную губу…» (сохранена особенность авторского текста)

Станица Пластуновская имеет свою давнюю историю. Ее первые поселенцы –черноморские казаки-пластуны, обособленная прослойка пехоты, пешие казаки-разведчики. Опасная профессия пластунов считается предшественницей современного спецназа. Название станицы Пластуновская происходит от пластунов, они дали название куренному селению.

Мальчики в семьях казаков рано садятся верхом на лошадь, знакомы с оружием, им с детства на примерах старших прививались понятия чести и воинской доблести. Все эти качества для Дмитрия Денисенко были естественны и понятны. «Ведь привычка к лошадям передавалась из поколения в поколение, с самого детства мы любили больше всего лошадей и особенно верховую езду, которой обучали с детства, владели с полным мастерством».

По рассказам родных Дмитрий Анисимович мечтал написать книгу своих воспоминаний, ему было что рассказать, богатая биография на события, друзей-товарищей. Не получилось, а я жалею, что во времени мы разошлись лет на тридцать, но даже из тех коротких записей угадывается дух прошлого, можно судить, как в непростых условиях у мальчика формировался независимый характер. Среди сверстников силой не выделялся, был щупловат, невысокого роста, но задирист и смел, читаю о случае на зимней рыбалке.

«С южной стороны с юга на запад протекала река 3- Кочеты, шириной до 300 метров. В воскресные дни в крещенские морозы, когда река полностью замерзала, стар и мал повально приходил порыбачить. Отец разрешал половить рыбу только в дни каникул. В один из воскресных дней собрал свои удочки, когда чуть рассвело пошел и я на рыбалку. Рыбачил до указанного отцом времени, когда солнышко начало садится, собрал в ведро пойманную рыбу и удочки, и пошел домой. По льду к берегу надо было идти метров сто, а в метрах 20 слева вдруг раздался крик, такой же как я, рыбак, ввалился в прорубь-ловушку. На рыбалку всегда брал с собой железный метровый прут. Я бросился на помощь, подал конец прута в руку и с большим трудом вытащил его из проруби на лед. Начали сбегаться взрослые, которые неподалеку ловили рыбу. Отдельные кричали:

– Так цеж сынок нашего атамана, ты дывысь цеж гуртовик спас сына атамана.

Один из подбежавших здоровый мужчин стянул с малого мокрую одежду, снял с себя шубу, завернул и поволок домой.

Придя домой, родителям ничего не рассказал о случившемся, т. к. боялся, завтра отец мне уже не разрешит идти на рыбалку. Поздно вечером, я уже сидел на горячей печи, отогревался после рыбалки, раздался стук в дверь. В дом зашел усатый мужчина в казачьем кожухе, поздоровался, не тратя зря время, перешел к разговору о деле. Назвал отца по имени, рассказал, как сегодня я ловил рыбу с его сыном и что спас его от неминуемой гибели.

– Покажи, Анисим, своего сына, гуртовичка, який спас моего казачка.

Я высунул голову из-за печи, а он в полный рот рассмеялся, добавил.

– Так вин такий малый, як и мий.

Чем не подвиг, кинулся на выручку своего ровесника, сколько ему было лет – десять или одиннадцать? В тепличных условиях из мальчика не вырастет мужчина, тем более воин, а Дмитрия жизнь не баловала, детдом заменил ему родителей, он привык защищаться и не жаловаться. Судьба как знала, проверяла характер на прочность, готовила к будущим испытаниям и лишениям. Какой казак тогда не мечтал служить в кавалерии, устремленность и трудолюбие поощрялись, армия давала путевку в будущую жизнь.

«В 1939 году я достиг призывного возраста. Но сиротская детская жизнь оставила свои следы. Проходя призывную комиссию, большинство моих коллег были признаны комиссией и зачислены для службы в казачьи дивизии советской армии. Я же в призывной возраст имел рост 150 см и вес 54 кг. Решение комиссии очень огорчило меня – непригоден для службы в армии. И тогда я пошел к комиссару военкомата, который возглавлял комиссию, и со слезами начал просить его зачислить в кавалерию… и долго меня как куклу крутили врачи, и после общего совета комиссия зачислила меня для службы в 6-ю конную кубанскую дивизию. Вы не можете себе представить, какая была для меня радость!»

Отношение местных жителей к Денисенко никогда не было однозначным. До 1939 года эти земли входили в состав так называемых «усходніх крэсаў” Польши. После польского похода Красной армии новая государственная граница в 1939 году ушла за Белосток. Казак Денисенко в январе 1940г. был призван в армию рядовым кавалеристом в 6-й Кубано-Терскую казачью дивизию (КТКД) в г. Ломжа.

Из воспоминаний Денисенко «Несмотря на то, что ехали мы в товарных вагонах, настрой у всех был радостный, т.к. по обычаю и по натуре были полны желания служить в армии, гордость была, что попали в дивизию… Город за городом, наш товарняк мчался все дальше и дальше, и прибыли мы в город Ломжу, рядом протекала р. Нарев у самой границы».

После массированной бомбежки 22 июня немцы вошли в Ломжу после обеда, к вечеру бойцы Красной Армии, неся огромные потери, уже отступили из города. В первые дни и недели тяжелых боев советская армия несла гигантские потери, отступающие группы кадровых военных рассеялись по белорусским лесам.

«В 1941г. после вероломного злодейского нападения немецких фашистов на нашу Родину, будучи рядовым солдатом кадровых войск 6-й КТКД, при защите Родины я был ранен, пробирался по тылам противника к линии фронта, на 17 сутки войны был задержан немцами и конвоирован в концлагерь вблизи Минска – Масюковщина, из Минска конвоировали в Дзержинск, а после в г. Столбцы д. Н.Свержень на лесозавод. В указанной деревне за меня поручился крестьянин Тумиковский Игнатий Владимирович, у которого я проживал под надзором немцев и полиции. После выздоровления от ран в мае м-це 1942г. с организованной группой пленных бежали, держали связь через партизан Саатевича Андрея и Качановича. В лесу Берштаны организовали партизанский отряд, я был в должности командира разведки…»

В другой тетрадке Денисенко более подробно рассказывает, как пленного в лагере его вербовало гестапо. «Сильно переживал мой друг не за себя, а за меня, могут взять меня в армию. Как раз у него была большая причина, колесом пушки передавило ногу, которая была сильно опухшей, не мог носить сапог и его отчислили как непригодного…. Подошла очередь за мной, я был очень худой, да и вообще вид мой не внушал доверия быть полезным солдатом для немецкой армии, подойдя к столу, немец толкнул меня в плечо, указал мне идти туда, где уже стояли выбракованные, и душа моя отделалась легким переполохом, а друг этому был очень рад…»

Неизвестно о каком друге идет речь, почерк плохой, неразборчивый, скользящий, так пишет рука старого человека, буквы отрываются от слов, фразы не дописываются. На желтой обложке ученической тетради стоят типографские данные «Артикул 5004. ГОСТ 12063-75. 18 листов. Цена 3 коп.» Можно предположить, что записи сделаны в середине 70-годов.

«… отобрали из нашего брата, которые дали согласие служить немцам, были переписаны в списки, и в строй в назначенное место их повел немец. На второй день они были все одеты в немецкую солдатскую форму…спустя пару дней они уже были с оружием и несли службу по охране лесзавода, доставляли еврейскую колону на работу. Мои сослуживцы часто при встречах уговаривали меня идти служить к немцам, обещая мне посодействовать, на что я согласия не давал, мотивируя плохим здоровьем, ранение долго не заживало…».

У человека всегда есть выбор, особенно он мучителен в военных условиях, сильных духом война делает сильнее, слетает всякая шелуха, почти естественный отбор. У Денисенко осенью 1941 года мог бы случиться и другой сценарий жизни, более сытный и надежный, как у других военнопленных. Сотрудничество с немцами выбрали те, кто дрогнул, скис, спасая свою шкуру, а рядовой и беспартийный казак Дмитрий Денисенко остался по другую сторону – раненый, изможденный грузил в вагоны лес, а сам оценивал обстановку, присматривался к людям, набирался сил, чтобы при случае бежать в лес.

С кем бы из местных жителей не разговаривала о бывшем командире Митьке, будь то краевед из Любчи М.М.Карпович, старожилка Е.П.Новик, директор Новогрудского историко-краеведческого музея Т.Г.Вершицкая, журналист Н.Л.Василевский и другие, встречала странную настороженность. Не многие шли со мной на контакт, говорили с долей некоторой опаски. Те, кто знал Митьку лично, характеризовали его, как замечательного хозяйственника, настоящего коммуниста, строго и ответственного человека. Но из старшего поколения партизан уже давно никого нет в живых.

Более молодое поколение устраивает версия, что на совести Денисенко есть много темных дел, которые за давностью лет списала война, дескать, приводил их в исполнение без приказов, по законам военного времени. Слухи эти не подтверждены реальными фактами, на то они и слухи, рождаются и подпитываются злым шепотком, чужими страхами, затаенной местью и давней завистью. Денисенко знал о липких разговорах, что гадко плелись за его спиной. В партизанку никто не посмел бы сказать ему такое прямо, тем более при жизни, но злая молва отбрасывала тень. Что делать, в открытый бой не выйдешь, засаду не организуешь, как любил делать в годы войны лихой атаман.

Возьму на себя смелость предположить – почему после войны к личности Д.А.Денисенко было столь неоднозначное отношение. С одной стороны «идейно невыдержанного» лихого атамана по официальной версии в армию не пустили «вследствие плохого состояния здоровья». После войны бывший командир занимал второстепенные должности в различных райисполкомах БССР. В мирное время конфликты с партийным начальствам привели к тому, что «резавшего правду матку» казака перевели в колхоз, где он работал до конца жизни.

Так и ушел он из жизни с чувством обиды на людскую несправедливость и короткую память. Пробовал писать воспоминания, хотел издать книгу, которую так и не закончил, в 1988 году похоронен в Любче Новогрудского района, где работал председателем колхоза.

Вспомнила, как лет пять назад услышала от одной старенькой сельской учительницы Анны Владимировны Бондарик одну фразу, крепко засела она мне тогда в памяти:

– Из нашей деревни Еремичи в полицаи ушло 8 хлопцев, а в партизаны – 12.

Не здесь ли надо искать причину неоднозначного отношения местных жителей к Д.А.Денисенко. Что его «митьковцы» не били в боях тех «бобиков» – немцев и полицаев в мышиных и черных одеждах? Били, и еще как били, противник нес большие потери. Не смотря на военную обстановку, жизнь в польско-белорусских местечках в одночасье не прекратилась, она и дальше строилась на давних родственных отношениях. Сюда же можно отнести не меньшее духовное сродство, как кум да сват, свадьбы и похороны, церковные праздники и совместная толока, довоенная школьная дружба, спорт и скауты, и много чего разного, что удерживает людей множеством невидимых привычных связей в одном поле притяжения.

Хоронили молодых партизан, но и молодых полицаев тоже оплакивали матери, невесты, сестры. Разгоралась своя маленькая гражданская война, со своими кровавыми потерями и смертельными ранами. Пролитая кровь – не водица, не дает забыть, колоколом она стучит в каждом сердце.

Частям регулярной армии, прошедшей танками через деревню, разворотившими постройки, сады, огороды, баньки, счет не предъявишь, ушли – и ушли. А вот чужаку – ничего и никогда не прощалось, но болезненные зарубки оставалась.

Пока отряды атамана Митьки жили в здешних лесах и болотах: разведка добывала ценные сведения о противнике в тылу, организованная конная гвардия «митьковцев» наводила страх и ужас на немцев – взрывала вражеские склады, грузовые поезда и рельсы, госпитали, делала дерзкие вылазки-налеты на немецкие гарнизоны, вооруженные группы нападали на автоколонны, разоружали полицию, то слухи имели нейтрально-обывательскую окраску. В мирное же время мифы и небылицы стали расти как ядовитые грибы.

Особо хочу остановиться на одной давней истории, она не только мне не дает покоя, но и людям нечистоплотным, готовым сегодня сочинять одиозные сказочки-страшилки про командира Денисенко. Все это вместе взятое и заставила меня взяться защищать Д.А.Денисенко, мертвые уже ничего не скажут.

Тот же В.Колесник пишет «Я знал уже и о новой таинственной трагедию, которая разыгралась здесь, у Протасове хутора, в начале зимы. Погиб "Белый Митька". Труп его Валя нашла во дворе. Выстрелов не слышала: кто-то неживого сюда привез. Кто? Оставалось загадкой. В таких случаях появляются мифы, домыслы, придумки, которые запутывают дело. Практические людей и пустились гадать-судить по принципу, кому "Белый Митька" мешал, и решили, что Денисенко, Митьке-казаку. "Белый Митька" был интеллигентным москвичом, красивым, обаятельным офицером. Белокурый, голубоглазый окруженец провел первую военную осень и зиму в Великой Слободе, стал любимцем молодежи, а под осень начал создавать отряд. И к нему шли местные пацаны, несмотря на то, что у них там не было уверенности, удастся ли пережить зиму. К Митьке-казаку так густо не шли, так как его меньше знали, не так доверяли, даже побаивались: жесткий. И вот "Белый Митька" погиб. Смерть эту создатели мифов подвели под библейскую притчу Каина и Авеля…».

О партизанских делах отряда окруженца Дмитрия Семенцова или Белого Митьки ничего не известно, т.к. в архивах не сохранилось никаких документов, нет даже сведений про службу его в войсках до войны, нет информации про его партизанскую деятельность на оккупированной территории, кроме местных бытовых разговоров. Весь год, с осени 1941 по зиму 1942гг. Белый Митька жил на квартире у кого-то из местных в деревне Большая Слобода, общался с местной молодежью, даже намеревался жениться на местной девушке Вале Протас, но не более того. Обращаю внимание на фразу «только под осень начал создавать отряд».

Создавать-то Белый Митька – создавал, но на счету у Семенцова нет ни одного боевого задания, которое бы было зафиксировано в каком-то документе. В то же время Денисенко уже собрал отряд, вооружился, совершал с группой партизан диверсии, уничтожал команды карателей, вышел на связь с другими партизанами, с командиром Бородачом, майор Василием Щербиной. Бородач прибыл в Барановичскую область по заданию Компартия Белоруссии из-за линии фронта, готовил подрывников и разведчиков. Отряд Бородача имел рацию, поддерживал регулярную радиосвязь с Москвой. В.Щербина погиб в августе 1942 г. В январе 1943 года Василию Васильевичу Щербине посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

В декабре 1942г. Д.Семенцов был убит. По версии командира Денисенко – по приказу Барановичского партизанского соединения за мародерство и грабежи местного населения.

Не в характере Денисенко было отсиживаться по хатам или прятаться в лесу. В тетради есть такой эпизод. «…молодежь деревень С.Слобода, Бережно имела огромный склад оружия и боеприпасов, оставленных одной воинской частью в период отступления. В 1941г. в лесу Берштаны этим оружием молодежь вооружила отряд им. Сталина, им. Чапаева и нас всех. Связавшись с бойцами группы «Клима», которая влилась в еврейскую группу беженцев из гетто, их было человек 40 мужчин и женщин, и все были без оружия в районе Волчьего Болота, в то время и я находился там, видя такую ситуацию, мы ушли из этой богадельни в составе 10 человек».

Не мог Денисенко жить, сложа руки, для него молодого, активного человека, только что бежавшего из плена, одно спасение – вооруженное сопротивление захватчикам. Слово «богадельня» здесь не случайно, очень точно характеризует горячую и задиристую натуру казака Митьки. Да, неоднозначную, но и время было сложное, военное, оно выбирало лучших людей. Обычно война обнажает в человеке все лучшее или худшее, проявляя его самое нутряное ядро, сердцевину.

О Митьке-казаке в книге «Долг памяти»: «И был безжалостным, мог застрелить охранника, не будил, когда тот заснул на посту. Так погиб младший брат командира взвода Максима Шавейко. Зато раненого в бою брата начальника особого отдела отряда Николая Шевко с Заполье очень удачно похитил из Кореличской больницы, куда его положили полицаи с намерением терроризировать брата».

Сложная обстановка требовала от командира не только железной дисциплины, но и немалого авторитета, волевых и организаторских качеств. Денисенко ими владел, если сумел подчинить первоначальную стихийную вольницу уставным отношениям, организовал сначала отряд, потом отряд вырос в кавалерийский дивизион, преобразованный в 1-ю Белорусскую особую казачью партизанскую бригаду, в которую входили 1-й и 2-й эскадроны, пулемётно-артиллерийский отряд, штаб, госпиталь, разведка, семейный отряд, общая численность 530 партизан. «Сотрудничая с руководством советского партизанского движения в Белоруссии, Денисенко, тем не менее, всегда стремился к сохранению полной автономии, сам назначал «сотников» и «взводных» и не принимал в бригаду «контролирующих товарищей из центра». М.Кожемякин «Атаман» Д.Денисенко и его партизаны. 1943»

В сохранившейся тетради Д.А.Денисенко приводит факты, как под видом партизан, действовали диверсионные группы переодетых полицейских, мародерствовали люди, называвшие себя «партизанами», были случаи пьянства, насилия в среде самих партизан. В наши дни именно эти события часто однозначно трактуются некоторыми современными историками, тем самым искажаются и вымарываются целые страницы из жизни партизан. Чем новые мифы отличаются от прежнего, советского мифотворчества? Но вернусь к рукописи.

«В сентябре м-це 1942г. в лесу урочища Углы Черные был высажен десант в составе 6-7 человек с радисткой, мы сразу наладили с ними связь, прибыли они по заданию Москвы и это очень сильно оздоровило обстановку в нашей партизанской жизни. Командиром этой группы был Андрей Цыганков, в последствии был командиром отряда, за пьянку расстрелял своего нач.штаба. В 1944г. по приказу командира соединения т.Чернышева был расстрелян.

… Немцы усиленными темпами начали создавать крупные полицейские гарнизоны. Были открыты школы по подготовке офицеров для регулярной белорусской армии из числа добровольцев. Такие школы были открыты в Новогрудке, Барановичах и др. местах, началась усиленная вербовка немцами молодежи в полицейские гарнизоны и армию, брались мужчины среднего возраста, кто отказывался вступать в эти организации, немцы незамедлительно забирали и насильственным путем увозили в Германию на работы. Немецкое гестапо и СД, желая скомпрометировать партизанское движение, засылало в партизанские отряды своих шпионов. Кроме того, находили предателей, которые под видом организаторов партизанского движения создавали партизанские группы, занимались грабежом, насилием и др.делами. Таким путем противопоставляли мирное население против партизанского движения.

…Так, в августе-сентябре 1942г. в лес Берштаны близ Мира прибыл партизанский отряд в составе 20 человек, все были одеты в красноармейскую форму, прибыли они из-за линии фронта, по дороге следования встретили двух партизан вблизи хутора Кре… Как показал очевидец, встреча была очень любезна, но сразу от двух партизан потребовали сдать оружие, т.к. они сомневались, что они партизаны. Отдали автоматы, один партизан, который ранее проживал в Мире и ушел в партизаны, сняв ремень с пистолетом, в лицо узнал полицейского, не раз видел его в Мире. Он сразу бросил ремень и пистолет в лицо одного из них, бросился бежать в гущу леса, будучи раненым, ему удалось бежать, а его товарищ погиб. Оказалось, что это была уловка гестапо. Я дважды делал засаду, но в лес, переодетые в нашу форму полицейские, больше не пошли. Кроме этого, создавались кое-где группы шкурников, не желающих вести активную борьбу против немцев, а спасали свою шкуру. К таким группам на территории южной части Налибокской пущи можно отнести группы «Чайка», «Клима» и группу Балабанова. По заданию Борадача все эти группы были ликвидированы. Балабанов был арестован, доставлен в соединение и расстрелян как дезорганизатор и мародер

…Обстановка, в которой зарождалось партизанское движение, требовала принятия чрезвычайных мер для наведения порядка в своих рядах. Будучи командиром, проводил хоз.операции, заготовку продуктов на зиму 1942г. в д. Любанич Кореличского р-на, был очевидцем страшного злодеяния двух партизан, которые прибыли ко мне в отряд из группы Клима. В пьяном виде зашли в дом, начали творить злодеяния, изнасиловали жену хозяина дома, он стал на ее защиту, его расстреляли, а потом убили женщину. Об этом я не доложил командиру соединения, т.к. в то время еще боялся, меня могли убить».

…Немцы постепенно создавали крупные немецко-полицейские гарнизоны, такие гарнизоны были созданы: Турец, Мир, Кореличи, Еремичи Лыково, Жуховичи, гарнизон СС вблизи Столбцов, Дудки. Разгул немцев и полиции парализовал действия диверсионных групп, многие из которых были немцами пойманы и уничтожены. Под моим командованием было проведено несколько открытых боев с немцами и полицией, которые окончились победой партизан. Так, в ноябре-декабре 1942г. произошел бой в деревне Долгиново. Бой длился 2,5 часа, окончился полной победой, кроме убитых немцев и полиции, взято 11 человек в плен и много оружия, боеприпасов. Как известно, командованием нашего соединения, за каждым отрядом и бригадой был закреплен р-н дислокации боевых действий, ответственность возложена на командира по защите населения от мародерства. В январе м-це 1943г. стояли суровые морозы до -39 градусов, располагались в д. Браносово, внезапно в ночное время немцы ворвались в д.Лядки, это все деревни Кореличского р-на, и учинили расправу над партизанскими семьями. Батальон немцев СС прибыл на машинах из Барановичей, вырезали 60 партизанских семей. На рассвете мы им навязали бешеной атакой бой, те не верили в силу партизан, но мы их встретил, «отблагодарили» взаимно за убитых детей и стариков, после боя осталось много убитых СС. Среди них лежал раненый в ноги их главарь, полковник СС, зам. гебиткомиссара гор. Барановичи, которого я запретил расстреливать и приказал раздеть до белья, оставил наедине – поединок с русской зимой”.

Про казака Митьку в народе сочинялись целые героические легенды. «В церквях бабушки и тетки подавали на клирос заздравные списки. И бывало иногда так, что в перечне родных Иванов и Анн, за жизнь и здоровье которых должен был вслух помолиться поп, стояло имя Змитрок, а то и более четко – «воин Дмитрий». Тот самый. Героев создает народ”. Янка Брыль «Нёманские казаки».

После солнечной щедрой Кубани казак Денисенко полюбил спокойную красоту белорусской земли, до конца своих дней ценил мужскую дружбу, партизанское братство, здесь остался, женился на Жене Будоль дочери Еремичского учителя. Другие кубанские казаки-партизаны, бывшие окруженцы, как его друг, комиссар 1-й Белорусской кавалерийской партизанской бригады В.А. Гречаниченко, после войны вернулись в родные места.

Напряжение военных лет постепенно сходило, люди устали от войны, отстраивались на месте сгоревших хат, мечтали о маленьком семейном счастье, поднять бы детей, прокормить, выучить их и вывести в люди.

Преданные командиру «митьковцы» сменили оружие, пока были живы партизаны, не забывали партизанку, убитых товарищей, блокаду 1943 года, когда немцы обложили Налибокскую пущу, по разным подсчетам армия карателей насчитывала до 50 тысяч. Дружно раз в пять лет проводили слеты партизан, отмечали день Победы, ежегодно поминали на партизанском кладбище в Синявской Слободе погибших, собирались в лагере, вспоминали прошлое. Уходило военное поколение, умирали от ран, от ранних болезней, уже в середине 50–60-х годах начали редеть их ряды. В 80-х годах местные комсомольцы, дети и внуки партизан, еще ухаживали за землянками, знали потайные тропы к партизанским стоянкам. Теперь-то в тех лесах давно уже все заросло кустарником, затянуло травой разрушенные укрепления и постройки семейных отрядов. Стоит Налибокский лес, последний свидетель тех давних событий, шумит в верхушках сосен ветер, поет прощальную поминальную молитву.

Янка Брыль лично знал командира, сделал его главным героем повести. Можно ли не верить писателю? “Он – это Митька, бывший командир “нёманских казаков”, сейчас – товарищ Денисенко, заместитель председателя Мирского райсовета... Хлопцы, которые гордились своим званием "казаков", говорили о командире, что начальник он только там, где нужно. “Тогда меняется сразу: первый в огонь, а мы все за ним! ..» требовательный, суровый, хитрый. А потом – снова парень-душа... И партизаны и местное население могли бы к этому добавить, что командира "мицькавцев" никто никогда не видел пьяным, что он никому из своих ребят не пропустил греха. И его уважали”.

В новейшие времена крылатую фразу – победителей не судят – любят оспаривать. Героев и победителей Великой Отечественной войны судят и осуждают легионы новорожденных летописцев, они подвергают сомнению и пересмотру дела минувших лет.

Забудем имена прошлых героев, их места займут новые. Как мифичный Белый Митька, давняя тень реального Митьки-казака. Она и сегодня не дает покоя живым. Останки Белого Митьки, захороненного где-то при дороге в 1942 году, не могут найти до сего дня, но кому-то очень хочется ему поставить памятник. Зачем, чтобы недобрым словом поминать имя Дмитрия Анисимовича Денисенко, человека-воина, человека-крестьянина и боевого казака? Всю свою жизнь он был честен перед собой, перед своими родными, перед нами, современниками. Есть ухоженные партизанские могилы, найдите могилу Д.Семенцова, перенесите туда его прах и пусть с миром покоится. Не пора ли примириться живым и мертвым?

В наши мирные и славные дни не востребованы герои, потому в жизни нашей нет места героям и победителям. Так и живем, обособленно, замкнуто, дрожим и ценим свой личный закрытый мир больше всего земного. Воин Дмитрий, названный родителями по святкам в честь святого Дмитрия Иверского-самопожертвователя, не нуждается в защите, его подвиги, боли и раны, вся достойная жизнь – пример жертвенного героизма и подвига (как бы не сбиться на пафосную риторику), давно вписаны в другие пределы его небесными покровителями.

Перевод с белорусского Ирины Шатырёнок.