Должнички

Краткий авторский обзор произошедшего со страной и людьми в ней. С точки зрения простого обывателя, вместе с ошарашенными массами советских трудящихся перешагнувшего из одной грабительской системы в другую. 

У всех нас, конечно, всякое случалось в жизни. Влезали в долги. Выбирались из долгов. Занимали-перезанимали. 
В достославном СССР и вовсе не было месяца, чтобы не поклянчить до аванса. Причём занимали у таких же бедолаг, как и сами. Сегодня — мы в долгах. Завтра — соседи берут у нас трояк, пятерик до получки.
На 5 р., кстати, стандартная советская семья (4 человека) вполне могла протянуть неделю. Да и две — при крайней экономии.
Красноликий червонец — сродни невиданной тысяче по впечатлению. Четвертак — миллиону: радость неописуемая.
Полтинник ли, сотня — вообще из разряда небожителей. Такие деньги водились редко. И при выдаче зарплаты, скажем, в 150 инженерских рэ., — состоящей из трёх зелёненьких полтинничков: — последние сразу разменивались «на жизнь».
Что-то тут же улетало на раздачу слонов. Долевич — в копилку на телевизор, холодильник. Остатки — сладки: кино, театр, парк аттракционов, поездка на теплоходе (между прочим, очень популярный совковый «круизный» отдых). Да мало ли чего. 
Учитывая, что собственно трояка главе семейства хватало на дружескую попойку в ресторане. В воскресение наутро — достаточно рубля: пиво в трёхлитровой банке, рыбка-полушка (потому что отливала серебром), посидеть-покалякать с мужиками: счастье, да и только. Вечером — волейбол во дворе. Э-эх…
Больших займов не было — да никто бы и не дал, скажем, триста, пятьсот рваных — по причине их отсутствия. Такой крупняк копился (на сберкнижке), как водится, для отпуска, на стиральную машину или венгерский гарнитур. 
Хотя вездесущих мошенников прилично роилось и тогда. Притом что брали они бабки, обманывали обывателя чрезвычайно тривиально. Цирковых методик — несколько.
Втереться в доверие, например. 

Так, мой отец притащил однажды домой книжного друганца (с букинистических развалов), почитателя литературы. Неделю тот гостевал, вежлив, приятен в общении. Высматривал-вынюхивал.
Ему давали деньги сбегать по мелочи в продуктовый — хлеб-молоко-сметана. Выйти погулять с коляской младшенькой. 
Вскоре он обчистил родаков, — конфисковав небогатую наличность из портмоне отца и матери. Около 20 рублей. Больше тырить было нечего (не потащишь же чёрно-белый ТВ «Чайку» или старый утюг). Семья осталась без денег. 
Тут-то и приходят на выручку соседи: перехватиться до аванса. Извлекаются из потайных недр сберкнижки на «чёрный день». Да и на заводах, детсадах, больницах всегда действует касса взаимопомощи — придумка-выручалка социализма. 
Повальной закредитованности, подобно нынешней, разумеется, не было.
Да, кредиты брали. Но — строго по бухгалтерскому расчету с оклада. Т.е. взять больше, чем ты сможешь впоследствии отдать — никак бы не вышло. Взять, нигде не трудясь (как сейчас), — бесполезно. Ну, а воспользоваться чужим документом, тем паче подделать его — тюрьма, и надолго. [Хотя умельцы присутствовали всякие: и фальшивомонетчики, и художники по паспортам и справкам; базарные кидалы, куда ж без них...]
Внезапный капитализм 90-х сразу же вверг нас в беспричинный хаос хапужничества, воровства, тотального неверия никому и ничему, тотальный обмен всего и вся: наступила эпоха Бартера с большой буквы. С большой — оттого как даже душу свою мы выменяли тогда на ненасытную жажду прикарманивания и приобретательства. Да и попросту, чессговоря, на элементарное человеческое желание выжить, прокормить семью.
И если в Союзе нам не хватало ни денег, ни свободы, то в порубежной новой стране, получившей (с виду) глобальную свободу, мы очутились в бескрайней духовной пустыне: сумрачном лесу. В один миг девальвировав цену книг, знаний, образования-науки, деревянных рублей, в конце концов. 

Прикиньте сами. Считанные единицы обменяли ваучеры по их прямому назначению: т.е. на покупку объектов производства, предприятий, приснопамятных «Волг» etc. Основная же масса — увы, потратила их на… ну, да вы без меня помните, на что.
Государство в буквальном смысле слова разбилось на банды, группировки, бригады. В городах появились «смотрящие», как в тюрьме — положенцы, руководящие порядком (воровским укладом). Граница меж волей и неволей размылась, потеряла значение. Тот, кто наиболее рьяно зверствовал на свободе, в лагере пользовался особым уважением. Авторитетом.
Деньги стали нужны всем. Денег стало нужно много. Взять их было негде. И — спасение нашлось быстро… Рынок, однако. 
Хлынуло цунами закредитованности. Капусту брали у бандюков, частных доморощенных банков, валютчиков-ростовщиков. У всех, кто более-менее шевелил постперестроечными ягодицами — сиречь его товарооборот с сопутствующей денежной массой позволяли и в сундук отложить кровно заработанных. И в рост пустить: типа на бизнес.
Моментально возникли первые миллиардеры, — кто вовремя присел на импортных коньков-горбунков. Работы по затариванию отчизны — поле непаханое, лишь бы хватало бабок. На забугорные договорки с партнёрами. Затем провоз оттуда — сюда (часто смертельно опасный). Далее — складирование и продажа ненасытным лохам.
Видео-аудио, забугорный автохлам, галантерея-ювелирка, — да всё! — чего в помине не было и не могло быть при коммунизме.
Торговцы-коммерсы быстро богатели. Также мгновенно разорялись. Не в силах выплатить проценты по бандитскому кредиту. (Тем более что расчёт вёлся в приоритете долларовый.)
Кто мог добазариться — столковывались с братвой «по-хорошему». Расставаясь в дальнейшем со всем имуществом. Кто не сумел порешать — кончали заведомо плохо. 

Россия тонула в безвинной крови новоявленных предпринимателей: бывших учителей-врачей-инженеров. Россия погрузилась во мрак китайского шмотья, барахла, аппаратуры — дешёвых, ненадёжных, ломких. Россия превратилась в полигон ненасытных страстей, тарантиновских вестернов: битвы, рестораны, кровь, вино. Всё напоминало гражданскую войну 1918—20-х. 
В 1998 непотребство умерло.
Тот, кто был должен — встал от отчаяния на колени. Тот, кто давал заём, — понял, дескать, безвыходно попал. (Ведь бесполезно выбивать с заведомо нищего разорившегося должничка.) 
Это кредитно-долговое эхо войны длилось все нулевые: кто мог, рассчитывался за 90-е; кто не мог — разорялся, спивался или — погибал.
Эра «диких» долгов иссякла: какой смысл давать средства неплатёжеспособным?
Ростовщики встали на официальные рельсы. Банкиры расправили крылья. И — началась вторая волна «помощи малому бизнесу», — как тогда модно было указывать в навязчивой рекламе. 
Народ, еле-еле отдышавшись от беспредельного капитализма Ельцина, нырнул в «упорядоченный» современный мегакапитализм. (Хрен редьки не слаще.) Опять загружаясь (необеспеченными) кредитами, долгами и обязательствами. Только уже с распиской не перед братками. А пред вымогателями с лицензиями аффилированных (гос) коллекторов. 
И вновь полетели головы, загорелись «безнадёжные» дома. Люди, сойдя с ума, — резво выпрыгивали из окон. Стрелялись. Вешались.
Ничего не изменилось. Разве что откровенные преступники, — прикрытые мантией юридического права: — не засовывали в задницу паяльник. А — без доисторических криминальных приспособов — чёрно-белые отлакированные менеджеры натравливали на бедных должничков беспощадных псов закона: отглаженных-отутюженных судебных приставов. Которым ваще всё пофиг — зарплата-то идёт. 
Задача у ССП нехитра — забрать, выбить, вышибить у человека всё, что имеет какую-либо материальную ценность: пылесос, газовую плиту, SD-DVD-проигрыватель, ноутбук. 

Суды стали ручными. Закон — гребёт в сторону, в которую приказали. Силовики бьют и уволакивают «мордой в асфальт». Выборы обернулись фарсом… 
От пуза сытое обещаниями и $триллионными нацпрограммами народонаселение, — с гербовым кредитно-ипотечным (пожизненным) квитком на следующие 20-30 лет — радостно гуляет по субботам в любимом парке.
Где, придя в понедельник с универа-школы-поликлиники, не исключено, что увидишь начало строительства храма ли, мечети, свечки-высотки по плану реновации. В районе отрубят воду, перероют дороги для канализации. Выкорчуют свежеустановленные бордюры, запрут по кругу въезды-выезды.
Оставив на виду только гигантскую цветастую рекламу. С улыбающейся на ней симпотной чувихой. Или добрым знаменитым пожилым актёром. Приглашающими вас в огромный прекрасный Банк — за очередной порцией безразмерного счастья.