На смерть Алана Паркера
На смерть Алана Паркера
«Сердце Ангела» – фильм столь же страшный, сколь и красивый; фильм, в котором детали реальности выявлены так, чтобы подчёркивали движение мистического сюжета; фильм, наполненный ролями Рурка и де Ниро – столь же яркими, сколь и страшными.
Фильм-предупреждение.
Никогда не пытайтесь заигрывать с потусторонним, сулящим сиюминутные выгоды: пусть даже они и серьёзны…
Фильм совершенной эстетики жизненных мелочей: выдвинутого ящика с карандашами и блокнотами, рваных пальто, пейзажей, смазанных чем-то нечистым, неистовых негритянских культов, церковности, будто отмеченной адской невозмутимостью; фильм, постепенно наслаивающий чёрную муть, побеждающую правду жизни…
Впрочем, в фильме её нет: ибо игры с хозяином теней правду исключают: поскольку цель его – искажение оной.
…думается, «Сердце Ангела» многими (особенно русскими) воспринимаемое с чрезмерной серьёзностью, какую едва ли вкладывал сам Паркер в этот поэтично-кинематографический текст. Фильм не является самой известной его картиной – ведь есть, к примеру, «Полуночный экспресс», толкующий страдание, как неотъемлемость жизни, и как следствие расплаты за… в данном случае очевидную вину (вопросы вины в протестантизме и католичестве трактуются слишком по-разному, не говоря об отечественном православие, хотя корень сего ощущения – связанного с реальностью, и вместе имеющего метафизический окрас – един); и есть… стенка Пинк Флойда (оставим в стороне рассуждения о низинах поп-культуры, о бездне, о которой предупреждал Конфуций, утверждая, что процветание государства зависит от уровня музыки, которую слушают подданные); есть и «Миссисипи в огне»… где массовые беспорядки 1964 года напоминают сегодняшнее американское буйство…
Много сделано А. Паркером.
…перекликаются – дугами ощущений стянутые моменты – из «Зеркала» Тарковского, где с потолка идёт дождь – и кадры из пресловутого «Сердца Ангела»: но там с потолка уже капает кровь…
…романтизация падшего началась давно: только у Данте он изображён в полной рост собственной мерзости и жестокости; у Мильтона он уже – романтический герой; любые разговоры о Гёте – с главной его поэмой – упираются в объёмы тайн, которыми владел Гёте (и блеск, с которым З. Гердт произносит: «Я б чертыхался, как я только мог, когда б я не был сам нечистой силой…», – заставляет верить в домашний вариант юмористического клеветника); а как великолепный, великий Булгаков представляет нам философа-Воланда; Воланда, вершащего справедливость… Куда это годится? А от страниц-лент-эпох Мастера не оторвёшься; если только не получившим тотальной известности замечательным поэтом Ф. Кривиным, толковавшим в стихах сатану, как яму, перебить…).
Так, или иначе, рассуждения подобного рода и имеют отношение к почившему выдающемуся режиссёру, и нет.
Безвестно, что он сам считал лучшим в своём наследии.
Почему бы не предположить, что вот это: Гарольд Ангел, совершающий (за деньги, за деньги, не беспокойтесь!) поиск самого себя, застревающий в лабиринте своей глобальной ошибки, дающий предупреждения поколениям: не следуйте моему примеру!