Гражданская война

В 1918-1921 гг. Россия испытала бедствие иностранной интервенции и  гражданской войны. 
Гражданская война была связана с войной за независимость России – против интервенции Запада. Роль Запада – важнейший фактор на первом этапе советской истории. Ленин говорил 2 декабря 1919 г. как о вещи общеизвестной: «Всемирный империализм, который вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую войну и виновен в ее затягивании...». Историк В. Шубарт писал в книге «Европа и душа Востока»: «С 1914 года мы вошли в столетие западно-восточной войны». 
В 1918-1921 гг. Запад вел ее в основном руками российских «белых», а потом руками поляков.
Гражданская война в чем-то страшнее, чем война с внешним врагом. Она раскалывает народ, семьи и даже саму личность человека. Она наносит тяжелые душевные травмы, а многих превращает в изуверов – на обеих сторонах. Все это надолго предопределяют жизнь общества. В гражданской войне нет тыла, она разрушает всю ткань хозяйства, все жизнеустройство в целом. В той войне в России погибло несколько миллионов человек (количественные оценки различаются). Подавляющее большинство погибших потеряли жизнь не на поле боя или от репрессий, а от голода, болезней и особенно эпидемий (тифа), а также от «молекулярных», местных конфликтов, не связанных с целями воюющих сторон.
Гражданская война довершила разрушение хозяйства, подорванного мировой войной и отбросила страну в состояние крайней материальной скудости, повлиявшей на все стороны жизни и мышление. Она привела к истреблению большой части энергичных, активных и образованных людей с обеих сторон баррикады и надолго предопределила кадровый голод. Это привело к упрощению и огрублению управления, придало жизни черты «казарменного» уклада. Из гражданской войны выросли жесткость, суровость и склонность к грубому разрешению противоречий, которые очень дорого обошлись нам и продолжают дорого обходиться и сегодня.
Писать об этом приходится потому, что, как показал опыт последних тридцати лет, мы в целом не поняли ни причин войны, ни выбора типа жизнеустройства, который нас спас. А сейчас нам надо изучать, как поколения, которые прошли через Гражданскую войну, индустриализацию, коллективизацию и ВОВ, выработали проект образа жизни и создали его – не сословиям и толстосумам, а для всех. Сейчас нам опять нужен проект образа жизни для всех, и это будет очень трудно.
Официальная советская история «берегла» нас от тяжелых размышлений и кормила успокаивающими мифами. И мы не вынесли из той войны урока, который она в себе заключала – и остались сегодня у разбитого корыта. Все зависит от того, как быстро мы сможем восстановить трезвое мышление и определить, хотя бы грубо, то направление, по которому надо выбираться из ямы. Гражданская война – один из самых дорогих уроков, и он не должен пропасть.
Гражданская война была сложным конфликтом множества сил с разными интересами и идеалами. Мы здесь рассмотрим лишь один конфликт – между белыми и красными. Не будем рассматривать прямую военную интервенцию Запада и Японии. Примем ее как фактор «внешней среды», усугубляющий наш внутренний конфликт. Не будем говорить о войне с националистами и феодальными силами на западных окраинах, на Кавказе и в Средней Азии.
Не будем рассматривать роли исключительно важного движения «зеленых». Это, в основном, крестьянское движение было антилиберальным и антибуржуазным, несовместимым с целями Белого движения. Но оно было враждебно и модернизации, лежащей в основе советского проекта. Во многом идейными установками «зеленых» (коммунистов-анархистов и части эсеров) были вдохновлены восстания против Советской власти, происходившие на исходе гражданской войны (в Кронштадте, Сибири, в Тамбовской губернии и др.). 
Наконец, отвлечемся от того глубокого, хотя во многом скрытого конфликта, который возник в самом лагере красных и был вызван разными представлениями о России. Главное столкновение между этими течениями произошло позже, в 30-е годы.
Исключение этих составляющих гражданской войны огрубляет картину – но начнем с главным конфликтом. И с ним разобраться непросто.

Первые раскаты грома

Русская революция, начавшись с крестьянских восстаний 1902 г., получила свое идеологически и организационно оформленное выражение в виде «революции 1905-1907 гг.». Революцию они ждали как законное и необходимое, очищающее возмездие. В общем, все общество чувствовало, что несправедливость жизнеустройства перешла невидимую критическую черту, после которой народ не только получил нравственное право покарать угнетателей, но и обязан это сделать, чтобы восстановить миропорядок. 
Волнения крестьян 1902-1903 гг., а затем революция 1905-1907 гг. больнее всего ударила по семьям 30-40 тыс. помещиков. Около 15% поместий были сожжены, значительную часть (около 1/3) земли в районах, охваченных волнениями, помещикам пришлось продать. Попытки деятелей дворянства восстановить давно уже иллюзорные патриархальные отношения с крестьянами полностью провалились. 
С середины 90-х годов XIX века «миры» крестьян и помещиков стали быстро расходиться к двум разным полюсам жизнеустройства: крестьянство становилось все более «общинным», а помещики – все более капиталистами. 
Вот что говорил историк В.В. Кондрашин на международном семинаре в 1995 г.: «В 1872-1873 и 1891-1892 гг. крестьяне безропотно переносили ужасы голода, не поддерживали революционные партии. В начале ХХ века ситуация резко изменилась. Обнищание крестьянства в пореформенный период вследствие непомерных государственных платежей, резкого увеличения в конце 90х годов арендных цен на землю… Государственная политика по отношению к деревне в пореформенный период… оказывала самое непосредственное влияние на материальное положение крестьянства и наступление голодных бедствий». 
В 1905 г. Всероссийский Крестьянский Союз определил враждебные крестьянам силы: чиновники («народу вредные»), помещики, кулаки и местные черносотенцы. А главное, антагонизм с помещиками выражался в требовании национализации земли. Дворянство в полной мере осознало угрозу, которую несет для них революция и заставила обрести классовое самосознание. 
Один из князей Шаховских писал в мае 1906 г. о деревне: «Настроение крестьян самое опасное. Озлобление, уверенность, что землю нужно отбирать силой, разговоры вызывающие. Жутко становилось во время бесед с крестьянами. Агитация и пропаганда, призывающие к бунту и резне, продолжаются. Почва для культивирования этих идей самая благоприятная. Мысль о праве на помещичью землю так укрепилась, что никакие доводы против не имеют значения» [Тютюкин С.В. Июльский политический кризис 1906 г. в России. М.: Наука. 1991.].
Крестьянское движение 1905 г. началось в Дмитровском уезде Курской губернии. В ночь на 14 февраля было совершено нападение на одно из имений, а в следующие дни «разобрано» еще 16 имений в округе. Т. Шанин пишет: «Описания тех событий очень похожи одно на другое. Массы крестьян с сотнями запряженных телег собирались по сигналу зажженного костра или по церковному набату. Затем они двигались к складам имений, сбивали замки и уносили зерно и сено. Землевладельцев не трогали. Иногда крестьяне даже предупреждали их о точной дате, когда они собирались “разобрать” поместье… Унесенное зерно часто делилось между крестьянскими хозяйствами в соответствии с числом едоков в семьях и по заранее составленному списку… Все отчеты подчеркивали чувство правоты, с которым обычно действовали крестьяне, что выразилось также в строгом соблюдении установленных ими же самими правил, например, они не брали вещей, которые считали личной собственностью...
Массовые разрушения поместий не были к тому времени ни “бездумным бунтом”, ни актом вандализма. По всей территории, охваченной жакерией, крестьяне заявляли, что их цель – навсегда “выкурить” помещиков и сделать так, чтобы дворянские земли были оставлены крестьянам для владения и обработки...
Восставшие также продемонстрировали удивительное единство целей и средств, если принимать во внимание отсутствие общепризнанных лидеров или идеологов, мощной, существующей долгое время организации, единой общепринятой теории переустройства общества и общенациональной системы связи» [Шанин Т. Революция как момент истины. М.: Весь мир. 1997.].

Столыпинская реформа лишь усугубила взаимную ненависть частных собственников земли и крестьянской массы. Земский деятель либерал Д.Н. Шипов писал: «Пропасть, отделяющая государственную власть от страны, все растет, и в населении воспитывают чувство злобы и ненависти… Столыпин не видит или, скорее, не хочет видеть ошибочности взятого им пути и уже не может с него сойти». 
Мы из нашей школьной истории не вынесли очень важного понимания того факта, что «усмирение» революции 1905-1907 гг. вовсе не было победой над революцией. Победа над ней уже была невозможна, второй этап революции мог быть предотвращен только путем разрешения главных противоречий – но для удовлетворительного их разрешения не было, как я старался показать выше, ни экономических и культурных сил, ни исторических условий. Приняв усмирение за победу, правительство не пошло на реформы, отвечающие интересам и взглядам большинства.
Призрак революции с тех пор все время присутствовал в России. Ленские расстрелы 1912 г. вызвали возмущение даже в среде правых партий, а главное, они показали растерянность власти. Своими действиями власть готовила катастрофу будущей гражданской войны. После Февраля 1917 г., когда Временное правительство объявило столыпинскую реформу «несостоявшейся», крестьяне явочным порядком стали на местах перераспределять помещичью землю. На Дону стала формироваться Белая армия и потенциальные противники в гражданской войне начали объединять свои силы. Произошла радикализация позиций обеих сторон, пропасть стала расширяться и углубляться. 
Все это и объясняет тот факт, что формирование Белой армии уже в самой ранней стадии этого процесса было встречено той злобой и ненавистью, о которой писал Деникин. Гучков, который сразу же после Октября уехал на Северный Кавказ, тесно сблизился с Деникиным и написал для него большую записку, в ней он пытался объяснить «ту глухую непопулярность Добровольческой армии, а частью и то ожесточение и озлобление против нее, которое замечается в народных массах Юга России» [Сенин А.С. Александр Иванович Гучков. М.: Скрипторий. 1996.]. Эта ненависть наблюдалась даже на Юге России, в богатых казачьих областях. 

Февральская революция

Начало марта 1917 г. – праздник революции. Но то, что главный спор – впереди, чувствовалось всеми, кто наблюдали развитие этого спора, начиная с крестьянских восстаний 1902 г. 
Деникин так описал свою поездку инкогнито по России после Февраля 1917 г.: «Теперь я увидел яснее подлинную жизнь и ужаснулся. Прежде всего – разлитая повсюду безбрежная ненависть – и к людям, и к идеям. Ко всему, что было социально и умственно выше толпы, что носило малейший след достатка, даже неодушевленным предметам – признакам некоторой культуры, чужой или недоступной толпе». 
Его рассуждения проникнуты ненавистью к «толпе» – надо было раньше задуматься о «подлинной жизни». Отношение к буржуазии как чуждой расе было скрытым вплоть до гражданской войны. Но программу буржуазии крестьяне отвергли сознательно. Причина –  отказ коалиции кадетов, эсеров и меньшевиков решить земельный вопрос. 
Февральская революция сокрушила одно из главных оснований российской цивилизации – ее государственность, сложившуюся в специфических природных, исторических и культурных условиях России. Временное правительство, ориентируясь на западную модель либерально-буржуазного государства, разрушало структуры традиционной государственности России. Это было очевидно и самим пришедшим к власти либералам. 
Напротив, рабочие организации, тесно связанные с Советами, стремились укрепить государственные начала в общественной жизни в самых разных их проявлениях. Меньшевик И.Г. Церетели писал тогда об особом «государственном инстинкте» русских рабочих и их «тяге к организации». При этом организационная деятельность рабочих комитетов и Советов определенно создавала модель государственности, альтернативную той, что пыталось строить Временное правительство. 
В целом, за отведенный ему историей срок буржуазное государство кадетов и социалистов приобрести легитимности не смогло – фактически, ни в какой крупной социальной группе России. Главные причины коренятся в сути самого проекта, а также в незрелости тех сил, что формировали Временное правительство. Из этого вытекали и внешние, политические причины. Вдохновители Февраля были западниками, их идеалом была буржуазная республика с опорой на гражданское общество и рыночную экономику – на то, чего в России не было. М. Вебер отмечал, что критерием господства «духа капитализма» является состояние умов рабочих, а не буржуа. В то время в России рабочие сохраняли мироощущение общинных крестьян – главного противника буржуазии в ходе буржуазных революций. 
Уже в Феврале в России возникло два типа государства, каждый из которых представлял особый цивилизационный путь – буржуазно-либеральное Временное правительство и «самодержавно-народные» Советы. Поначалу они сотрудничали, хотя столкновения начались быстро. И кадеты, и правые либералы были едины в своей ориентации на Запад и в намерении продолжать войну. В апреле военный министр А.И. Гучков заявил на заседании правительства и Исполкома Петроградского Совета: «Мы должны все объединиться на одном – на продолжении войны, чтобы стать равноправными членами международной семьи». В ответ 21 апреля в Петрограде прошла демонстрация против этой политики правительства, и она была обстреляна – впервые после Февраля. 
Взяв курс на продолжение войны «до победного конца», Временное правительство столкнулось с созданными им самим трудностями — армия стала неуправляемой. В городах вооруженные солдаты втянулись в политическую жизнь и входили во все более непримиримый конфликт с Временным правительством. В деревнях дезертиры организовывали крестьян на передел земли. В представлениях об армии у политиков Временного правительства произошел огромный провал. Любая революция, которая разрушает прежнюю государственную, политическую и идеологическую системы, не может опереться на старую армию. Она должна быть демобилизована, и создана новая, революционная армия. Это не было сделано ни правительством, ни Белым движением.
Та сила (Советы), которая стала складываться после Февраля сначала в согласии, а потом и в противовес Временному правительству и которую впоследствии возглавили большевики, была выражением массового стихийного движения. Идейной основой его был не марксизм и вообще не идеология как форма сознания, а народная философия более фундаментального уровня. Сила эта по своему типу не была и «партийной». Иными словами, способ ее организации был совсем иным, нежели в западном гражданском обществе. 
В связи с земельным вопросом возникло нарастающее противостояние Временного правительства с крестьянством. Не понимая мировоззрения крестьян, они невольно углубили общественный раскол, придали ему характер поистине религиозного конфликта. Всероссийский съезд крестьянских депутатов (сторонник Временного правительства!) потребовал немедленно запретить куплю-продажу земли. Причина была в том, что помещики начали спекуляцию землей, в том числе ее дешевую распродажу иностранцам. Землю делили малыми участками между родственниками, закладывали по бросовой цене в банках. На хищнический сруб продавали леса, так что крестьяне нередко снимали стражу помещиков и ставили свою.

Отказ пойти навстречу крестьянам был со стороны Временного правительства совершенно неправильной политикой. В апреле крестьянские волнения охватили 42 из 49 губерний европейской части.  Военные участвовать в усмирении отказываются, а милиция даже способствует выступлениям крестьян. 3 мая новый министр земледелия эсер В. Чернов обещал издать закон о запрете купли-продажи земли, но закон так и не был издан. Крестьяне пресекали сделки стихийно, и 12 июля Временное правительство передало вопрос о разрешении сделок земельным комитетам. В результате помещики организовались для борьбы с земельными комитетами, начались массовые аресты их членов и предание их суду. «Если так будет продолжаться, – заявил Чернов, – то придется посадить на скамью подсудимых три четверти России».
В июле крестьяне уже переключились с погрома помещичьих усадеб на погром «раскольников». Т. Шанин пишет: «Главная внутрикрестьянская война, о которой сообщали в 1917 г., была выражением не конфронтации бедных с богатыми, а массовой атакой на “раскольников”, т.е. на тех хозяев, которые бросили свои деревни, чтобы уйти на хутора в годы столыпинской реформы».
С августа начались крестьянские восстания с требованием национализации земли. Крестьянскими беспорядками было охвачено 91% уездов России. Для крестьян (и даже для помещиков) национализация земли стала единственным средством прекратить войны на меже при переделе земли явочным порядком. Из дневников М.М. Пришвина видно, что тотальная гражданская война началась в России именно летом 1917 г. – из-за нежелания Временного правительства решить земельную проблему. К лету 1918 г. она лишь разгорелась, обретя противостоящие идеологии.
Пойти на национализацию земли Временное правительство не могло, поскольку уже в 1916 г. половина всех землевладений была заложена, и национализация земли разорила бы банки (которые к тому же почти все были иностранными). За период с февраля по октябрь 1917 г. крестьяне могли составить для себя совершенно четкое представление об отношении буржуазно-либерального государства (даже в коалиции с социалистами) к земельному вопросу в России. 
Вечером 24 октября Предпарламент небольшим большинством принял резолюцию о передаче земли в ведение земельных комитетов. Ночью, уже 25 октября, эту резолюцию отвезли в Зимний дворец, чтобы потребовать от правительства ее утвердить. Но Керенский ответил, что правительство «в посторонних советах не нуждается, будет действовать само и само справится с восстанием». В тот же день, 25 октября, это правительство было без боя смещено. Керенский перед смертью написал о себе: «Ушел один, отринутый народом».
Появление Белого движения как военной силы, угрожающей провести программу Временного правительства в жизнь, в то же время означало для крестьян угрозу утратить полученную от Советской власти землю. Эта угроза стала маховиком гражданской войны для крестьян.

Смысл и активация гражданских войн

Говоря об угрозе войны, обычно упирают на чисто классовые причины, говорят о войне за собственность. На деле классовые интересы – лишь фон. Страшная гражданская война в США – она не была классовой. И почему в нашей гражданской войне офицерство, выходцы из одного класса, разделилось между красными и белыми ровно пополам? Воюют не из непосредственно понимаемого классового интереса, а «за правду».
Гражданская война в России была порождена не только классовым, но и цивилизационным конфликтом – по вопросу о том, как надо жить людям в России, в чем правда и совесть. П.А. Сорокин писал: «Гражданские войны возникали от быстрого и коренного изменения высших ценностей в одной части данного общества, тогда как другая либо не принимала перемены, либо двигалась в противоположном направлении».
Народ России в разгар войны был расколот – не по классовому признаку. В армии Колчака были воинские части из ижевских и воткинских рабочих – разве они считали, что воюют против рабочего класса? В Красной армии служили 70-75 тыс. офицеров, т.е. 30% всего старого офицерского корпуса России (из них 14 тыс. до этого были в Белой армии). В Белой армии служили около 100 тыс. (40%) офицеров, остальные бывшие офицеры уклонились от участия в военном конфликте. 
В Красной армии было 639 генералов и офицеров Генерального штаба, в Белой – 750. Из 100 командармов, которые были в Красной армии в 1918-1922 годах, 82 были ранее «царскими» генералами и офицерами. При этом офицеры, за редкими исключениями, вовсе не становились на «классовую позицию» большевиков и не вступали в партию. Они выбрали красных как выразителей определенного цивилизационного пути, который принципиально расходился с тем, по которому пошли белые.
Чистым, почти экспериментальным случаем можно считать политику меньшевиков, которые пришли к власти в Грузии. Руководил ими марксист Ной Жордания, в прошлом член ЦК РСДРП. В отличие от меньшевиков в России, Жордания в Грузии убедил партию не идти на коалицию с буржуазией, а взять власть. Сразу была образована Красная гвардия из рабочих, которая разоружила солдатские Советы, которые поддерживали большевиков (в этих Советах русские были в большинстве). 
Внутренняя политика правительства Жордании была социалистической: была проведена аграрная реформа, земля помещиков конфискована без выкупа и продана в кредит крестьянам. Национализированы рудники и почти вся промышленность (по найму у частных собственников к 1920 г. в Грузии работало всего 19% занятых). Была введена монополия на внешнюю торговлю. Таким образом, социалистическое правительство под руководством марксистской партии – было непримиримым врагом Октябрьской революции и вело войну против большевиков. 
Как это объясняется? Жордания объяснил это в своей речи 16 января 1920 г.: «Наша дорога ведет к Европе, дорога России – к Азии. Я знаю, наши враги скажут, что мы на стороне империализма. Поэтому я должен сказать со всей решительностью: я предпочту империализм Запада фанатикам Востока!». Соответственно, Жордания, следуя ортодоксальному марксизму, считал крестьянство частью буржуазии, и аграрная реформа свелась к приватизации земли и с подрывом всяких общинных отношений в деревне.
Другой пример: Юзеф Пилсудский, ставший диктатором Польши и начавший, под давлением Антанты, войну против Советской России в 1920 г. Он был революционером и социалистом, поклонником Ф. Энгельса, руководителем Польской социалистической партии. Но главным пунктом в его политической программе была «глубокая ненависть к России». Правовым основанием для войны против РСФСР Пилсудский считал подписанный 21 апреля 1920 г. тайный договор с С. Петлюрой. Согласно договору, «Украинская Народная республика» уступала Польше Галицию и ряд других областей – до границ 1772 года! За это Польша бралась восстановить власть Директории на Украине. 
Надо отметить явление, о котором мы мало изучали общности – носителей милитаризма. Крупные кризисы и конфликты дестабилизируют состояние общества. Порядок ослабевает, Срыв в войну происходит в момент неустойчивого равновесия, когда его можно сдвинуть малой силой. В такие моменты решающую роль играют не фундаментальные предпосылки, а действие «поджигателей» – сравнительно небольших, но активных общественных групп, которые создают напряженность высокого накала и служат пусковым двигателем, стартером механизма войны. 
Из каких же общественных групп и субкультур исходил импульс войны? Рассмотрение всех активных политических сил показывает, что «воля к войне» концентрировалась именно в тех силах, что соединилась в Белом движении. Это рассмотрение уместно провести в рамках методологического подхода, который был применен при исследовании генезиса I Мировой войны. Есть хороший обзор исследований таких общностей [Донде А.С. Носители милитаризма в ХХ столетии // Русский исторический журнал. 1998. Т. 1, № 4.]. Начало этому важному направлению в социологии положено такими учеными, как М. Вебер в Германии и Торстен Веблен в США.
Признано, что само становление современного капитализма, для которого была абсолютно необходима экспансия – овладение источниками сырья и рынками сбыта – было сопряжено с длительными крупномасштабными войнами. Все эти войны стали частью процесса формирования буржуазии. В результате в ее мышлении и даже мироощущении военный способ достижения целей занимает важное место. Именно в буржуазной культуре естественный человек представлен как существо, ведущее «войну всех против всех», и именно здесь родился афоризм «война – это продолжение политики другими средствами». Более того, в смягченной форме идея военного решения конфликтов лежит в основе концепции деловой конкуренции и торговых войн. Как говорят, буржуазия – агент войны. Российская буржуазия как класс была на стороне Белого движения. 
На деле надо говорить о тесном союзе российской буржуазии с буржуазией стран Антанты как активных «агентов» и организаторов I Мировой войны, накопивших огромную инерцию этой «генерирующей войну» деятельности. Но, как пишут историки, воля к войне буржуазии многократно возрастает в тех случаях, когда буржуазия может создать союз с традиционной аристократией и феодальным государством. Такая конструкция сложилась в зонах Белого движения – буржуазия, помещики-землевладельцы и осколки сословного бюрократического аппарата монархического государства. 

Для землевладельцев и феодальной иерархии военные действия – культурно близкий способ достижения целей. В начале это была свойственная феодалам привычка к набегам как способу демонстрации силы и установления желаемого порядка. Набеги с вооруженной силой были характерны для культуры землевладельцев, в то время как для буржуазии более важны виртуальные набеги в виде торговых агрессий и денежных спекуляций. В Белом движении эта роль усилилась благодаря соединению дворян-помещиков с казаками. Тактика белых во многом и базировалась на рейдах-набегах.
Наконец, важный элемент дворянской культуры – понятие чести (сохранить честь  значит «не уступить»). Обостренное понятие чести притупляет инстинкт самосохранения и усиливало дворянскую ненависть и мессианизм «ницшеанской интеллигенции», которая отводит себе роль преемника аристократии – все это облегчало сползание к войне. 
Именно такая горючая смесь и собралась на юге России в 1918 г. Интеллигенция, прошедшая войну в качестве офицеров и также вступившая в Добровольческую армию из мессианского понимания своего долга перед Россией, сыграла в разжигании войны большую роль. Вебер специально подчеркивал, что из-за склонности к морализаторству интеллигенция превращает ценности в объект конфронтации и нагнетает напряженность. Слишком уж она ревнива и подозрительна, падка до сведения счетов . 
Вспомним Б. Савинкова – интеллигент, социалист, писатель. В предисловии к его книге «Воспоминания террориста» сказано: «Савинков готов был признать любую диктатуру (включая, разумеется, собственную), кроме большевистской… Он бросался за помощью к англичанам, французам, белочехам и белополякам. Он командовал отрядами карателей, бандами подонков, наймитами, шпионами. Пути-дорожки “савинковцев” чадили пожарищами, дергались в судорогах казненных» [Савинков Б. Избранное. Воспоминания террориста. М.: Политиздат. 1992., c. 15].
Наши интеллектуалы и либералы (кадеты) из эмиграции оплачивали террористов. Гучков после убийства в 1923 г. в Лозанне дипломата и писателя В. Воровского писал Питириму Сорокину: «Никогда еще в истории вообще и, в частности, в истории нашего отечества не был в такой степени указан террор, как средство борьбы с властью, как именно в настоящий момент в России». И даже в 1927 г. (!), Гучков писал либеральному философу  П.Б. Струве о необходимости «организовать коллективное политическое убийство»: «Никогда и нигде эти методы борьбы не находили себе такого блестящего оправдания и с точки зрения морали, и с точки зрения патриотизма, и с точки зрения целесообразности». Как бы в компенсацию за такое его злое отношение к Советской России его дочь В.А. Гучкова стала сотрудничать с советской разведкой – исключительно из идейных соображений.
Массивные социальные группы и классы, – рабочие и крестьяне – составившие базу советского движения, не включаются социологами в число «агентов войны». Для них война всегда была бедствием. У них всегда было другое дело, и большой набег белых с их союзниками-интервентами сделал войну трагической необходимостью.

После Октября: надежды на мирный исход

Бескровно получив власть в октябре 1917 г., Советское правительство, естественно, делало все возможное, чтобы избежать гражданской войны. Тем более войны не желали массы крестьян и рабочих. Это общий принцип – разрешить конфликт крайними средствами, то есть войной, стремится сторона, понесшая невосполнимую утрату, особенно если она ощущает себя загнанной в угол. Рабочие и крестьяне считали, что они победили в революции и все их помысла уже были направлены на то, чтобы обустроить жизнь согласно их представлениям о справедливом порядке. Никаких побудительных мотивов к войне у них быть просто не могло. Война для них могла быть лишь вынужденной обороной против тех сил, которые угрожали лишить их завоеваний революции.
Советы взяли верх, а структуры буржуазной государственности перебрались на периферию и стали готовиться к мятежу в союзе с интервентами с Запада. Активная часть офицерства бывшей армии раскололась примерно поровну. Понятно, что попытка отодвинутых в Октябре буржуазно-либеральных движений силой вернуть Россию на траекторию создания общества и государства по типу западного капитализма (хотя бы периферийного) не могла не вызвать нарастающий раскол.
Известный тезис о «превращении войны империалистической в войну гражданскую» имел чисто теоретический характер и, поскольку до Февраля большевики политического влияния не имели, никакого воздействия на общественную практику не оказал. После Февраля он был снят и заменен лозунгом справедливого демократического мира. После Октября, во время наступления немцев, был выдвинут лозунг «Социалистическое Отечество в опасности».
С целью пpедотвpатить столкновение было сделано много примирительных жестов: отмена смертной казни (это был первый декрет II Съезда Советов), освобождение без наказания участников первых антисоветских мятежей, в том числе их руководителей; многократные предложения левым партиям образовать правительственную коалицию; отказ от репрессий по отношению к членам Временного правительства и перешедшим в подполье депутатам Учредительного собрания, даже отказ от репрессий против участников опасного мятежа левых эсеров в июле 1918 г. в Москве (были расстреляны лишь 13 сотрудников ВЧК, причастных к убийству посла Мирбаха) и амнистия в честь первой годовщины Октября.
Вялотекущая гражданская война началась, когда начался слом старой государственности. Строго говоря, произошло именно то превращение войны империалистической в войну гражданскую, о котором говорили большевики. Они это именно предвидели, а вовсе не «устроили» – никакой возможности реально влиять на события в Феврале 1917 г. большевики вообще не имели. Как раз, эту идею взяла на вооружение именно партия кадетов. В августе 1917 г. П.Н. Милюков писал в письме: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота принято нами вскоре после начала этой войны, знаете также, что ждать мы больше не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство». 

На деле этапы превращения внешней войны в гражданскую ощущались обществом. М.М. Пришвин записал в дневнике 21 мая 1917 г.: «В начале войны народ представлял себе врага-немца вне государства. После ряда поражений он почувствовал, что враг народа – внутренний немец. И первый из них, царь, был свергнут. За царем свергли старых правителей, а теперь свергают всех собственников земли. Но земля неразрывно связана с капиталом. Свергают капиталистов – внутренних немцев». Пришвин высказал важную мысль: в ходе вызревания гражданской войны будущий враг («капиталисты и помещики») стал обретать образ иного народа, «внутренних немцев». Поэтому призрак грядущей гражданской войны утрачивал неприемлемые черты братоубийства. Столкновения и вспышки насилия происходили до конца 1917 г., и события октября не выделялись из этой череды. Взаимная ненависть назревала постепенно. Угрозой стало образование на Юге России Добровольческой армии «белых».
Ввиду явной опасности, что с фронта вглубь страны хлынет неорганизованный поток вооруженных дезертиров, Советское государство сразу приступило к демобилизации старой армии.
В целом, Советское государство усиленно создавало механизм, подавляющий тенденцию к гражданской войне, но сила его оказалась недостаточной. Даже для тех действий, которые сегодня многие относят к разряду ошибочных или преступных, в тот момент было трудно предсказать итоговый эффект с точки зрения разжигания или гашения войны. К таким действиям относится красный террор.
Советское государство объявило красный террор 2 сентября как ответ на обострившийся летом 1918 г. белый террор, после покушения на В.И. Ленина 30 августа (в организации белого террора, были, кстати, замешаны английские спецслужбы, что признает в своих мемуарах посол Локкарт). Прекращен красный террор был постановлением VI Всероссийского съезда Советов 6 ноября 1918 г. В большинстве районов России он был фактически закончен в сентябре-октябре 1918 г., то есть, продолжался один-два месяца.
Станкевич В.Б., занимавший в 1917 г. пост комиссара Временного правительства при Верховном главнокомандующем, в эмиграции писал, отвечая тем, кто возлагал вину за террор на большевиков: «[Говорят]: “Мы защищались”. Но ведь и большевики тоже защищаются. И террор, и массовые казни появились лишь после того, как мы объявили им войну». 
Строго говоря, «белый» и «красный» террор – не отдельные явления, а две части единой системы, они питали друг друга. Белый террор летом 1918 г. был самым реальным и необратимым объявлением гражданской войны – террор всегда является прологом к гражданским войнам, «сожжением мостов». Он повязывает кровавой круговой порукой «своих» и создает психологическую обстановку «кровной мести» у противника.
Если же считать государственный террор акцией уже начавшейся войны, то он привел к резкому размежеванию и «очистил тыл» – вызвал массовый отъезд активных противников Советской власти в места формирования Белой армии и районы, где Советская власть была свергнута. Так, в Казани во время красного террора было расстреляно 8 человек, т.к. «все контрреволюционеры успели сбежать».
Одной из важнейших программ, к которой приступили Советы сразу после Октябрьской революции, было государственное строительство. 
Прежде всего, советское государство должно было восстановить монополию на легитимное насилие. Это означало необходимость ликвидации всех иррегулярных вооруженных сил партийной окраски. Один из самых красноречивых эпизодов – ликвидация Красной гвардии. Об этой операции мы ничего не знаем из официальной истории – она никак не вписывалась в упрощенную модель классовой борьбы. В Петрограде Красная гвардия была распущена 17 марта 1918 г., о чем было объявлено во всех районных Советах с предложением всем желающим записываться в Красную армию. Как сообщала оппозиционная печать, начальник штаба Красной гвардии был арестован [Чураков Д.О. Русская революция и рабочее самоуправление. М.: Аиро-ХХ, 1998.].
Это и другие действия по «огосударствлению» революционного общества вызвали, конечно, сопротивление части рабочих даже в центре России. Так, наблюдался отток рабочих из Красной армии. Конфликт Советской власти с рабочими не привел к разрыву вследствие фундаментальных причин. Антисоветские восстания, приводившие к власти, как правило, эсеров и меньшевиков, быстро показывали характер власти, альтернативной Советам. По-видимому, на всех фатальных «перекрестках», на которых ему приходилось делать выбор из очень малого набора вариантов, Советское государство не сделало тяжелых, а тем более очевидных тогда ошибок. Причина катастрофы России – в совокупности массивных, фундаментальных факторов. Вопрос о том, могло ли Советское правительство посредством более тонкой и точной политики предотвратить гражданскую войну, имеет чисто академический интерес. Скорее всего, ресурсов для этого у новой власти было недостаточно. 

Генезис Гражданской войны

Февраль 1917 г. был продолжением революции 1905-1907 гг., а в нем уже был скрыт Октябрь. После Февраля главной социальной силой, породившей Советы, были солдаты. Они представляли собой и очень большую часть политических активистов – в тот момент они составляли более половины партии эсеров, треть партии большевиков и около одной пятой меньшевиков. С 1902 по 1917 г. Россия пришла в движение, в ней начался глубинный, всемирного масштаба, сдвиг. Как показали первые же месяцы после Февраля, либералы с их программой опоздали. Спасение России на целый исторический период состояло в том, что сложилась организованная сила, идеалом которой было движение, и эта сила сумела превратить энергию возмездия в энергию строительства.
Очень важен был тот факт, что большая часть солдат из крестьян и рабочих прошли «университет» революции 1905-1907 г. в юношеском возрасте, когда формируется характер и мировоззрение человека. Они были и активными участниками волнений, и свидетелями карательных операций против крестьян после них. В армию они пришли уже лишенными верноподданнических монархических иллюзий.
Т. Шанин пишет: «Тем, кому в 1905 г. было от 15 до 25 лет, в 1918 г. исполнилось, соответственно, от 28 до 38 лет. К этому времени многие уже успели отслужить в армии, стали главами дворов, т.е. вошли в ядро общинного схода. Основными уроками, которые они вынесли из опыта революции 1905-1907 гг., была враждебность царизма к их основным требованиям, жестокость армии и “власти”, а также их собственная отчужденность от “своих” помещиков и городских средних классов». 
Именно эти люди летом 1918 г. увидели против себя Белую армию, собранную бывшими властями, помещиками и городскими «средними классами». А люди эти, помнившие и обман власти, и карателей 1906-1907 гг., уже прошли империалистическую войну и имели оружие. 
Решение о войне было принято на Западе и реализовано в виде интервенции. Первым актом войны была высадка английских войск на Севере и мятеж чехословацкого корпуса в Поволжье. Подготовка к войне велась задолго до Октября. Колчак писал в личном письме: «17 июня я имел совершенно секретный и важный разговор с послом США Рутом и адмиралом Гленноном… я ухожу в ближайшем будущем в Нью-Йорк. Итак, я оказался в положении, близком к кондотьеру». Колчак был в Лондоне, затем в США, где совещался с министрами и президентом Вудро Вильсоном. Его назначение Верховным правителем России было подготовлено уже тогда.
Надо помнить факт принятия сознательного решения о начале гражданской войны. Она выросла не из волнений крестьян или казаков против Советской власти – они вовсе не должны были «сложиться» в войну. Критическим моментом стал мятеж чехословацкого корпуса, сигнал эсеров к объявлению войны Советскому государству. Вот слова Чернова об этом решении: «В этих условиях в июне 1918 г. Поволжский областной комитет ПСР [партии социалистов-революционеров] заключил с уральским казачьим войском союз для ликвидации большевистской диктатуры и провозглашения власти Учредительного собрания в Поволжье и Приуралье. Центральный комитет ПСР… этот союзный договор утвердил» [В.М.Чернов. Перед бурей. Нью-Йорк, 1953, с. 368.]. 
Запад поставил Колчаку около миллиона винтовок, несколько тысяч пулеметов, полмиллиона комплектов обмундирования – под залог в виде трети золотых запасов России. Цепь этих акций и была началом гражданской войны. Надо обдумать этот факт: гражданская война была начата и даже объявлена конкретными политиками – лидерами  социалистической революционной партии. Но той партией, которая вступила в союз с российской буржуазией и с Западом – против советского проекта. 
Это была «война Февраля с Октябрем» – столкновение двух революционных проектов. 
Отказ правых эсеров и меньшевиков от сотрудничества с Советской властью направил события в худший коридор. Признание эсерами Советской власти, по мнению В.И. Ленина, предотвратило бы гражданскую войну. Он писал: «Если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной». 
Но признать власть Советов эсеры и меньшевики не согласились, и та часть народа, что поддерживала эту ветвь социалистического движения в революции, сложилась в достаточную для гражданской войны «критическую массу». Потерявшие свои привилегии сословия вместе с правящими кругами Запада сделали ставку на тотальную  войну.
15 января 1918 г. СНК принимает декрет «О рабоче-крестьянской Красной Армии», которая создавалась на классовой основе и на принципе добровольности. В 1918 г. началась иностранная военная интервенция, и ВЦИК ввел всеобщую воинскую повинность. Становление советских вооруженных сил произошло очень быстро.  

Гражданская война и собирание России

Февральская революция «рассыпала» империю, так что гражданская война имела не только социальное, но и национальное «измерение». В разных частях бывшей Империи возникли национальные армии или банды разных окрасок. Все они выступали против восстановления единого централизованного государства. Что касается представлений большевиков о России, то с самого начала они видели ее как естественную, исторически сложившуюся целостность и в своей государственной идеологии оперировали общероссийскими масштабами (в этом смысле идеология была «имперской»). 
Напротив, национальная политика «белых» быстро кончилась полным крахом, и это во многом предопределило их поражение. Во-первых, выдвинув имперский лозунг единой и неделимой России, либеральные западники сразу вошли в непримиримое противоречие с собственной социальной программой. Высвободив капитализм из-под пресса сословного державного государства, Февральская революция не могла не породить мощного сепаратизма национальной буржуазии. «Политическая нация», стремящаяся к огосударствлению, есть неминуемое порождение буржуазной революции. Это надежно показано всей историей Запада (да это мы видим и сегодня). 
В результате неразрешимой противоречивости всей своей доктрины, белым пришлось воевать «на два фронта» – на социальном и национальном. Они пошли напролом, как будто не зная России. Недаром эстонский историк сокрушался, что белые, «не считаясь с действительностью, не только не использовали смертоносного оружия против большевиков – местного национализма, но сами наткнулись на него и истекли кровью».
В столкновении Гражданской войны «белые» оказались в состоянии подчиненных сил Антанты, а не патриотами, которые хотели спасти царя и Русь от злых большевиков. Монархически настроенные офицеры в Белой армии были оттеснены в тень, под надзор контрразведки (в армии Колчака действовала «тайная организация монархистов», а в армии Деникина, монархисты вели «подпольную работу»). Генерал Белой армии Слащёв-Крымский писал, что представляла эта армия: «Мешанина кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов… Масса Добровольческой армии надеялась на “учредилку”, избранную по “четыреххвостке”, так что, по-видимому, эсеровский элемент преобладал». 
Противником Российской империи был и Запад, который и определял действия белых. Историк С.В. Волков пишет: «Белые армии в огромной степени зависели от помощи союзников по первой мировой войне, чьи правительства под давлением внутренних сил относились к возможности выдвижения лозунга восстановления монархии крайне отрицательно» [Волков С.В. Белое движение и Императорский дом // Русский исторический журнал. 1998, Т. 1, № 2.].
Более того, правящие круги Запада быстро оценили тот риск, который представляло пребывание их войск на территории Советской России в обстановке социалистической революции. Они благоразумно предпочли отвести свои войска, пока они не стали переносчиками «заразы». Верхушка белых ошиблась и их толкнули в войну. 
Белая армия действовала в России как армия завоевателей, и ее продвижение сопровождалось восстаниями (по словам историка белых А. Зайцева, издавшего в 1934 г. в Париже большую книгу, вслед за белыми шла «волна восставших низов»). По выражению западных историков, в России тогда возникло «межклассовое единство низов», которые отвергли проект белых. Отвергли в целом, а не по мелочам и не из-за жестокостей и казней.
Надо учесть доводы тех, кто тогда сделал свой трудный выбор. Прочитаем то воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», с которым обратилась большая группа бывших генералов русской армии во главе с Брусиловым 30 мая 1920 г.: 
«В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старые боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку Россию».
Отвечая на обвинения «белых» однокашников, бывший начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Бонч-Бруевич писал: «Суд истории обрушится не на нас, оставшихся в России и честно исполнявших свой долг, а на тех, кто препятствовал этому, забыв интересы своей Родины и пресмыкаясь перед иностранцами, явными врагами России в ее прошлом и будущем». 
Можно утверждать, что в столкновении с «белыми» советский проект победил именно потому, что в нем идеал справедливости был неразрывно спаян с идеалом государственности. Исход Гражданской войны, как и ее начало, предопределили объективные, «массивные» факторы, которые даже воспринимались современниками как стихийные. 
Советский проект был, в главных своих чертах, выработан в сознании крестьянства за время после реформы 1861 года.

Образ будущего был изложен в наказах и приговорах 1905-1907 гг. Затем он был дополнен рабочими, сохранившими общинное мироощущение, и четко выявился в период между Февралем и Октябрем 1917 г. в деятельности Советов и рабочего самоуправления (фабзавкомов). Идеи социализма, развитые в приложении к России интеллигенцией самых разных политических оттенков, привнесли в Советский проект идею модернизации и развития. В этом проекте вполне ясно просматривались главные черты будущего жизнеустройства.
Что же противопоставило этому Белое движение? Бессвязный набор идей, уже опробованных и отвергнутых обществом. И даже эти идеи они вынуждены были выражать исключительно смутно. Иначе и не могло быть – в противном случае вся эта мешанина политических течений, объединенных исключительно принципом «не уступить», просто рассыпалась бы. Попробуйте сегодня, когда опубликовано множество воспоминаний лидеров Белого движения, реконструировать его программу!
В 1991 г. был издан альманах «Русское прошлое» с документами революции и Белого движения [«Русское прошлое. Историко-документальный алманах». Кн. 1. Гл. ред. В.Г.Бортневский. Л.: Свелен. 1991.]. В своей рецензии В. Старцев пишет: «Как собирались “обустроить Россию” в случае своей победы белые? Поскольку у нас об этом толком не знает никто, познакомиться с квалифицированным резюме речей глав белых армий и их программных установок очень полезно. Его подготовил американский ученый Н.П. Полторацкий. Характерно, что, как ни старался он вычленить программу из приказов и речей Деникина, кроме фраз «За свободу и Россию» не обнаружилось ничего».
Очевидной и фундаментальной причиной полного разрыва крестьян с белыми была, например, ставшая явной угроза, в случае победы белых, пересмотра того решения земельного вопроса, которое было закреплено Советской властью. Если же спуститься на уровень непосредственных причин, то можно сказать так. В гражданской войне любая армия снабжается тем, что удается отнять у крестьян. Главное, что нужно для армии, это люди, лошади, хлеб и фураж. Конечно, крестьяне не отдавали все это своей охотой ни белым, ни красным. Исход войны определялся тем, как много сил приходилось тратить на то, чтобы все это получить. Это и есть важнейший для нас эксперимент. Причина победы красных была в том, что белым становилось все труднее и труднее пополнять армию. Вот показатель: в 1920 г. число новобранцев в Белую и Красную армии находились в отношении 1:5. Иными словами, красным крестьяне сопротивлялись намного слабее, чем белым. 

Завершение и «обуздание войны»

В целом Гражданская война имела «два завершения» – решительную и резкую победу над белыми в Крыму и прекращение стихийного крестьянского сопротивления «военному коммунизму» через переход к НЭПу. Уже в январе 1919 г. делегация эсеров вела переговоры с большевиками, а в июне 1919 г. в Москве Совет Партии эсеров принял постановление о прекращении вооруженной борьбы против Советской власти и замене ее политической борьбой. Полное или частичное примирение с большевиками отвергали только группы эсеров в эмиграции. 
В октябре 1918 г. ЦК меньшевиков признал «октябрьский переворот» исторически необходимым, т.к. он выражал стремление трудящихся направить всецело в их интересах. Многие видные меньшевики уже летом 1919 г. работали в ВСНХ и ряде наркоматов, а некоторые вступили в РКП(б).
Это – вовсе не обычная и тривиальная вещь в гражданских войнах. Напротив, общим правилом завершение гражданских войн является длительным изматывающим противостоянием после номинального окончания войны. Опыт многих стран показал, что часто гражданская война переходит в «тлеющую» форму, и в этой форме, соединяясь с «молекулярным» насилием, наносит народу очень тяжелые травмы. 
Еще важный фактор: деятели и бойцы лагеря противников не становились необратимо врагами советской власти. Обычно мы не задавались вопросом, а куда девались после Гражданской войны те культурные силы, которые были с белыми или хотя бы не с большевиками? В массе своей эти люди, тяготевшие к кадетам, меньшевикам и эсерам, а то и бывшие активными деятелями этих партий, как раз и занялись советским строительством — на тех постах, что соответствовали их знаниям и квалификации. 
Нельзя не сказать кратко и об особом важном фронте Гражданской войны, отличном от войны между красными и белыми – борьбы против «молекулярного» антигосударственного движения. Сказать о нем надо по той причине, что поворот к массовой поддержке красных во многом произошел потому, что они, в отличие от белых, показали себя силой, способной не то чтобы победить это движение, а «овладеть» им, придать его хаотической разрушительной силе направление, «ввести в берега».
Официальная мифология героизировала ту войну, и в тень ушли некоторые важные явления. Многозначительно явление, о котором советская история умалчивала, а зря – «красный бандитизм». В конце гражданской войны Советская власть вела борьбу, иногда в судебном порядке, а иногда и с использованием вооруженной силы, с красными, которые самочинно затягивали боевые действия, когда белые уже склонялись к тому, чтобы разоружиться. В некоторых местностях эта опасность для Советской власти даже считалась главной. Под суд шли, бывало, целые городские парторганизации, нарушившие общую политическую линию – они для власти уже «не были родственниками».

* * *

Таким образом, победа белых, даже если бы им в первые месяцы удалось задушить Советскую власть, означала бы длительную тлеющую, со вспышками, гражданскую войну. Белое движение было отвергнуто крестьянами и рабочими, составлявшими более 90% населения России. А крестьяне в то время и умели, и обладали возможностями для сопротивления длительного и упорного. Рано или поздно, но они «сожрали» бы белых, как за два месяца сожрали Колчака в Сибири без всякой Красной Армии. Но до этого Россия была бы обескровлена несравненно больше, чем при организованном устранении белых Красной Армией. Даже страшно подумать, в какой хаос погрузились бы обломки России, если бы к власти пришла эта смесь «либералов, консерваторов, монархистов и эсеров с Азефом и Савинковом». Это как если бы полную власть в нынешней России захватила, опираясь на штыки НАТО, мешанина из одержимых мессианских проектов, приведенных в исступленное состояние. 
Ленин много сделал, чтобы гражданская война была закончена как можно быстрее и резко – без «хвостов». На это была направлена и военная стратегия мощных операций, и политика компромиссов и амнистий. Опыт многих стран показал, что часто гражданская война переходит в длительную «тлеющую» форму, и в этой форме, соединяясь с «молекулярным» насилием, наносит народу очень тяжелые травмы.
После гражданской войны большинство бывших противников примирились на основе признания советской государственности. Всем уже было очевидно, что в этой оболочке восстановилась Россия и смогла укрепиться для большой войны с новым тевтонским нашествием. В этой Отечественной войне на взаимных обидах Гражданской был поставлен крест. 
Те, кто снова начал растравливать раны и призывать к реваншу, на мой взгляд, являются самыми настоящими врагами народа – в самом простом и понятном смысле этого слова.