Никита Хрущев — и его эпоха
Никита Хрущев — и его эпоха
65 лет назад, 7 сентября 1953 года Первым секретарем ЦК КПСС стал Никита Сергеевич Хрущев. Хороший повод поговорить об олицетворяемой им периоде в истории СССР и России…
Наверное, многие удивятся — как же так, ведь Хрущев вроде возглавил Компартию сразу после смерти Сталина? И когда Берию в июле арестовывали, именно он организовал сопротивление «попытке государственного переворота»? На каком же основании все это делалось?
Да вот так получилось, — что, пожалуй, единственный раз в советской истории самый главный пост в партии (а если быть честным, — то и в государстве в целом), после того как умер Сталин, аккурат полгода формально был вакантным.
Такой уж фигурой был умерший в общественном сознании, — что преемника на его место избирали столь долгий срок. Как отвечал несколько лет спустя глава Союза Писателей СССР Александр Фадеев на вопрос о том, был ли культ личности Сталина? — «Да, культ был… но была ж и личность!».
То ли дело в последующие годы, когда сразу после прочитанного некролога диктор Центрального телевидения сообщал о дате похорон усопшего партийного вождя — и организации комиссии ЦК. Чей председатель в 100% случаев и становился новым генсеком — спустя от силы несколько дней после предания земле своего предшественника.
Но 5 марта 1953 года, когда «великий вождь» последний день боролся со смертью после разбившего его инсульта, на состоявшемся заседании ЦК КПСС сталинские соратники разделили должности относительно полюбовно — и неформально. Так что Хрущеву достались партийные дела. Пусть при этом он формально был всего лишь одним из обычных секретарей Центрального Комитета партии — ну, правда, еще и лидером московских коммунистов тоже.
Как показали последующие события этого, в целом, оказалось достаточно для концентрации в своих руках всей власти в стране.
Хотя, конечно, как показал 1957 год, с выступлением пресловутой «антипартийной группой Кагановича, Маленкова, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова» оппозиция Никите Сергеевичу таки была — и довольно мощная. Если бы тогда, в 57-м, министр обороны Жуков не поддержал лидера страны так, что тот добился права обратиться непосредственно к Пленуму ЦК через голову Президиума (Политбюро), где утратил большинство, — Хрущева могли бы снять уже тогда.
Впрочем, его и сняли с поста, только чуть попозже, в 1964 году — тоже в первый и последний раз в истории Компартии Советского Союза. В остальных случаях ее лидеры лишались своей должности либо по причине смерти — либо, как Горбачев, по причине исчезновения объекта управления. Как это произошло вскоре после «августовского путча» 1991 года, когда КПСС просто запретили.
*
Впрочем, все это — чисто «технические» моменты. Куда более интересно рассмотреть, какой же след в истории оставил Никита Хрущев — и его эпоха? Наверное, самым памятным в этом смысле будет «разоблачение культа личности» Сталина. Реабилитация многих жертв политических репрессий. Общая либерализация общественной жизни, получившая название «хрущевской оттепели».
При этом следует отметить, что оценивать эти моменты исключительно в радужных красках, пожалуй, было бы ошибкой. Начнем с того, что многие из этих самых «жертв», позже спешно реабилитированные, понесли, в общем-то, наказание отнюдь не за сфабрикованные госбезопасностью обвинения.
Тот же маршал Тухачевский — он ведь, сотоварищи, действительно готовил военный заговор с целью захвата власти, естественно, с попутной ликвидацией тогдашнего высшего руководства партии и государства. Другое дело, что сами методы следствия были далеки от даже весьма «куцой» в те времена социалистической законности (с повсеместным применением пыток, например) — но все равно, объявлять эту группу невинно репрессированными?
Нет слов, ни у кого из нормальных людей не вызовет симпатии возможность получить тюремный срок за политический анекдот. Но ведь во времена Сталина, пожалуй, тоже единственный раз в истории СССР, в тюрьме сидели не только мелкие сошки, рассказчики анекдотов и «собиратели колосков», — но и крупные фигуры, министры, секретари ЦК и обкомов, не говоря уже о чиновниках помельче.
А вот после разоблачения культа вся эта братия обрела индульгенцию не только от уголовного преследования, — но даже и от просто потери «тепленького местечка». То есть, конечно, за откровенные просчеты в работе руководителя могли уволить, — но, в силу принадлежности его к номенклатуре, уволенному все равно находили другую руководящую должность со всеми прилагающимися «плюшками». Это, естественно, никак не могло улучшить управленческую дисциплину, — что и стало приводить к прогрессирующему параличу эффективного управления в Советском Союзе.
Да в общем-то, и вся борьба с культом личности велась больше с упором на конкретную личность отца народов, — а не против культа вообще. Поскольку хвалебные панегирики в адрес Хрущева и его преемников были обязательным атрибутом советской идеологии во все времена ее существования. Разве что на анекдоты в адрес вождей сажать перестали, — а так славословия очередному «вождю и учителю» прям-таки сочились и из газет, и из радио-телевидения.
*
Дежурным обвинением в адрес Хрущева является его увлеченность нередко непродуманными и потому неэффективными реформами. Например, заменой отраслевых министерств на совнархозы или тот же директивный перевод миллионов гектаров посевных площадей с привычных зерновых культур на кукурузу.
Но, с другой стороны, те же совнархозы достаточно успешно действовали в СССР еще в 20-х годах. Да и западные концерны тоже нередко практиковали выпуск самой разной продукции — грубо говоря, от телевизоров до турбин и самолетов.
Ну, а кукуруза, если только сажать ее там, где она может давать высокие урожаи, действительно могла бы решить многие проблемы советского сельского хозяйства, — например, постоянный дефицит мяса из-за нехватки кормов для скота. Просто этим злаком надо было именно скот кормить, — а не хлеб из него печь, что послужило одной из основных причин недовольства рядовых граждан лидером-реформатором.
Но все же, акцентировать внимание только на кукурузе будет просто нечестно — ведь именно во времена Хрущева началось массовое освоение целинных земель, преимущественно в Казахстане. И выращивали там вполне себе добротную пшеницу.
Как бы там ни было, — но эстафету у своего предшественника, о котором говорили, что он «получил страну с сохой, — а сдал с ядерной бомбой», Хрущев принял достаточно достойно. Именно в годы его правления советские атомные бомбы перестали быть фактически «оружием ближнего боя» (ввиду возможности доставлять их только бомбардировщиками, легко сбиваемыми вражеской ПВО) — появились мощные межконтинентальные баллистические ракеты. В 1957 году Советский Союзом был запущен первый искусственный спутник Земли, в 1961 в космос вышел первый человек в истории Юрий Гагарин.
И ведь далеко не вся мощь экономики направлялась тогда на военные цели, — как это порой случается. Ныне слово «хрущевка» звучит в лучшем случае иронично-презрительно, — но ведь именно эти, пусть ныне кажущиеся «остоем» квартирки позволили десяткам миллионов наших сограждан обзавестись первым собственным жильем.
Конечно, пресловутые «сталинки», дома сталинской постройки и ныне на вторичном рынке котируются очень высоко, — но сколько их тогда построили, кто в них жил? Та же номенклатура, в лучшем случае — передовики производства. Остальным же труженикам приходилось ютиться в коммуналках, отнятых после революции у богатых буржуев.
*
Но, пожалуй, куда более важным в хрущевскую одиннадцатилетку было наличие какого-то высокого смысла всего происходящего. Нет, от главной цели — построения коммунизма в СССР формально не отказывались до самого момента его распада.
Другое дело, что и жизнь при коммунизме тоже можно понимать по-разному. Можно акцентировать внимание на тезисе «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям», мечтая о том, что «тогда все будет — и бесплатно бери сколько хочешь». А можно — на формировании нового человека.
Тогда, в 50-е — начале 60-х действительно больше думали об этом самом новом человеке, герое и искателе, а не о сотне сортов колбасы. Спорили в прессе не о ней, родимой, — а о том, что важнее, физика или лирика, точные или гуманитарные науки. Мечтали о том, что «на пыльных дорожках далеких планет останутся наши следы». Писали свои фундаментальные «Полдень 22 век» и «Туманность Андромеды» культовые советские фантасты братья Стругацкие и Иван Ефремов.
Да, Хрущев мечтательно заявлял, что наступит время, когда «по телевизору покажут последнего попа» — религию он не любил однозначно. Но и эта нелюбовь по крайней мере была искренней, по своему тоже квазирелигиозной. Герои песен, фильмов 50-х годов — комсомольцы-добровольцы, настоящие подвижники, самоотверженные люди, не думающие о каких-то материальных выгодах и готовые отдать жизнь за то, во что верят. Недаром «Песня о тревожной молодости» еще в 1994 года стала неофициальным гимном российского МЧС.
И правда, прозвучи эти строки хоть тысячу лет назад, — хоть в далеком будущем, неужто они показались бы тогда несовременными?
Не думай, что все пропели,
Что бури все отгремели,
Готовься к великой цели,
А слава тебя найдёт!
И так ли удивительно, что все годы после распада СССР доморощенных либералов-западников буквально корежит от первого куплета этой песни.
Забота у нас простая,
Забота наша такая —
Жила бы страна родная,
И нету других забот!
Какая такая «страна родная»?! Эта «рашка», что ли? В которой и не так улыбаются, как в далекой заокеанщине, и столько же бабла, как там, за человеко-час срубить нельзя?! И об «этой стране» еще заботиться нас призывают, жертвовать чем-то? Да пошло оно все…
*
В том то и дело, что и богоборчество может быть разным. «О, если бы ты был холоден или горяч, — но так как ты тепл, извергну тебя из уст Моих!», озвучивает грозные слова Бога автор «Апокалипсиса» апостол Иоанн Богослов. Искренний и «пассионарный» гонитель христианства Савл может стать апостолом Павлом, но «теплохладным» мещанам-потребителям, у кого по меткой русской народной поговорке «ни Богу свечка — ни черту кочерга», не светит ничего.
Пока есть «великая цель», БЫТЬ искателем, воином, строителем — пусть даже коммунизма — тогда общество живет. А когда его смысл жизни скукоживается до ИМЕТЬ — те самые 60 сортов колбасы, новый айфон и прочие финтифлюшки — начинается вырождение. Которое до поры до времени, конечно, можно подзадержать за счет ограбления остального мира, как это ныне происходит в «золотом миллиарде», — но процесс деградации такого общества потребителей все равно не остановить, как в свое время распад Римской Империи.
В этом смысле эпоха Хрущева, пожалуй, — последний период, когда советское общество, пусть даже лишь в самых пассионарных слоях, сохраняло этот романтический задор. Позже он оставался больше на бумаге отчетов идеологических отделов партии и комсомола. Комсомольские стройки комплектовались больше за счет заинтересованности в высоких заработках, нежели благодаря энтузиазму молодежи, докладчики на партийных съездах рапортовали о «дальнейшем удовлетворении потребностей советских людей», — но все больше забывалось, а для чего это все нужно?
И когда с приходом Горбачева выяснилось, что социальные гарантии в странах Запада вполне сравнимы (а то и превосходят) советские, а уровень жизни (за счет вышеупомянутого грабежа «третьего мира» в рамках неоколониализма) намного выше — народ массово возжелал свободы и демократии. В понимании как раз высоких зарплат и товарного изобилия, — якобы должных появиться «по щучьему велению по моему прошению», как только будет свергнута ненавистная коммунистическая диктатура.
Насладились плодами этой самой свободы, правда, лишь единицы (при массовом обнищании остальных) — ну, так недаром же бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Но первопроходцами (и первыми выгодополучателями) дивного нового мира как раз и стали недостойные наследники тех комсомольцев-добровольцев, которые вместо строительства Московского метро и помощи испанским республиканцам, героизма на фронтах Великой Отечественной, освоения целинных земель спешно бросились устраивать молодежные кооперативы и прочие бизнес-структуры для набивания собственного кармана.
Потребовались десятилетия ельцинского безвременья, чтобы в России опять появилась мода на патриотизм, понимание того, что «быть» значительно важнее, чем «иметь». И та же «Песня о тревожной молодости», плоть от плоти (или дух от духа?) хрущевской эпохи (а может, и русской духовности в целом?), все чаще звучит не только в подразделениях МЧС, — но и на парадах Победы. Потому что политики приходят и уходят, — а лучшее из того, что было при них (а часто — и благодаря им) остается в духовном наследии России…