«Взгляните, ливень!..»

Светский вечер 

Я помню, в чужой гостиной 
Среди голубых диванов 
Вы были с изящной книжкой
В холёной скупой руке.

И слушали вы картинно
Молящее фортепьяно,
Несносный и злой мальчишка,
Прижавшись к моей щеке.

Я помню тот вечер длинный
И серое покрывало,
И кресло с узорной ручкой,
Где мирно сидели вы.

И я у вас – на коленях —
В костюме пурпурно-алом.
Был вечер безмерно скучен 
Под самый конец зимы.

Играли экспромт Шопена,
Что вызвало в вас улыбку.
Шептали вы мне лукаво,
Кокетливый сделав взгляд. 

И Шуман пришёл на смену,
Потом заиграла скрипка.
И кто-то воскликнул: “Браво!”
Несколько раз подряд.

Вы были прелестно-милый, 
Когда ваш изящный пальчик, 
Минующий все преграды, 
Прошёл по моим губам. 

Я нежно у вас просила,
Нарядный и хрупкий мальчик,
Просила у вас пощады. 
Прощенья моим словам.

Тадзио 

Говорит, что скоро всё закончится.
Его локон свет ласкает солнечный.

Чувства стали все простыми фразами.
Я гляжу, и грустно мне, и радостно.

Он идёт по пляжу, волны катятся.
Я лицо его ласкаю пальцами.

Я кричу, зову его по имени. 
И лежит, как книга, море синее.

Княжны 

Глядят со старых фотографий
Печально русские княжны.
Они – над сотней биографий —
Одни во мне отражены.
Сидишь на краешке дивана,
Альбом в руках – там не дыша
Глядит серьезная Татьяна
И буквы писем мельтешат.
И смотришь – вот застыла Ольга,
Склонясь над письменным столом,
Не зная, им осталось сколько.
Так растворяется альбом,
Уходят белые страницы,
Уходят строчки черных букв;
Я вижу их в морской столице,
Я слышу бала пышный звук.
Ушла имперская эпоха!
Но здесь, прекрасны и нежны,
Четыре русские княжны.

В чертогах колдуна 

Останешься? Сияет март
В своём лазоревом чертоге,
И замирает на пороге
Луч солнца в тысячу карат.

Сияет дом, сияет лес,
И в чёрных косах колдуновых
Свет отражается медовый.
Не счесть богатства и чудес.

Не счесть заморских ожерелий,
Не счесть лазоревых серёг;
Мерцает сказочный порог,
Раскрыты сказочные двери,

Останешься? Лежит рассвет
На доме пёстрым покрывалом,
И ветерок бежит по залам.
Дороги из чертогов нет.

Шалость 

Я посмотрю на старые картины
Художников из прожитых веков;
Мне кажется, тончайшей паутиной
На них застыла прежняя любовь.

Ей минул год, и мы с тобой расстались,
Навеселившись, налюбившись всласть;
Любовь была – игра, притворство, шалость,
И эта шалость, друг мой, удалась!

И я, конечно, приняла за чудо, 
Когда в толпе опять твое лицо 
Мелькнуло – и любовь из ниоткуда 
На плечи мне низвергнулась свинцом.

Расстанемся? Неведомо – но все же,
Пока есть мы – и город над Невой,
Мне кажется, что все на свете – можно.
Я чувствую, что я пришла домой.

Гимн женщине 

Вы – женщина, и я на Вас смотрю,
Любовью, как нектаром, напоенный;
Цветочница на улице Парю,
Венера, одарившая влюбленных,

Богиня, фея, ласточка, гроза,
Вы – все и вся, Вы – женщина, Вы – ангел,
Лукаво смотрят томные глаза
Пока Вы там, танцуете фанданго,

А дома – зеркало, и только ткань шарфа'
Хранит, как тайну, ласковые плечи,
Но уберечь не может от греха —
– И от любви ко мне Вас не излечит.

Ливень 

взгляните, ливень! сотни капель,
сливаясь в хор,
ведут, мой ласковый читатель,
свой разговор.

взгляните, ливень! дети стайкой,
разинув рты,
бегут, хохочут без утайки,
и рвут цветы.

взгляните, ливень! сочной неги
полна земля.
она смежает томно веки,
и, как дитя,

смеётся звонко; воздух пряный
хранит двоих.
он полон хрупкой, чистой тайны
её любви.

взгляните, ливень! спелых яблок
полны сады.
сияют капли; блеск их ярок,
как блеск звезды.

взгляните, ливень! он с разбегу,
и на крыльцо.
я подставляю ливню, небу,
своё лицо.

Den Sternen so nah

Так близко звезды! Дотянись рукой
До яркого и праздничного неба.
Как много мест на свете, где я не был,
Где мне сулят отраду и покой.

Взгляни-взгляни, как бесконечно море!
Как солнце красит в алый наш залив,
Как видятся фигуры хрупких нимф
С невинностью и благостью во взоре.

Ты посмотри, как золотистый берег
Целует нежно белая волна.
И ночь истомой, пылкости полна,
И в этой ночи вся хранится прелесть.

Так близко звезды! Дотянись рукой
До празднично украшенного неба.
Как много мест на свете, где я не был,
И где хотел бы побывать с тобой.

Озёрный король 

У меня был муж, сероглаз и тонок, белый замок его на горе стоял; он смеялся заливисто, как ребёнок, но разил прицельно его кинжал. Он король тогда был озёр бескрайних, и я слышу в журчанье воды сейчас его голос – и он меня манит, манит каждым словом любовно сплетённых фраз.

Было время, отец мой его боялся, потому в нашем доме, как частый гость, он неделями долгими оставался, и в придворных стыла скупая злость.
Я невестой тогда одного барона, покорившись воле отца, была, но сильнее долга, сильнее трона полюбила озёрного короля.

Он украл меня в ночь, и быстрее ветра мы неслись навстречу чужой земле; беспокойно позвякивал колокольчик, и казалось, что кто-то бежит во мгле. Он мне пел, небрежно лаская лютню, целовал и нежил, и не было ничего ценнее, чем те минуты, что прошли в объятиях рук его. 

Он чудовищем был для отца и свиты. Так решили вместе – спасти меня, и отец поспешил на мою защиту, по дороге сгубив своего коня. А как прыток, как ловок был царский воин! Я хотела мужа закрыть собой, ведь он целой вечности был достоин! А пролился на землю простой водой.

Я с тех пор одиноко брожу по свету, но верю, однажды я отыщу тот мор, что отплатит им их монетой.
Я за мужа убитого отомщу.

Кравчий

я закрываю глаза. из осколков памяти давнее прошлое медленно восстает. образы жгучие хваткой железной давят, и чаши заморские полнятся до краев. образы жуткие страшной грозы-опричнины, лязганье сабель и терема москвы. смотрит прекрасный кравчий глазами хищными, ведь не боится ни сабель он, ни молвы.
платья атласные, шелк и витое кружево, жемчуг, каменья и бирюза серег; манит меня эпоха, казалось, чуждая, и все внутри волнуется и поет. пляски и празднества, пир и покои царские, бархат, рубины; алый здесь – цвет царя. блещет, пылает московское государство, и кравчий коварно манит в свои края.
мне не страшны ни плаха, ни звон серебряный; слаще объятий кравчего не найти. хуже всего мне быть им однажды преданной.
хуже всего любить мне – и не спасти.

Художник Ирина Рыбакова.