Самосуд

Шумный переполненный вагон трамвая. Лёгкая перебранка пассажиров. Призыв кондуктора оплачивать проезд.
– Думаете, если висите на подножке, то можете это делать бесплатно? – кричит она двум парням, подцепившимся к трамвайным поручням. – Давайте, заходите в вагон и оплачивайте проезд. А то, чего доброго, ещё сорвётесь, а мне отвечать, – уже более миролюбиво говорит она.
В середине салона давка. Дородная женщина и мужчина пытаются пробиться к выходу.
– Нагуляла жирок, а теперь и людям от тебя тесно, – кто-то шутит.
В вагоне духота, не протолкнуться, но пассажиры, давно привыкшие к подобному, друг к другу снисходительны, беззлобны, и, если иногда кто-то громко вскрикивает или ахает, это значит, кому-то в этот момент ногу отдавили.
Дело происходит в городе моего детства и юности Сталинграде летом пятьдесят третьего года в час «пик». Привычная картина. Трамваи идут по городу переполненные. Иногда что-то в них ломается, и тогда люди покидают вагоны и идут пешком. Спокойно, без претензий к трамвайщикам. Это характер сталинградцев, привыкших и не к таким трудностям. Ведь за плечами у многих тяжёлые годы войны и разрушенный до основания их любимый город.
Мне же запомнился тот день потому, что я стал свидетелем печальной, трагической истории. Это сейчас мы стали нетерпимы друг к другу. И всюду, в том числе в общественном транспорте, ведём себя гораздо агрессивнее того поколения, которое вынесло на своих плечах войну, но не очерствело, не бросало соседа или случайного попутчика в беде.

В пятьдесят третьем году сразу после смерти Сталина по амнистии стали выпускать уголовников. В Сталинграде появились многочисленные банды, которые в вечернее время грабили жилища, пассажиров и прохожих, иногда убивали. Особенно много появилось карманников. Их, по-моему, тогда не особенно и ловили. Милиция в основном охотилась за матёрыми преступниками. И карманные воришки от этой безнаказанности с каждым днём становились всё наглее и наглее. В вагон они набивались не по одному человеку. Одни толкались, якобы, пробираясь к выходу, другие устраивали давку, а третьи в это время шарили по карманам, вскрывали дамские сумочки. 
И ехала в том вагоне в тот день красивая девчонка. Особенно мне запомнились её глаза. Под тонкими бровями они сияли такой голубизной, что этого нельзя было не заметить. Тем более она стояла около водительской кабины, была высокого роста, поэтому каждый мог её разглядеть.
И вот эти глаза, распахнутые, лучившиеся какой-то особой добротой и стали причиной жуткой трагедии.
– Тётенька! – кричит она какой-то женщине, – держите крепче сумку! Вас сейчас обворуют!
Тут все засуетились, мужчины стали ощупывать свои карманы, а женщины крепче прижимать к себе свои сумочки и озираться вокруг. Хотя в переполненном вагоне трудно было разобраться, где твои руки-ноги, а где чужие.
 – А ты глазастая больно? – угрожающе зашипел стоящий рядом с девчонкой здоровенный парень, и резким движением взмахнул рукой перед глазами бдительной пассажирки. Она истошно закричала, и лицо её залилось кровью…
 – Ах, гадёныш! – вскрикнул кто-то из рядом стоящих пассажиров, подхватив, теряющую сознание, девушку. – Он же её по глазам бритвой полоснул!..
Трамвай резко дёрнулся и остановился, а люди на какие-то секунды буквально остолбенели. Парень, воспользовавшись замешательством толпы, попытался выбраться из вагона.
– А-а-а! – раздался единый дикий стон обезумевших пассажиров. Какая-то женщина ухватила парня за рукав. Мужики схватили бандита и вытащили из вагона, повалили наземь. Девчонка, периодически теряя сознание, продолжала кричать от боли…
Я и сегодня, сквозь десятилетия как бы физически ощущаю эту её боль, и в моих ушах звенит её крик. Сегодня, к сожалению, мы стали привыкать к льющейся крови, расчленённым трупам, выброшенным на помойку младенцам. Но сталинградцы того времени были людьми совсем иного склада. Пережившие весь ужас фашистского вторжения, жестокие бомбёжки и многие другие ужасы войны, не очерствели, не стали безразличными к чужой беде. Поэтому и не смогли сдержать в тот момент своих эмоций. Для них этот бандит был таким же врагом, как фашист. И когда прибыли к месту трагедии милиционеры, на земле лежал растерзанный труп.
На все вопросы стражей порядка толпа угрюмо молчала.
Не знаю, какова судьба той бедной девушки – её увезла «скорая». Были ли ещё тогда в Сталинграде подобные самосуды? Затрудняюсь сказать, но… буквально за месяц после этого случая город словно очистился от скверны. Меньше стало ночных разбоев, да и карманников поубавилось.
Второй злодей-подельник растерзанного бандита тогда сбежал, но не думаю, что судьба была к нему благосклонна. В жизни так не бывает, за всё приходится расплачиваться…