Голос Левитана

Кажется, вчера это было. Я сижу на высокой табуретке посреди, как мне тогда казалось, огромной кухни и, пытаясь подражать голосу Левитана, своим детским ещё неокрепшим голоском пересказываю по памяти последнюю сводку Совинформбюро. 
Удивительное дело, чем дальше отодвигается время, тем явственнее вспоминаются эпизоды, происходившие многие десятилетия назад. Так вот, шестилетний мальчишка, сижу я на этом высоком табурете (меня специально туда посадили, чтобы всем я был виден) и почти декламирую сводку Совинформбюро. А вокруг меня снуют женщины, оказавшиеся в этот час дома. По кухне разносится аромат жареной картошки, шипят на печках сковороды, которые заглушают и без того мой писклявый голосок.
А я продолжаю:    
– Наши войска освободили…
– Что, что освободили, – кричит тетя Тася. 
Имя я ещё помню. И даже, как она выглядела. По нынешним временам ещё не старая, ей где-то было за сорок, но тогда мне казалась совсем старухой. А сын её сражался под Ленинградом… Наши тогда ещё, хоть и вели жаркие бои, но продолжали отступать.
– Ну, ты можешь не шепелявить, – слышу я вдруг из того времени голос недовольной тётки Таси, – а чётко произнести, какой город освободили.
– Чё на мальчишку взъелась, – кричит на неё другая соседка. Не помню уже её имени. – Уши прочисть, у меня тоже сын воюет в тех же местах. Ну-ка, Вовка, вспомни название. И погромче его назови. Может, там мой Степан, – всхлипывая, произносит она плачущим голосом.
Я обиженно повторяю название посёлка. Кто-то из женщин, собравшихся в этот час на кухне, жалобно вздыхает:
– И , и мой сынок там, бедолага, сражается. Фамилий-то не называют?
– А ты хотела бы, чтобы тебе имя назвали и из какой он области, – это опять назидательно изрекает тётя Тася. – Мерзнут в окопах наши мальчишки. Голодные.
В это время на стене зашипела тарелка, репродуктор такой висячий, и оттуда раздался зычный голос Левитана. Все обитатели кухни притихли. А я сполз с табурета и поплёлся в свою комнату.

Когда началась война, мне уже исполнилось 6 лет. Как ни странно, но какие-то эпизоды из того времени я до сих пор отчётливо помню. А события из более позднего времени куда-то испарились. Но меня страшно злит, когда иные горе-историки, наслушавшись западных голосов, начинают придумывать всякие небылицы про то грозное время… Конечно, оно было тяжёлым, но там, в далёком Забайкалье, где жила тогда наша семья, мы как-то не чувствовали голода, который якобы охватил всю Россию. Или потому, что сердобольные соседки по нашему коммунальному жилью вечно чем-то меня подкармливали, как и других ребятишек, живших в нашем, как говаривала та же тётя Тася, большом колхозе. А кухня была эдаким нашим майданом. Но удивительное дело, все эти тётки, наши матери и бабушки яростно спорили о том, когда же победа повернётся в нашу сторону, да оплакивали живых и уже погибших сыновей и мужей. Спорили до хрипоты, но никогда не ссорились…

И ещё о Левитане, в том моём мальчишьем представлении о нём. Мне тогда казалось, что он был таким здоровенным дядькой, как мой дед, который командовал дивизией и присылал нам с фронта иногда короткие письма, сложенные таким треугольником. Он писал в них почему-то не о войне, а о том, что поля колхозные фашисты изуродовали. О каких-то птахах, которые беспечно летали от наших позиций до фашистских. Он обязательно вспоминал и обо мне, интересовался, научился ли я по-настоящему читать.
Лишь много лет спустя, когда деда давно уже не было в живых, понял: он хотел успокоить всех нас, отвлечь от печальных мыслей, убедить, чтоб мы ничего не боялись, враг всё равно будет изгнан с русской земли.
Так вот о Левитане. Однажды мой дядька, военный хирург, это уже после войны, кажется в сорок седьмом или восьмом году, повёл нас, меня и моего двоюродного братишку, на Красную площадь. В ту пору я жил уже в Сталинграде. А дядька служил под Москвой, а как раз на майские праздники меня отправили к нему в гости.
– Смотри, Вовка, – вдруг показал он на группу людей, стоявших у мавзолея. – Видишь, вон человек стоит, как и я, среднего роста, нет пожалуй, он чуть пониже меня. Это и есть тот самый твой Левитан. 
Он действительно был невысокого роста, но голосище. А главное – интонация. Не случайно Гитлер отдал распоряжение, как только войдут его войска в Москву, Левитана поймать и повесить как злейшего врага рейха.
А день Победы наша семья праздновала в Кировабаде, в Закавказье. И зычный голос великого диктора разносился по всем улочкам и переулкам из тех самых тарелок, которые были развешаны по всему городу.