Последняя сигарета

В юности пышногривый подающий надежды шахматист Юлон Зандукели мастерского чина достиг совершенно лысым, на пороге 30-летия. И радоваться вроде неприлично, а хотелось. В буфете кинотеатра, где проходил счастливый для него турнир, Юлон выставил на стол пару бутылок водки, обложил их булками с сыром, кусочками селёдки с торчащими косточками-булавками и принялся ловить за руки партнёров-соперников, приговаривая: «Лучше поздно, чем никогда». 
- Была жара, жара плыла, а третий приз – не шутка, - озабоченно декламировал долговязый Гено, которому в последнем туре надо было выигрывать, чтобы взять этот самый приз.  Иначе, как шутили коллеги, ему предстояла дома трагедия «Женатый Гамлет», где все монологи написаны были для «Офелии». 
У столика задержался главный судья, выпил, сказал: «С почином», закусил. Мало-помалу лениво подтянулись и остальные. 
- Пекло, тропики, все кондишены переломались, хоть бы вентилятор включили, - ворчал не прикасавшийся к угощению лопающийся от амбиций Ника Шушания, уже заработавший первый гроссмейстерский балл. 
Остальные наливали по чуть-чуть, пользуясь в основном междометиями. 
«А чего поздравлять, - думали бойцы турнирных дней. – Насмешка одна, глупая хохма».
Весёлого фуршета не получилось. Но Юлону казалось, что успех его отметили на славу. Домой он возвратился пружинистой походкой, широко размахивая руками, приветливо покивал бабулькам на лавочке у подъезда и с шиком врезал ключ в замок, но дверь поддалась не сразу. 
- Калбатоно Лана! Чаю мастеру!- возгласил он звонким фальцетом. 
В ответ из ванной донёсся тяжёлый шлепок тряпки, сопровождаемый вздохами. 
- Мама сказала, нам другой мастер нужен! – затараторила восьмилетняя Татулия, выбегая навстречу отцу.
- Какой такой другой? - насупился Юлон. – Что тут у вас стряслось?
- Труба лопнула, будь она неладна! - раскрасневшаяся супруга появилась в дверном проёме в сиреневых въетнамках. – Мы тут с нижними причёски друг другу правили, пока ты фигурки двигал.
- Да что ж это, в такой-то день!
- Какой день?! Тебе день, а мне мука. Ты что, у Карлсена на крыше выиграл? Или Ананд тебе индийского слона подставил? Подумаешь, мастер!
Развернувшись, она с яростью выжимала тряпку в ведро.
«Ишь... встала», - усмехнулся про себя Юлон, уставившись в неаппетитные, в пушку, икры жены. 
- Сантехника звала? – наконец решил он прервать молчание. 
- В субботу?! Ты знаешь, сколько мы нижним за ремонт должны? Пока я Тату из школы привела, у них полчаса как потолок прорвало. Двери сломали, варвары!
- У меня весь приз на пятьсот зелёных едва потянет, и то если завтра у Асраташвили выиграю, - прикидывал Юлон, мрачно обосновавшись и прикуривая на кухне. – а как у него выиграть, да ещё чёрными… 
- Юлон, иди хоть ты помоги! – простонала Лана из кухни.
«Вот ведь от горшка два вершка, - размышлял Юлон, машинально подставляя под струйки пустые тазики и выливая полные. - Семнадцать лет, уже международный гроссмейстер. Но талантливый бесёнок, что есть – есть. Ничья – делю пятое-шестое. Это сто баксов. Долги раздать не хватит. А у него и пол-очка попробуй, отними».
Кое-как установив под раковиной бак для варки белья и затянув до упора краны, супруги отправились ужинать. Молчали долго, каждый ушёл в свои мысли, и слышен был только свист пара из носика чайника. 
- Ты хоть что-то выигрываешь? – наполняя чашки, поинтересовалась Лана. 
Вопроса Юлон не слышал. «А может, берлинскую стену поставить, сейчас это модно в испанской партии. И я там кое-что кумекаю. Хотя модными вариантами его до отвала напичкали. Каро-Канн? Это старинный красивый обычай, нафталином пропах».
- Ты деньги домой принесёшь?!
«Плечо кто-то трясёт, - оживились в мозгу Юлона зеркальные нейтроны. – Лана?!».
- Каро-Канн можно, ничем не рискую, - отчеканил он, отхлебнув остывший чай.
- За что мне такое? – Лана вжала голову в плечи. Положила в тарелку вилку с нанизанной картофелиной. – Тата, выключай лептоп и спать!
Запахнув на груди полотенчатый халат, Лана резко вышла из кухни.  

*** 

«Зубры» чёрно-белых клеток единодушно прописывали Алику Асраташвили место в первой десятке мирового рейтинга в ближайшем будущем. Наделённый «искрой божьей» юноша «отбывал» коммерческий турнир в провинции, заручившись согласием всемогущего главы шахматной федерации Георгия Тулашвили дать ему (в случае победы) рекомендацию – считай – пропуск – на «супертурнир» в Испанию. 
- Какой может быть «случай»! – кипятился тренер молодого дарования Нахум Вайсман. – там же состав – одна рухлядь! Чего зря нервы мальчику трепать!
- Закалять, Нахум Варламович, закалять! – невозмутимо парировал Тулашвили. – Люди постарались, призовой фонд наскребли. Вон, теннисисты играют ведь – с кем выпадет. И Надаль, и Федерер - с пятисотыми, и с тысячными. И чины не падают. Если не проигрывают, конечно, -многозначительно добавил шахматный начальник. 
– Про-па-ган-ди-ро-вать игру надо! – Тулашвили поднял палец. – Всколыхнуть интерес к игре – пропадает ведь интерес, не замечали?
- Замечал, - буркнул примирившийся с неизбежным Вайсман. – Ладно, съездим. Но Испанию вы гарантируете?
- На все сто. В случае выигрыша.
Вайсман оскорблено вздохнул и распрощался. 

*** 

Алик шёл в турнире уверенно, ни разу не уступил лидерства, и в его победе не могло быть сомнений. Последний тур – белыми с этим несчастным Зандукели, который уже выполнил мастерскую норму и ходит, наверное, с мокрыми от счастья штанами. Но отрыва в 5 очков, например, как у Алехина в лучшие годы, не получалось. А утереть нос Тулашвили очень, очень уж хотелось. 
Часа за два до игры Вайсман заказал обед в номер. Алик неохотно оторвался от леп-топа. 
- Курица какая-то малахольная, - хмыкнул он.
- Потерпи, в Испании хамона своего свинского налопаешься, - отозвался Вайсман. – И подкрепляйся основательно, как-никак с мастером играешь… 
Алик оценил шутку, едва не подавившись косточкой. 
- Шутки шутками, а он первую партию в новом ранге проигрывать не захочет.
- А то я спрашивать буду! – вскипятился Алик. 
- Ты полегче. Ясно, чёрными он в драку не полезет, но за ничью костьми ляжет. 
- Вы хотите сказать, что этот тугодум сделает со мной ничью, просто если пожелает? – взгляд Алика заморозился.
- Он не просто пожелает, а очень пожелает. И вообще, к каждому сопернику…
- Надо относиться серьёзно… Ой, не злите меня, Нахум Варламович. Кстати, что у него за идиотская привычка стрелять у зрителей сигареты?
Вайсман с удовольствием отметил про себя, что мальчик умеет сворачивать с неприятной темы. 
- Может, ему подсказывают? – Алик вытер руки влажной салфеткой и отправился в ванную. 
- Кто здесь может ему подсказать? – очередь добавить в голос льда пришла к тренеру. – Чокнутый просто, или мужик безлошадный.  
- Ладно, я подремлю тут, - Алик растянулся на кровати.
- Что играть будем? – уже берясь за ручку двери, спросил Вайсман.
- Что скажете, на то вы и тренер, - Алик демонстративно закрыл глаза. 
- Английское начало, он там запутается.
- Английское, так английское.

*** 

Вайсман позвонил за полчаса до начала тура.
- Сейчас выхожу, - раздался в трубке сонный голос.
- Водой холодной ополоснись.
- А горячей здесь и нет, - вздохнул Алик.
Юлон во время этого разговора уже прогуливался по сцене. Когда в фойе вошли Алик с Вайсманом, их поприветствовал киномеханик, которого обстоятельства заставили стать на время шахматным болельщиком. Установив доброе знакомство с восходящей звездой и его наставником, киномеханик горделиво рассказывал о них жене и дочерям, которых приволок на турнир.
- Сигаретами запаслись? – спросил Вайсман. Киномеханик чаще других поставлял табак нервно подбегавшему к краю сцены Юлону.
Вместо ответа киномеханик похлопал себя по карману. 
Алик удостоил взглядом миниатюрную старшеклассницу с толстой светлой косой, державшую под руку отца и смущённо топтавшуюся на месте. 
- Пора, пора, - деланно забеспокоился Вайсман. 
Алик поднялся на сцену. Во время рукопожатия он смотрел на мониторы, Алик опустил глаза на фигуры. Судья нажал на часы. Удостоверившись, что разыграно английское начало, Вайсман отправился прогуляться в парк.
Вернувшись через часок, он увидел на лавочке у входа юного Нику Шушания в обнимку с юной супругой. 
- Уже? – изображая радостное удивление, вопросил Вайсман.
- На двенадцатом ходу слона за две пешки. И батюшке его тоже кирдык светил, - охотно поведал Ника.
- Ну, молодец. – Вайсман устремился к входу. 
- Алику бы такое счастье, - как показалось тренеру, с ехидцей произнёс вдогонку Ника. 
Вайсман резко обернулся.
- Алик без подарков обойдётся. А тебе желаю побольше Т А К И Х побед. 
- Что вы, Нахум Варламович, я не злорадствую, - испуганно затараторил Ника, - я серьёзно, он плохо стоит. 
Вайсман почувствовал – шкет не врёт. Мороз прошёл у него по коже. 
«Болтает на радостях, первый приз замерещился», - успокаивал он себя, взбегая по ступенькам в зал (в случае сенсации Ника и вправду чудесным образом выигрывал турнир и пачечку «зелёных»). 
Бросив взгляд на монитор, Вайсман присел на рукоятку крайнего кресла и протёр очки. Черные фигуры показались ему газовым облаком, а белые – узниками в душегубке. 
- Не продохнуть, - пролепетал он.
Алик нервно ходил по сцене, а Зандукели, ухватив себя за уши, утопал глазами в позиции. Заметив Вайсмана, киномеханик засеменил к нему.
- Худо, Нахум Варламович?
Вайсман не отвечал. 
- Наш ни разу взгляда от доски не отвёл, сидит как вкопанный, и не курит даже. Остолбенел.
- И слепая курица иногда находит зёрнышко, - хрипло выдавил из себя Вайсман американскую поговорку, озадачившую киномеханика.
Заметив поблизости мальчика, по заданию тренера старательно записывавшего ходы для тренировки памяти, Вайсман скосил глаза. 
«Асраташвили-Зандукели», - прочитал он вверху листка и выхватил блокнот из рук опешившего разрядника.
Пробежав глазами запись, он, не глядя, вернул блокнот. Всё ясно. На девятом ходу блефанул, Зандукели не попался, на одиннадцатом разозлился и перегнул палку, опять правильный ответ. А на пятнадцатом сам в петлю полез, из упрямства, будь оно проклято! Не поверил, что может проиграть. И до сих пор не верит, осёл, козёл паршивый!
«Материала-то поровну, но я даже ничью не вижу, если этот… плешивый… на ровном месте не поскользнётся. Чёрт с ними, с тыщей баксов. Предложить, что ли? Но как?! До игры надо было перестраховаться. А кто мог подумать? Испания, Испания летит к …».
Вайсман представил себе отель с журчащими в вестибюле фонтанами и прозрачными лифтами, золотой песочек пляжей, белый шарик пинг-понга и смеющуюся мулатку напротив… Он почувствовал себя плохо, очень дурно. Но вдруг, внезапно собрав в кулак волю, дружелюбно улыбнулся киномеханику. 
- В ногах правды нет. Присядем-ка поближе к нашему…
Они направились в первый ряд, где были встречены польщённой супругой киномеханика и их изнывавшими от тоски дочерьми. 
- Ни разу не закурил, говорите? – Вайсман пожевал губами.
Алик бросил на него виноватый взгляд. Вайсман сделал «не вижу». 
За спиной Юлона закурил Гено. 
«Может, дым по носу ударит, вспомнит», - мечтал Вайсман А вслух пробормотал:
- Что-то туфли у него как будто рваные.
- С хлеба на квас перебивается, - простодушно махнул рукой киномеханик. – И выпивает на халяву. Шофера на конечной расставят несколько досок, он сядет подальше спиной, они каждые 5-6 ходов подносят ему по рюмочке, а он вслепую шпарит. Чудак, одни шахматы на уме.
«Тыща баксов, ты, нищая морда», - по-шаманьи заклинал Вайсман, слушая бубнёж соседа. «Ты же в жизни таких денег не видывал». 
Вайсман решил рискнуть. Он вышел в фойе, купил пачку «Мальборо», выложил в карман 19 сигарет, а последнюю оставил, обернув кусочком фольги с надписью $1000. 
Вернувшись, он с приятной улыбкой сунул «Мальборо» в карман киномеханику.  
- Пусть покурит настоящие сигареты. Если вспомнит, - с деланной непринуждённостью улыбнулся Вайсман.
- Вот как надо к сопернику относиться, - изрёк киномеханик в ухо, почтительно подставленное супругой. 
«Что я вытворяю, - думал Вайсман, - ровно дитяти малое… А ну, как он скандал устроит. Нет, не может быть!».
События на доске, между тем, ничуть не изменились в пользу белых. Но позицию надо было ещё дожать, и Юлон обдумывал, какой путь для этого выбрать. Было их всего два, и оба неуклонно приводили к цели. Тот, что покрасивее, имел, правда, побочное ответвление со скорым вечным шахом, но надо было просто сыграть конём не с е, а с g5, и белым впору сдаваться. 
Второй, абсолютно надёжный путь, вёл к прозаическому выигрышу качества, после чего следовали сплошные размены, и слон, упиравшийся в собственные заблокированные пешки, не имел ни единого шанса против ладьи. 
Юлон оторвал ладони от ушей, и Вайсман подобострастно встрепенулся. Напрасно. Раскатав пальцами кожу на темени, Юлон снова нырнул в позицию. 
Наконец он сделал ход. Избрал продолжение эффектное. И тут – свершилось! Юлон встал и направился к краю сцены. Киномеханик услужливо привстал с протянутой пачкой. Вайсман весь напрягся, хотел зажмуриться, но не смог. И уставился немигающим взглядом на склонившегося над киномехаником Юлона. 
- Последнюю не беру! – услышал он вдруг и не сразу вник в сказанное. Юлон между тем взял сигарету у кого-то из рядом сидящих, вернулся за столик и задымил. 
- А что же вы… Одну всего…
Мозг киномеханика выбивался из сил, но постигнуть эту комбинацию не умел, хотя и чуял какой-то подвох. 
Вайсман потерял к киномеханику всякий интерес. 
Уважение к гроссмейстеру обрушилось в душе стремительно, как карточный домик. 
- Чихал Юлон на ваши трюки! – вдруг выпалил киномеханик.
- Дайте пачку, - холодно сказал Вайсман.
Пожалуйста, не бойтесь, не скурю, - киномеханик брезгливо отстранился. 
Вайсман скомкал «Мальборо» в кулаке и, не заботясь о лёгкости походки, покинул зал. Алик проводил его затравленным взглядом, поскрёб задом кресло и сделал единственный разумный ход.
Застучали кнопки часов, замелькали фигуры. «Конь g5-е4», - твердил про себя Юлон, следя за секундной стрелкой. – Одиннадцать минут на шесть ходов. А у него, кстати, сколько? Двадцать три…».
Юлон протянул руку и… ухватился за другого коня.
- Ходит! – взвизгнул Алик.
Собравшиеся у их доски шахматисты только руками развели. Подошёл судья, сделал Алику замечание за повышение голоса, постоял-постоял, качая головой, и попросил продолжать игру.
Юлон «прикрутил» коня к чёрной клетке и упёрся лбом в край стола.
Зрители встревожено зашевелились.
- Ничья? – снисходительно вопросил Алик.
Вместо ответа Юлон постучал головой по столу. 
Алик подписал бланк и птицей спорхнул со сцены. 
«Первое, первое – по коэффициенту!», - ликование распирало его и рвалось наружу. 
«Ничья, Нахум Варламович, ничья!» - завопил Асраташвили, разглядев знакомую фигуру у журнального киоска. 
- Ах ты… – держась за сердце, проскулил Вайсман. – Теперь хоть понимаешь, что…
- В турнирах слабых соперников не бывает, - с наигранным смирением опустил глаза Алик. 
- Поди теперь, доказывай Тулашвили! Хотя мы по векселям заплатили. Скажем, что силы берегли. Не дадим ему со слов упасть, не дадим…

*** 

Юлон сидел за столиком, легонько сбивая фигуры злополучным конём. 
- Сколько тебе заплатили?! – раздался сзади сдавленный голос Ники.
- Ты о чём? – растерянно обернулся Юлон.
Ника без замаха ткнул его кулаком в толстые губы. Падая, Юлон сбил со столика часы.
- Мало! – крикнула мадам Шушания, хватая Нику за рукав. – Пошли, пока никто не видел!