Потеря Севастополя – итог провальной политики николаевской эпохи

11 сентября 1855 года войска антироссийской коалиции вошли в оставленную нашей армией южную часть Севастополя. Героическое сопротивление рядовых солдат и матросов не смогло компенсировать бездарность командования и техническое отставание русской армии и флота. Крымская война еще продолжалась, но основные цели англичан и французов уже были достигнуты…

Предшествовала этому шесстая по счету массовая бомбардировка Севастополя артиллерией англо-франко-турецко-сардинской коалиции. Огнем 800 вражеских орудий русские укрепления на Малаховом кургане были превращены в груду обломков. Взять в плен врагам удалось лишь семерых тяжело раненных русских солдат, остальные погибли в неравном бою.

А после того, как злосчастный курган стал местом потенциального расположения вражеской осадной артиллерии, получившей возможность обстреливать практически любую точку города, дальнейшее удержание Севастополя стало бессмысленным. В ночь на 9 сентября по приказу командующего князя Горчакова защитники города по наплавному мосту перешли через Севастопольскую бухту на северную сторону города. Оставленные на южной стороне склады боеприпасов и военного снаряжения отступавшими были взорваны, а корабли Черноморского флота затоплены.

Так закончилась 349-дневная эпопея героической обороны Севастополя в Крымскую войну 1853-55 годов, которая вошла в историю примерами беззаветного героизма русских солдат и матросов, с одной стороны, и бездарного командования царских генералов – с другой. Недаром среди французов, осаждавших Севастополь, было популярно выражение о противнике: «Солдаты с головой льва, офицеры с головой осла и генералы без головы».

И в дореволюционной, и в советской историографии обычно воздают должное умелому руководству обороной города последовательно командовавшим ею адмиралам Корнилову, Истомину и Нахимову. Вообще-то, воевать на суше – удел солдат, а не моряков, поле боя последних – море, но как раз с умелым руководством флотом у наших флотоводцев после победоносного разгрома турецкой эскадры под Синопом в 1853 году получалось не очень. Спору нет, объединенный флот союзников по одним только линейным кораблям превосходил наш вдвое. Ну так ведь до осени 1854 года суда противника в единый кулак не сводились, действуя разрозненными группами, каждая из которых была слабее, чем Черноморский флот. Однако командование российским флотом не то, что не проводило после Синопской победы эффективных крейсерских операций по перехвату морских коммуникаций противника, но даже не вело серьезную морскую разведку. И подход огромного (в 350 вымпелов) вражеского флота в начале сентября 1854 года к Крыму стал для российского командования сюрпризом. 

А ведь Черноморский флот вражеской высадке помешать мог! Даже половина вражеских линкоров была забита перевозимыми пехотинцами, что существенно снижало боевые возможности кораблей. Однако предложение командующего флотом адмирала Корнилова атаковать пусть вражеский флот не нашло понимания. Было принят решение затопить часть судов на рейде, чтобы воспрепятствовать заходу туда вражеского флота, а их команды и пушки отправить на берег для усиления сухопутной обороны. 

После этого говорить о возможности серьезного противодействия снабжению по морю вражеской коалиции припасами и подкреплениями уже не приходилось. В итоге Россия потеряла не только город, но и флот, который его командование не решилось применить по прямому назначению. Нечто похожее произошло спустя полвека при осаде Порт-Артура.
Командование сухопутными силами российской армии в Крыму было еще хуже, чем флотское. Воюя на своей территории, имея в конце 1854 года, до подвоза к противнику подкреплений численное преимущество, оно так и не смогло это преимущество реализовать. Так, при сражении под Инкерманом наши войска, роасполаная двукратным (33 тысяч против 16) преимуществом, потеряли вчетверо больше убитыми и втрое больше раненными, чем англичане и французы. Именно тогда Лев Николаевич Толстой написал: «Гладко было на бумаге – да забыли про овраги, а по ним ходить…»

Немалую роль в этих военных неудачах сыграло отсталое вооружение: нарезными штуцерами были вооружены всего 4% русских солдат. Остальные сражались гладкоствольными ружьями с прицельной дальностью до 200 метров от силы. А еще в русской армии для учебных стрельб использовали аж целых 10 патронов в год! При такой интенсивности учебы научиться стрелять метко и быстро было невозможно… А британские винтовки Энфильда позволяли вести огонь на 800 метров при скорострельности три выстрела в минуту. То есть при наступлении русские солдаты были вынуждены передвигаться около 600 метров под вражеским огнем, не имея возможности отвечать.

С формальной точки зрения итоги Крымской кампании можно было бы назвать боевой ничьей: русская армия осталась в Крыму, сохранила за собой северную часть Севастополя, война приобрела вялый позиционный характер.

Однако ни Лондон, ни Париж не ставили целью полный разгром России. Они хотели надолго закрыть возможности распространения русского влияния на Балканах, в направлении Черноморских проливов. Ну и, конечно, поставить русских на место, чувствительно щелкнув их по носу. Этих целей Крымской кампании враги России добились вполне. По условиям Парижского мирного договора 1856 года Россия лишалась права иметь на Черном море военный флот. К этому следует добавить экономические потери: обесценение серебряного рубля практически вдвое, отказ от политики протекционизма в отношении собственного производителя. 

Крымская война и ее итоги обнажили гнилость николаевских порядков государственного управления. Наступало время реформ александровской эпохи.