29 марта 2020 207

Окончание. Начало в № 124 и в № 123.

Еврейские мотивы

Есть вещи, о которых говорить не принято. Но в разговоре об Исааке Осиповиче Дунаевском этого не избежать. Это отношение к малым народам и народностям в большом государстве, где основное население имеет другую национальность.
Так было и в Советском Союзе, так остается и сегодня. В СССР, по крайней мере на бытовом уровне, не русских не очень любили. При этом не думалось о том, что и сам Великий Кормчий (Сталин), и самый человечный человек (Ленин), и Карл Маркс – все те, на кого разве что не молились, были не слишком-то русские.
Отношение к евреям было особо показательным, поскольку периодически начиналась борьба то с космополитами, то с врачами – «диверсантами», то просто с сионистами.
Сами евреи тоже не любили говорить о своей ассимиляции в русскую народность, и особенно в русскую культуру.

Если немного отвлечься от прошлого и перейти к настоящему, то очень интересное интервью по этому поводу еще четверть века назад актер Сергей Юрский, у которого папа был русский, мама – еврейка, дал еврейскому журналисту, где прозвучало то, что связывает всех евреев творческих профессий, живущих в России. 
А поскольку артист сравнительно не так давно умер, старый разговор получил в Интернете новое звучание. Вот небольшой отрывок из него.

Юрский.
– Безусловно. Чувство еврейства, своей половинчатости я испытывал на протяжении всей жизни и только сейчас осмеливаюсь об этом говорить. Я никогда не болтал на эти темы, я от них страдал, ощущая все это лично в связи с моей внешностью. Кстати, похож я совсем не на маму, а именно на отца.
Журналист. 
– Вы для многих олицетворяете тип русско-еврейского интеллигента. Как в вас сочетаются эти два начала?
Юрский.
– Во мне, несомненно, больше русского. Но я слишком долго, как уже сказал, лично страдал от проявлений антисемитизма, чтобы отрекаться от всего, что с этим связано. Насколько слово «интеллигент» в России связано со словом «еврей»? А оно связано. Независимо от национальности. Связано опять-таки каким-то мистическим образом. Почти все диссиденты в глазах властей были либо евреями, либо еврееватыми. Когда во многих русских великих людях обнаруживались какие-то еврейские корни, один из корней, одна часть одного корня – это всегда носило сенсационный характер, тогда как обнаружение любых других корней – татарских, арабских, африканских, кавказских – не производило такого впечатления. Это почему-то имеет катастрофически принципиальное значение. И здесь опять всплывает чудовище антисемитизма – причем не в виде стороннего монстра, а распыленным в душах всех, населяющих эту гигантскую территорию, а может, планету.

Если подвести некоторое «резюме» становится очевидно, что «терзания» творческих евреев, живущих в России, во многом одинаковы. Они – русские, менталитет – русский, язык – русский, а корни еврейские, плюс антисемитизм, если не на государственном, то на бытовом уровне.
И поскольку Дунаевский, в отличие от Юрского, был евреем чистокровным, в его музыке вольно или невольно нередко звучали чисто еврейские мотивы.

Слово музыканту – профессионалу Науму Григорьевичу Шаферу.
[…
Всем известно, что Исаак Осипович совершил переворот в русской бытовой музыке, но почти никогда не исполняется еврейская музыка Дунаевского. Между тем, у него есть подлинные шедевры. Такова мелодекламация для чтеца и струнного квартета «Песнь Песней», созданная в 1920 году на библейский текст в переводе Абрама Марковича Эфроса. После первого успешного исполнения рукопись шестьдесят лет не была востребована. Только в год столетия Дунаевского, 18 марта 2000 года, в Москве, в Российском фонде культуры, «Песнь Песней» прозвучала в исполнении инструментального квартета.
В библейском тексте взаимная страсть Соломона и Суламифи – апогей чувственной любви, которая «сильна, как смерть». У Дунаевского, наоборот, лейтмотивом проходит трагедия безответного чувства – любви к Вере Леонидовне Юреневой, актрисе, бывшей значительно старше юного композитора. Эта благородная музыка становится истинно еврейской благодаря тому, что восточные «голоса» приобретают характер высокого драматизма, сближая «Песнь Песней» с потрясающими синагогальными молитвами, похожими на неутешный плач в расцвете сил.
В 20-е годы Дунаевский пишет музыку к драме Карла Гуцкова «Уриэль Акоста». В конце 20-х годов композитор вступает в сотрудничество с передвижным театром еврейской Музыкальной драмы, который обосновался в то время в Москве. Дунаевский впервые пробует писать музыку непосредственно на еврейские тексты (до этого он имел дело только с переводами). Очень жаль, но именно эти музыкальные сочинения до сих пор не обнаружены, в том числе большая оперетта «Гановим-трест» («Трест воров»). Дунаевский настолько был окрылен работой с еврейским театром, что свои последующие музыкальные произведения выполнял под впечатлением счастливых переживаний. Так, для спектакля «Таракановщина» в Московском театре сатиры, композитор создает своеобразный номер «Выход феи с трактором» – пародию на популярный матросский танец «Яблочко», оформленный в виде еврейского «Фрейлехса». Это был фейерверк музыкального остроумия! Хотелось бы добавить, что по инициативе Любови Шашковой, страстной пропагандистки музыки Дунаевского, этот музыкальный номер прозвучал на праздничном концерте в честь 90-летия со дня рождения композитора.
16 января 1931 года в ленинградском мюзик-холле состоялась премьера утесовского представления «Джаз на повороте», где впервые прозвучала «Еврейская рапсодия» Дунаевского. Скрипки, трубы, тромбоны, саксофоны, банджо, варьируя местечковые мелодии, стремились убедить слушателей в духовном раскрепощении еврейского народа. И слушатели верили, что они раскрепощены, но при этом хорошо ощущали подспудную печаль композитора. После распада СССР появилась возможность выпустить полную, отреставрированную запись «Еврейской рапсодии». Что и сделал Глеб Скороходов в I993 году, когда собирал звуковой материал для двухпластиночного альбома «Неизвестный Утесов». Но в 1932 году это произведение было записано на двух языках: русском и идиш. Еврейский вариант, на чистейшем идиш, до сих пор скрыт от почитателей Леонида Утесова, мастерски исполняющего "Рапсодию".
Принято считать, что музыкальный путь Дунаевского в кино берет начало с «Веселых ребят». На самом деле, он начинается с его еврейских мелодий для кинофильма «Первый взвод», который был снят в 1933 году режиссером Владимиром Корш-Саблиным.
В 1936 году для фильма Григория Александрова «Цирк» Дунаевский сочинил две колыбельные. Помните, советские интернационалисты передают из рук в руки чернокожего малыша и поют колыбельную, каждый на своем языке: русском, украинском, татарском, английском, грузинском... На идиш пел Соломон Михайлович Михоэлс: «Ундерт вегн до ин ланд, але фар дир офн…». У этих кадров – глубоко драматическая судьба. В 1948 году Михоэлса убили, а в 1953-м великого артиста посмертно объявили «еврейским буржуазным националистом». Поспешно его часть «Колыбельной» изъяли из всех копий фильма и уничтожили негатив. Дунаевский буквально хватал себя за голову. Он так и умер с мыслью, что произошло необратимое… Во второй половине 50-х годов в Чехословакии кинорежиссер Григорий Александров обнаружил в пражском киноархиве полную копию «Цирка». И сегодня Соломон Михайлович снова поет с экрана, что все «пути открыты».
Пути действительно открыты, и нередко евреи покидают родину Михоэлса и Дунаевского… А ведь было время, когда они съезжались со всех концов света в надежде найти здесь свое «еврейское счастье». Старая история... Об этом самая значительная работа Дунаевского в области еврейской музыки – кинофильм «Искатели счастья»
…]

Понять гения

Можно ли понять гения? Вопрос чисто риторический. Чтобы понять кого-то, надо очутиться в его «шкуре». Очутиться в шкуре гения? Вряд ли (извините)! Поэтому особой загадкой становится личная жизнь человека гениального, поскольку возникает вопрос: «Откуда он черпает творческую энергию?»
Исаак Осипович черпал «энергию творчества» из любовных отношений, о чем сам говорил и не скрывал этого. О его любовных похождениях до сих пор ходят легенды. 
«Плохо это или хорошо?» – вопрос тоже риторический. В кинематографе обычные любовные (половые) отношения называют красиво «богемной жизнью», и их надо воспринимать как «данность».
Достоверно о всех женщинах Исаака Осиповича не очень известно. Здесь больше разговоров, «переписываний» текстов друг у друга, нежели реальных документов, воспоминаний очевидцев или современников. Много времени утекло с той поры. Поэтому существуют просто некоторые факты.
Итак ...

В 19 лет будущий композитор пережил сердечную драму. Он влюбился в замужнюю 40-летнюю женщину – актрису Веру Юреневу, которая после непродолжительного романа через некоторое время бросила «юнца».
«Встрече с ней я обязан одним из лучших моих произведений – музыкой к "Песни песней". Она лежит у меня далеко спрятанной как нежное и хрупкое воспоминание далекой и печальной моей любви», – вспоминал впоследствии Исаак Осипович.

  

Актриса Вера Юренева.

Стремясь забыть первое чувство, Дунаевский женится на студентке университета Марии Швецовой. И этих отношений хватило ненадолго. Через год они развелись.
Во второй раз Исаак Осипович вступает в брак с балериной Зинаидой Судейкиной. На этот раз все, по крайней мере внешне, более стабильно, хотя женитьба не мешает композитору параллельно иметь любовниц и даже гражданских жен, о чем законная супруга знает и терпит это. 
Более того. Находятся «заботливые люди», которые спешат донести жене об изменах мужа. Так, например, когда в 1929 году Дунаевский увлекся женой актера Павла Поля – актрисой Лидией Петкер. Судейкиной тут же рассказали о неверности супруга, однако, Дунаевский покаялся и написал в письме, что «сотня женщин не заменит один твой золотой волос».

  

Зинаида Судейкина

С 1943 года на протяжении пяти лет у Дунаевского была еще гражданская жена – танцовщица Наталья Гаярина. А затем – роман со звездой кинематографа Лидией Смирновой, с которой они познакомились на фильме «Моя любовь».

 Лидия Смирнова

Отношения продолжаются год, он даже предлагает ей выйти за него замуж, однако, получив отказ, возвращается к законной жене.
В браке с Судейкиной родился старший сын Евгений, ставший художником. От другой жены (гражданской) – 19-летней балерины Зои Пашковой (не запутались?) в 1945 году на свет появляется младший сын Исаака Осиповича – Максим Дунаевский, тоже композитор, который сначала оказался незаконнорожденным, и только впоследствии получивший статус законного сына.

Зоя Пашкова и маленький Максим Дунаевский 

Впрочем, странности гения не кончались на любовных романах и амурных похождениях. Осталась еще одна загадка жизни Исаака Осиповича. До сих пор неясно для биографов и исследователей, для чего Дунаевский писал столько писем?

Письма Дунаевского

Исаак Осипович переписывался одновременно с четырнадцатью женщинами. Представляете, сколько на это у него уходило времени в те годы, когда не было ни Интернета, ни электронной почты, ни компьютера, ни смартфона?
Некоторые из этих писем дожили до наших дней. И, пожалуй, там – истинный Дунаевский. 
Небольшой отрывок в подтверждение сказанного.

Дунаевский. Из писем Раисе Рыськиной.
Москва, 31 июля 1949 г.
[…
<...> Несмотря на то, что я обладаю не очень простой натурой, видимо, она все же достаточно ясна и прямолинейна, чтобы не мириться с любым проявлением искусственности в простых человеческих отношениях. <...>
<...> Я лично скажу Вам, что дружба – это бесценный дар. Переписка на почве дружеского влечения – чудесная, обогащающая наши души вещь. Сколько хорошего она может дать, если вкладывать в нее жажду взаимного познавания, а через него и жажду окружающей жизни! Необъятен внутренний мир человека, и нет для него преград! Сделать эту дружбу значительной частью этого мира, сохранить ее так внутри себя, чтобы ничто не могло быть в ней лишним или мешающим – вот задача! Что может мешать дружбе? Что может казаться лишним в светлом, даже призрачном внутреннем мире человека? Только натуралистическое, вещественное вторжение жизни в мир чувств, мыслей и ощущений. Любовь? Но без любви не может быть дружбы! Надо любить в человеке и самого его и все, что есть у него. Скажу больше: ничто так, как дружба, не способно идеализировать все, что идет от друга. Любовь может быть и к человеку, которого даже не уважаешь. А дружбы в этом случае не может быть. Если хотите, то дружба творит гораздо больше легенд, чем любовь, которая может быть черной, тяжелой, мучительной, непрощающей. Надо очистить в себе широкое и большое место для дружбы, чтобы это принадлежало только Вам и никому больше. Чтобы этого заветного места в Вашей душе не могло коснуться ничто другое Ваше – любовь в другом смысле, физическое влечение к мужчине, обладание, страсть и прочее.
Лечь в постель с другим мужчиной – не есть измена другу. Измена другу будет тогда, когда Вы почувствуете, что отдаете кому-то другому не только свою реально выраженную любовь, не только свое тело и огонь дыхания, а и тот внутренний ларец, который открывался Вами в часы полного раскрытия души и мысли для высокой и свободной от всего земного беседы.
Мне вспоминается когда-то читанная стихотворная сказочка, кажется, Лидии Лесной (была такая поэтесса). Вот примерное содержание:
Японец японку любил очень сильно, Он нежно ее целовал. Когда ее не было, он плакал обильно И горько тосковал. Он поверял ей свои нежные тайны, Он с ней по-японски говорил. Но однажды Он с негритянкой ей изменил. «Как? – все вскричали. – Японец японке изменил?» Да, но... ведь он же Негритянке не поверял нежных тайн своих, Он нежно ее не целовал! Ведь он же по-японски с ней не говорил! Значит? Значит, он не изменил!
Нравится Вам эта сказочка?
Нас часто занимает вопрос: может ли быть подлинная дружба между мужчиной и женщиной? Если исключить из дружбы всякое влияние тела – может. Но исключить сердце – значит погубить дружбу. Так я отвечаю на этот старый вопрос, который, в сущности, меня лично никогда не интересовал.
Я ищу в Вас человека, к которому свободно и просто будет нестись моя мысль, мое настроение, мои впечатления, те, которыми я захочу с Вами поделиться. И чем теснее будет наша дружба, тем больше будут расширяться рамки и круг впечатлений, мыслей и чувств, которые я захочу Вам понести. Чем крепче мы будем прижимать к душе эти мысли и чувства другого, тем значительнее и богаче будет наше взаимное влияние.
Если Вы у меня спросите, почему и для чего Вы мне нужны в таком качестве, то я Вам отвечу, что нет в мире такого самого богатого внутренне человека, который захотел бы это богатство держать для себя, и только для себя. Я себя не считаю таким богатым человеком, и чувство душевного общения мне необходимо. Но я еще и другое скажу Вам, моя Рая: в далекие годы мне светила Ваша юная душа, Ваше большое и светлое доверие. Я всегда это помнил и буду помнить. Вы трогали большие и глубокие мои струны – я и этого не могу забыть. Я сохранил все Ваши письма, большая пачка которых есть большая страница человеческой жизни, и мимо этого я тоже не могу пройти, не оглянувшись и на свою жизнь. Я потому и вызвал Вас из молчания, верну Вас к себе, что, хотите или не хотите, Вы являетесь спутником моей жизни, ясным, юным и хорошим. А разве хорошее хотят терять? Человеческая жизнь, простая и сложная, яркая и незаметная, всякая жизнь идет, движется в сопровождении чьих-то других жизней, сплетается с ними в разных степенях крепости, зависит от этих жизней в той или иной степени, и нет такой человеческой жизни, которая двигалась бы самостоятельно-одиноко. Я прошел большой и яркий путь. Меня сопровождали другие люди. И среди них я обрел много замечательных друзей, юных, бодрых, волевых. И эти друзья, может быть, и сами не знали, как они помогали мне жить, творить, становиться лучше, совершенствоваться. Так разве мне захочется забыть это или потерять?
Вот, Раинька, я пространно пишу Вам не на заданную Вами тему о первой главе моей повести. Но та глава, о которой я пишу – самая главная, самая важная. Она утверждает во мне то, чем я живу, дышу, чем я наполняю свою душу и творчество. Поэтому не взыщите, если в этом письме не будет скучных рассказов о вещественных явлениях, не всегда и интересных. К тому же моя сегодняшняя повесть является необходимой прелюдией ко многому тому, что еще будет Вам рассказано, несмотря на некоторый Ваш скептицизм в отношении моих привычек не отвечать на заданные вопросы.
Я пишу Вам на домашний адрес. Но неужели Вы это прочитаете только по возвращении из отпуска? И неужели до этого возвращения я не увижу Вашего нежного конвертика?
Целую. Вас крепко, мой дорогой друг, и желаю Вам хорошо отдохнуть.
Ваш И.Д.
12 августа 1949 г.
…]

Исаак Осипович, придавал своей личной переписке не меньшее значение, чем плотским любовным отношениям. Может, его душе не хватало другого общения, не только «физического»? Кто знает …
Очень похоже, что Исаак Осипович не только не был сам способен к семейным отношениям, но и не получил от них большого душевного счастья. Его младший сын – известный композитор Максим Дунаевский – больше рассказывает о своих женах и расставаниях с ними (их уже было семь!), чем об отце. И в творческом отношении младший сын всегда сочинял «иную» музыку, словно хотел что-то доказать знаменитому папе.
Со старшим сыном произошла трагедия, о чем в семье говорить было не принято. И стоит ли сегодня ворошить «прошлое»?

Средняя оценка: 2.81091
Проголосовало: 275