Семнадцать мгновений Покрова

Александр Пелевин, «Покров-17», М.: Городец, «Книжная полка Вадима Левенталя», 2020

Эту книгу меня подговорила прочесть редактор Аглая Топорова, написав, что это не просто книга, а настоящая «магия таланта». Ругать Аглаю Викторовну не хочется – это я шутку не понял, повёлся и всерьез принялся за чтение повести Александра Пелевина «Покров-17». 

Не хочется ругать и самого автора, равно как и писать что-нибудь про его фамилию. Но придётся. Потому что кто же, кроме самого автора, виноват, что написал кривую книжку и послушал плохого совета не брать псевдоним. «Будет весело» – однажды пообещал Пелевину какой-то шутник из издательства и обрёк на бесконечное «нет, я не Байрон, я другой...». В итоге весело не стало, а получилась картина печальнее, чем у внуковатого доцента Аствацатурова – тот тоже на веки вечные оседлал тему своей фамилии, но там фишка в её сложноватости, а тень на плетень всё же не наводится. В случае с Пелевиным-джуниором не помогают даже кивки на титанов, столпов и демиургов вроде Алексея Толстого и всевозможных Ивановых – по очевидной причине, что Александр явно не столп и демиург, а из титанов ближе всего к его творчеству будет водонагревательный. 

Тем более что сам писатель Александр Пелевин вовсе не похож на своего знаменитого однофамильца, даже если и надевает чёрные очки. Писатель Александр Пелевин похож на приятного молодого человека, который ходит по квартирам, где проживают пожилые люди, и представляется то сотрудником газовой компании, то представителем Пенсионного фонда, а то предлагает по интересной цене крем для продления молодости и улучшения пищеварения. Кстати, толковый напарник в таких делах – вещь необходимая, он всегда подстрахует, поможет не попасть в блудняк и прикроет косяки. Практически тем же самым занимается и редактор. Потому что магия таланта штука коварная, не уследишь – и понесут ботинки Митю, ищи-свищи потом в тексте логику, смысл и правду жизни (которые в тексте все же должны в каком-то количестве присутствовать, а если это текст фантастический, так просто обязаны – в этом и суть хорошей фантастики). 

Но Александру Пелевину удалось магией таланта пленить в первую очередь не доверчивого читателя типа меня, а свою же напарницу-редактора. Ботинки Митю понесли и косяки начинают вылезать из текста с первых же страниц – уже в прологе. О них мы еще поговорим, но сначала придется в общих чертах пересказать сюжет. Для чтецов, не шибко знакомых с отечественной фантастикой, сюжет и созданный автором мир – это увлекательно, дерзко и ново. Для читавших Стругацких и массу «постапно-сталкерско-попаданческой» литературы последних десятилетий – уныло и зевотно.

Истина же, как ей и полагается – где-то посередине.

Один дяденька, журналист-писатель Андрей Тихонов, по заданию редакции едет в некую закрытую зону Покров-17. Зона эта ранее была никому не известна и узнали о ней простые граждане случайно, на закате дней Советской власти, хотя зона не в таёжной глуши расположена, а в самой что ни на есть Калужской области. Но эту проблему автор решает свойственным многим молодым авторам приёмом: а вот так я придумал, вот так оно и будет! 

Что там, под Семнадцатым Покровом – никому не известно, и журналисту Тихонову, как в классической русской народной сказке, надо съездить туда, не знаю куда и выведать то, не знаю чего. Причем сделать это весьма оригинально: «Нужно было подъехать на максимально безопасное расстояние, чтобы не заинтересовались солдаты...». Логично, не поспоришь – чем дальше, тем безопасней. Ну и брал бы билеты во Владивосток, что ли... Но на билеты редакция не раскошелится, поэтому приходится ехать на своих «Жигулях». А на этом транспортном средстве от Москвы до Владивостока никак, так что курс берется на близкую Калугу, будь она неладна со своими опасностями.

В зоне «Покров-17», как и полагается в сталкерской литературе, чёрт знает что – частичные потери памяти, загадочные смертоубийства, неадекват на неадеквате и неадекватом погоняет, а еще злобные карлики-ширлики ходят-бродят туда-сюда, да на пару с мёртвыми святыми тенями, носителями красных нимбов... Время от времени на весь периметр опускается Темнота-друг-молодёжи, и лежит какое-то время, как ночная мгла на холмах Грузии. В общем, всё как у людей. Герою надо разобраться: Чубайс ли то шалит и выключает людям дневной свет, или что посерьезнее, типа происков коммуняк – дело происходит осенью 1993 года, аккурат перед известными событиями. Время от времени в тексте будут встречаться фрагменты про пятилетнего мальчика Сашу и его сердитого дедушку, слушающего обращение президента Борис Николаича к гражданам. Но еще больше фрагментов будет из книги главного героя, которую он написал про войну. Зима 1941 года, герой книги Виктор Селиванов (придуманный героем книги Андреем Тихоновым) описывает в дневнике бои с немецко-фашистскими захватчиками аккурат в той местности, где сейчас «Покров-17» с темнотой и жирными коротышками-мутантами. Три линии свяжутся-соединятся воедино – криво и коряво, но да хоть так, и ладно.. 

Удастся ли герою разгадать загадку зоны «Покров-17»? Нет ничего непосильного для русского человека. Он и бермудскую тайну разгадает, под поллитру-то – помните ведь: «На троих его даёшь! Разошёлся – так и сыпет: «Треугольник будет выпит! Будь он хоть параллепипед, будь он круг, едрёна вошь!».
Пьют в книге «Покров-17» много и охотно, так что можно не беспокоиться – всё у героя получится. В этом плане он даже несколько удачливее автора. 

Начинается текст бодро и нелепо. 
Герой повести едет в ржавом УАЗе-«буханке». За рулем машины – «небритый сорокалетний мужик в потасканном камуфляже, на его коленях укороченный автомат Калашникова». Читателю уже насторожиться бы, вылезти поскорей из ржавой «буханки» текста да захлопнуть дверцу... Но, в конце концов, может, именно магия авторского таланта помогает водиле трястись по дороге, рулить и давить на педали таким вот идиотским образом, с автоматом на коленях. 

Герой едет в «буханке» не один. Помимо него и небритого шофёра, в салоне еще трое дядек «в камуфляже и с автоматами, в черных вязяных шапках. У них уставшие лица. Они не смотрят на меня. Я не смотрю на них». 

Если не смотришь – откуда знаешь, какие у них лица? Допустим, когда в «буханку» садились, бросил на спутников пытливый взгляд и отметил печать усталости. Но вдруг в дороге спутники покемарили маленько, отдохнули, а то и вовсе повеселели? Или вообще задумчивые лица стали у них? А может, отрешенно-спокойные? Или, наоборот, напуганные? Не смотришь – так и не выдумывай.

Компашка, значит, едет себе в ржавом УАЗе, за стеклом серое небо и грязно-желтое поле, погодка моросит и поддувает. В салоне же – былая роскошь в стиле «дорого-богато». Обшивка сиденья хоть и распорота и неизвестным творцом расписана черным фломастером, но она, обшивка – кожаная. Не удивлюсь, если приборная панель в «буханке» окажется из ценных пород дерева, а ручки на дверцах так и вовсе чистого серебра.  

Пролог заканчивается, но автор не подводит и продолжает щедро сеять и моросить в главе первой. 
Начинается глава свежо и оригинально – действие её происходит чуть раньше пролога, герой изволил очухаться за рулем своих стареньких «Жигулей», стоящих на обочине и поразиться тому, что он не помнит кто он и как его зовут.

Ход для повествования сильный, нестандартный, свежий. Популярен у молодых талантливых авторов не меньше, чем «проснулся я с похмелья непонятно где». Да и вообще чувствуется культурная отсылка к анекдоту о мужике, который глядит на растущее в горшке деревцо и бормочет: «Могу ли я?.. Говно ли я?.. А, тьфу ты, вспомнил – магнолия!»

На часах героя 7:30. Он делает вывод: «Для вечера слишком темно. Значит, рассвет». В начале главы указана дата – 21 сентября 1993 года. Место действия – Калужская область. Не хочется, но огорчу автора. 21 сентября в Калужской области в это время уже почти час как светло, в 6:20 начинается день, а вот как раз вечером, в 18:38 он заканчивается и начинаются так называемые «навигационные сумерки». Если автор не в ладах с природой и не хочет развить в себе навыки наблюдения за ней, то есть специальные сайты с указанием восходов-заходов, там все можно посмотреть и узнать. 

Одних проблем с памятью герою мало – рядом с ним, на пассажирском месте, с комфортом расположился покойник в милицейском кителе с майорскими погонами и фуражкой набекрень. А на груди его светилась медаль за город Будапешт... Ну почти так – из милицейской груди торчал нож, всаженный по рукоять. Не просто нож, а с важным уже с самого начала уточнением – финский! Ну, ладно, допустим, герой повести, неудачливый журналист-писатель возрастом за пятьдесят, плешивый и одутловатый очкарик – махровый ножеман и по рукояти уверенно опознает вид ножа. Она у многих ножей этого типа действительно характерная. В конце концов, у автора это будет чем-то вроде чеховского ружья, там потом еще финским ножом будут пырять людей, так что бог с ним.

Неживой милицейский покойник (в тексте – «мертвый, абсолютно мертвый») – вещь, конечно, досадная и неприятная. У героя даже тошнота к горлу подступила и, что самое интересное – «задрожали колени». У сидящего в машине, ага. Хотя, может, вскочил от удивления. 
Подрожав коленками, герой начинает терзаться вопросами: «Как я здесь оказался? Как я, мать вашу, здесь оказался?». Действительно, важная проблема. С мёртвым ментом как-нибудь потом разберемся, пф-фуй, мало ли кто подсядет на трассе, какие чудики только не шляются... Воткнут себе финку по самое не балуй, да куда не следует, а потом подсаживаются... Героя больше заботит, где же он находится. Это снова не иначе как отсылка к анекдотичному персонажу, который, проснувшись на клеенчатом (Александр Пелевин бы написал – «на кожаном») лежаке, спрашивает соседа: «Где я?». Тот отвечает: «В вытрезвителе». На что следует реакция: «На хрен подробности! В каком я городе?!» 

Герой любуется, как в свете фар посреди густой утренней синевы клубится туман, отмечает сырость и прохладу воздуха. Наблюдательный, романтичный – потому что он писатель и журналист. С отменным слухом – «чирикали первые утренние птицы (ну да, в полвосьмого утра, первые... – ВЧ) и стрекотали насекомые». Экие интересные жуки-стрекотуны водятся в Калужской области, в конце сентября, да еще сырым туманным утром. Самое время пострекотать, лета не хватило, дай, думают, дострекочу остатки нерастраченной любви по осеннему холодку... Штрилиц же ходил в анекдоте за грибами – не нашел ничего, потом подумал: «Не сезон...» и сел в сугроб. И тут примерно так же. 

Так как и автор, и герой – оба писатели, к мелочам они проявляют завидное внимание. «Я запахнул серый пиджак, накинутый на свитер...» – но возникает недоумение, почему цвет пиджака кажется им важным (как пьяному Жене Лукашину, который искал свой пиджак серый, в ёлочку, из Мосторга), а вот о расцветке и фасончике свитера – ни слова. А ведь это тоже важно! С оленями свитерок был, или просто орнамент какой по груди? А то, быть может, герой был облачен в легендарный турецкий BOYS? В общем, досадное упущение со стороны автора. К пиджакам он трепетнее относится: когда герой вспоминает своего начальника, главного редактора, который его и послал на журналистское задание, то память мгновенно подсказывает, что главред нарезал круги по редакции «спрятав руки в карманы новенького турецкого пиджака».

Между героем и автором есть и небольшая разница.
Андрей Васильевич Тихонов – пятидесятидвухлетний журналист и графоман-баталист, пишущий на досуге книжку «про войну». Это нормальный картонный персонаж без прошлого, без внутреннего мира, без нажитой за полвека философии и психологических особенностей. Поэтому у него все хорошо в жизни – жены нет, детей нет, родители умерли. Такого орла-молодца суй в любые обстоятельства – связей с внешним миром никаких, значит, и проблем никаких. Зато у героя есть машина «Жигули», ее он купил два года назад, то есть в 1991 году, «потратив все свои сбережения и добавив гонорар за книгу». 

А вот Александр Сергеевич Пелевин, российский писатель-фантаст, поэт, журналист, редактор – родился в 1988 году, и в год знаменитой «павловской реформы» 91-го года из сбережений в лучшем случае имел шапочку на тесемках, лопатку и формочки для куличиков. Потому и не знает, что случилось в том году со сбережениями людей более взрослых. И героя своего выставляет в весьма сомнительном свете, хотя уж куда дальше-то, казалось бы. 
Но нет, дальше будет лишь больше.

У автора в тексте две главные беды. Первая – это то, что он, совершенно очевидно, писал текст урывками и в разном «рабочем состоянии», превратно поняв высказывание американского классика «пиши пьяным, редактируй трезвым», потому что похмелье не совсем то, что подразумевается под понятием «трезвость». Вторая беда – серьёзнее, потому что пьяный может проспаться, а вот писатель рискует так и не научиться видеть и понимать то, что он описывает. Проблема масштабна – ни окружающий мир автору не даётся, ни тем более внутренний, своего героя. 

Вернемся к герою, кстати. 
Посидев возле тела убиенного милицейского майора, Тихонов принимает единственно верное решение – выкинуть эту бяку-каку из салона да и уехать подальше. Открывает пассажирскую дверцу и ногами выпихивает недееспособного стража порядка в кювет. Пусть там валяется, степь его отпоёт. Ну да, ведь оружие, документы, содержимое карманов – да ну зачем это всё, это лишнее, информации никакой не даст и лучше ничего не трогать. В том числе и нож с, возможно, своими «пальчиками» на рукояти – а ну его, языком залижет непогода, как классик верно заметил. 

Скажете – ну, запаниковал, с кем не бывает... Да как бы не так! 
Во-первых, до этого он весьма деловито рылся в бардачке своего авто и дотошно, как старушка соседке свои покупки на утреннем рынке, перечислял нам, читателям, содержимое: «фотоаппарат, пачка «Мальборо», зажигалка, кассеты – группа «На-На», «ДДТ», Иосиф Кобзон, а еще «Русское поле экспериментов» «Гражданской обороны»». 

Конечно, меня огорчило, что герой не прихватил в дорогу записи с Магомаевым, Кадышевой и альбом «Гуляй, мужик» «Сектора Газа», но что поделать, чем богаты.
А во-вторых, выкинув с глаз долой противного синегубого мента, Тихонов с легким сердцем отправился в путь-дорогу: «Я побарабанил пальцами по рулю, взглянул направо, будто проверяя, не встал ли вдруг мертвец на ноги, надавил на педаль газа, тронулся и вырулил с обочины на трассу.
Дорога постепенно приводила мысли в порядок. Линия рассвета впереди окрасилась багровыми прожилками, воздух становился светлее и прозрачнее. На темных лугах по сторонам дороги лежал туман». 

То есть в считанные минуты пришел в душевное равновесие и даже природой принялся любоваться. 

Аглая Топорова сказала мне, что описанный автором герой крайне реалистичен и вполне схож мироощущением, например, с ее знаменитым отцом и многими его знакомыми. Тут мне возразить трудно, я Виктора Леонидовича лично не знал, но как-то трудно свыкнуться с мыслью, что цвет питерского литературного движения состоял из импульсивных психопатов с криминальными повадками. Если вообще не из маньяков... Конечно, творческие люди имеют право на некоторые вывихи поведения.... Всякие там историки, реконструкторы... Да не, бред какой-то…

Тем не менее, главный герой книги «Покров-17» откровенно не в себе. Да и другие там не лучше. Славная компания подбирается по мере раскручивания сюжета. 
Вот он, Тихонов, замочив и выкинув мента, едет себе, любуется туманами, а на обочине в свете фар видит «невысокого лысого мужчину в камуфляжной куртке с сизым воротником».

Что надо сделать человеку, только что сбросившему окровавленный труп? Конечно же, заулыбаться и затормозить. Что характерно, Сизый Воротник на обочине тоже улыбается и резво двигает к машине. 
«Его улыбка мне не очень понравилась», – тревожно сообщает нам герой. Что делать? Был бы у него в бардачке альбом Хоя «Дави на газ» – подсказка была бы очевидной. Но наш герой не таков. И следующей же он фразой добавляет: «Я разблокировал дверцу». 

Разумеется, два утренних одиночества нашли друг друга – Сизый Воротник вместо «здрасьте» суёт герою в лицо обрез двустволки и требует гнать в поселок Светлое. Там у него дела. Как у пушкинского героя, Евгения, ну вы помните: «Уж тёмно... в санки он садится, пади, пади! – раздался крик... морозной пылью серебрится его, мля, сизый воротник». Ну или как-то так.
Натурально, от таких событий у писателя и журналиста Тихонова, несмотря на психопатию, развивается еще и косоглазие – глаза сходятся в кучку. «Обрез смотрел чёрным дулом прямо в мои глаза». Как вариант, один из стволов у обреза отвалился, но автор об этом умалчивает.

Познакомившись и подружившись, наши соколики начинают предаваться всяким предосудительным действам, которые критик Евгения Вежлян, непревзойдённая мастерица речекряка, любит называть «лукизмом» и «эйджизмом». Герои, конечно, таких неприличных слов не знают, у них все по-простому:

«– Гони в Светлое, дед. Быстро. 
... – Я не дед, – сказал я. – Мне пятьдесят два.
– А выглядишь, как дед, – продолжил мужчина с обрезом, не переставая криво улыбаться. – Давай, гони в Светлое».

Токсичный эйджист оказывается внимательным пассажиром – уважительно отмечает, что у Тихонова рукав пиджака (того самого, серого, из Мосторга) заляпан кровью. Почуяв в писателе интересную личность, попутчик принимается нагонять жути про местные нравы и привычки, проводит географический ликбез и ругает Горбачева, Ельцина, Гайдара и Чубайса. Ага, вот и нащупывается ниточка к журналистскому расследованию. 

За приятной беседой и прослушиванием кассеты «Гражданской обороны» герои едут в Светлое. Причем меломану-анархисту Тихонову Егор Летов нравится, он даже в деталях вспоминает своё первое знакомство с его репертуаром. Делает он это в характерной мемуарной форме: «О «Гражданской обороне» я узнал в 92-м году, когда пришел на встречу со студентами факультета журналистики МГУ...» Эй, товарищ Тихонов, для тебя девяносто второй – это всего лишь прошлый год, очнись и перестань шпарить канцелярщиной.

А вот сизоворотниковому пассажиру с зашкварной погремухой Блестящий – так он представился, указав на свою лысину – песни Егора Летова не зашли, потребовал выключить. За что и был сурово наказан Судьбой: прибыв в желанное Светлово, приказал ждать его, а сам пошёл со своим двуствольно-однояйцевым обрезом в какую-то избу. Там его первым делом – бах-бах! – и хлопнули. 
Убийца Блестящего выходит на крыльцо, на людей посмотреть да себя показать. «Это был высокий небритый мужик в растянутой белой майке и синих тренировочных штанах. В руке он держал пистолет Макарова».

И мы понимаем, что писатель-психопат Тихонов, с ходу определяющий виды холодного и огнестрельного оружия (а пистолет в руке Дылды в Алкоголичке ему виден с приличного расстояния – через калитку и двор), далеко не прост. 
Он охотно принимает приглашение зайти в избу и помочь с утилизацией трупа Блестящего. Перешагивает через своего недавнего попутчика, бухает на пару с новым знакомым, который представляется Корнем, рассказывает о себе – мол, я писатель и журналист... Но Корень его прерывает, потому что надо делом заняться – зарыть тело. Вот вам и разница между импульсивным психопатом и опытным уголовником – первый труп выкидывает на всеобщее обозрение, а второй таких глупостей себе позволить никак не может. 

Корень приказывает взять лопату, а сам кряхтит и волочет труп к выходу. Тут бы писателю Тихонову поглядеть, а где ж валяется – ведь он должен валяться – тот самый однодульный обрез двустволки его недавнего приятеля... Но вместо этого:

«– Может, помочь? – неуверенно предложил я».

Если мы вспомним слова о достоверности и схожести поведения и мышления героя с критиком Топоровым – то ей-богу, все стонавшие от топоровских разносов авторы должны быть счастливы, что так легко отделались. 

Свои услуги по переноске тел писатель Тихонов реализовать не успел – к Корню в гости пришел загадочный Гость в экстравагантном одеянии: «высокий мужчина в темном парадном кителе с воротником-стойкой и капитанскими погонами, но без положенной к нему фуражки на голове, в ослепительно белых штанах». Ну там еще смоляные кудри нестриженные, крепкие скулы и большие глаза. Ни дать, ни взять, с косплей-вечеринки заявился. 

Корень, конечно, в шоке и недоумевает: это откудова к нам такого красивого дяденьку замело? Иль чё забыл, сказать пришёл?.. Большеглазый Капитан особо не рассусоливает и, произнеся несколько философских фраз про постоянство, вечность и хаос, застреливает Корня. А и поделом – ибо у Корня тоже был пистолет, как мы помним, системы Макарова, но какой-то странный – с обоймой вместо магазина. Её, эту обойму, Корень тайком от Капитана перед разговором проверял, будто ширинку перед выходом из туалета. Но не помогло. Капитан стрельнуть сумел, а Корень оплошал и погиб.

Три трупа за утро, полёт нормальный. Наконец-то наш герой начинает испытывать легкое замешательство – поправляет очки на носу и интересуется у Белоштанного Капитана в непонятном мундире: «Слушайте... Что тут вообще происходит?»

Моё наивное предположение, что Капитан – это терминатор из будущего, созданный по образу и подобию музыканта Курехина и прибывший завалить будущих продюсеров и основателей музыкальных групп «Блестящие» и «Корни» не оправдывается. Потому что Капитан мирно поясняет, что его попросили встретить героя и предлагает проехаться до города. Причем настолько любезен, что за рулем «Жигулей» устраивается сам, а героя усаживает на покойницкое, оно же «тёщино место», где давеча труп с ножом в сердечной сумке сидел. Тихонов наконец проявляет хоть какие-то нормальные человеческие чувства: «Меня передернуло. Захотелось встать и уйти». Правда, быстро справляется с синдромом Лазаря, не встаёт и не идет никуда, а устраивается поудобнее: «Вместо этого я пристегнулся».

Признаться, я начал и за Капитана волноваться – тот, похоже, слабо представлял, кого до города решил подбросить. Но на этот раз всё обошлось. Кстати, пистолет системы Макарова, который был у невезучего Корня, никому подобрать в голову не пришло – ну, валяется там возле тела оружие, да и пусть. Не до этого. Впереди ждут великие дела.

По дороге герои слушают радио – новости про намерение Бориса Ельцина распустить верховный Совет, потом переключаются на радиоканал Эдуарда Лимонова, который под позывным Старик мутит граждан на создание незаконной вооружённой группировки и заканчивают прослушиванием музыкальной композиции группы ДДТ про осень и в небе жгут корабли.
Потом наступает Темнота. А там и первой главе конец вскоре настаёт... 

Следующая глава начинается со страниц книги, которую на досуге писал журналист Тихонов. Разбирать эти главы «лейтенантской прозы» смысла нет никакого. Уже с первых абзацев становится понятно, что Тихонов безнадёжный графоман, не воевавший и даже не служивший, типа почившего в 2005 году воронежского писателя Дёгтева, но любящий, как и тот, писать «про войну». Одна надежда – автором это было сделано осознанно и с умыслом. В конце концов, и серая бездарность имеет право на (сейчас вверну любимые словечки критиков-восхвалитиков) трансцендентное и метафизическое, на переворачивание основ, на... Да, в общем, именно что на. 
Я даже ожидал, что, учитывая напичканность «Покрова-17» всевозможными аллюзиями, тихоновская бездарность будет обыграна и активно использована – например, дружеским кивком елизаровскому «Библиотекарю». Но нет, все печальнее, потому что ближе к концу герой начинает лосниться от пафоса: 

«Я понял одну важную вещь о моей книге. Всегда казалось, что в этой героической сказке о великой войне нет ни слова правды. Это не так. 
Эта книга – самое правдивое, что я когда-либо написал».

Увы нам, увы. Становятся «правдивыми» опереточные солдаты и их реплики:
«– Эх, ну и прогулочка!
– Всего-то ничего прошлю, тю!
– Что ж хату не натопил-то никто, холодина задрала уже!
– А ты что разнылся, сейчас костерок сварганим да и погреемся!»

Причем если в речи бойца «хата» еще как-то оправдана, то в авторской речи фраза «Бойцы взвода лейтенанта Старцева ввалились в хату» звучит нелепо, учитывая местность, про которую идет речь. Чай, не про южные края и Украину рассказ идёт. 

Становится «правдивым» солдат, без ведома сержанта лазящий по деревне, в который взвод остановился на постой. Сам сержант хорош не меньше: в деревенском доме, куда зашли бойцы, приказывает оружие в пирамиду сложить. Как это себе автор навоображал – лучше не допытываться... Но взводный лейтенант и сержанта переплюнет – будет шляться по деревне и выяснить у солдат, где какое отделение расположилось... 

Критик Алексей Колобродов благодушно («Свой своему поневоле брат» – известно чья народная поговорка) отметил в статье о книге «Покров-17» «клиповость» прозы Пелевина-младшего. Мол, ну вот такая особенность у неё, не будем излишне строги. На самом же деле проблема глубже – в клиповом мышлении автора. По другому он писать не умеет и вряд ли научится, если так дело и дальше пойдёт. Его так называемая «проза» – лишь печальное последствие этого уже сформировавшегося типа мышления. Автор не способен освоить и внятно изложить важнейшую тему для настоящей прозы – тему человека. Соответственно, и сама жизнь в представлении автора – некий хаотичный набор нелепых картинок, да и то большей частью виденных на мониторе.

С достоверностью изображения жизни у автора всё нехорошо. Причем порой автор использует, как ему кажется, беспроигрышный приём – дословно копирует нечто из реальности в надежде на создание атмосферы реалистичности и в тексте. Всем неумелым авторам так кажется. На деле же выходит только хуже. Попеняют, скажем, Александру Пелевину на глупые строки в милицейском протоколе («анализ ширины колеи и беговой дорожки...»), а он в своём блоге на критику реагирует тирадой: «Поищите, пожалуйста, в Сети реальные протоколы осмотра места происшествия, в частности, 90-х годов. Текст переписан оттуда почти целиком, включая именно эти фразы именно в этом виде. Претензии, пожалуйста, к сотрудникам милиции».

Придётся мне впасть в грех самоцитирования и повторить то, что я когда-то писал по поводу точно такой же беспомощности в изображении жизни уже не жанрового автора, а настоящего боллитровского – Алексея Иванова.

«В чем состоит одна из самых больших проблем пишущего? Чем пишущий творец-человек отличается в невыгодную для себя сторону от самого главного творца – бога? Не будем углубляться в проблемы теософии и атеизма. Возьмем лишь предположение, что вот это все прекрасное безобразие, что окружает нас – действительно творит бог. В чем его, бога, преимущество, как творца, перед творцом-человеком? А в том лишь, что бог может творить что угодно и как угодно, создавать любые, самые немысленные вещи и ситуации. Ему на наше «не верю!» наплевать. 
А вот писатель-творец должен убедить читателя в сотворяемом. Иначе грош цена его потугам».

То есть. В жизни есть место всякому. Но если попытаться слепо скопировать любую стопроцентно достоверную жизненную ситуацию в текст – выйдет убогая туфта. Такой вот художественный феномен. Любой факт все равно требует грамотной, продуманной и умелой подачи. Именно поэтому писателем и нелегко быть, не каждый сумеет, хотя многие пробуют.

Пробует и Александр Пелевин, насколько хватает сил. Но сил ему не хватает. А еще больше не хватает хорошего редактора, который сурово начеркает ему в рукописи и скажет легендарную фразу: «Давай по новой, Саша! Всё х...я!» 

Причем я не говорю о мелких корявостях вроде проводов, которые у автора «не жужжат электрическим гулом», молчу насчет персонажа, который «сидел в штанах с отвисшими коленками» или как «резко переполошились» некие ширлики. Даже эти ваши карлики-мутанты, уважаемый автор, плавно переполошиться не сумеют никак, глагол не позволит. 

Кстати, о ширликах. Будучи калькой со знаменитых тюрликов художника Гелия Коржева, они выглядят, конечно, непривлекательно. И учёные в покровском Институте так описывают одного из них в своём отчёте: 

«Образец: гуманоидное существо ростом 142 см и весом 34 кг, с ярко выраженным лишним весом в области живота, с маленькой головой и свиным пятачком вместо носа, с 20-сантиметровыми рогами, напоминающими козлиные. Нижняя губа оттопырена и свисает до груди, зубы редкие, волосяной покров отсутствует».

Да, это тебе не протоколы милицейские переписывать. Тут думать надо. Желательно хотя бы приблизительно представлять, чем милицейское описание отличается от научного. «Лишний вес». Ладно, я молчу насчёт самой формулировки.... Но откуда ему взяться, пропорция рост-вес более чем нормальная, примерно как у школьника 4 класса. А если учесть, что рога вещь увесистая, так вообще субтильное существо получится. И я вас умоляю, автор, не читайте перед обедом журналы «Космополитен» и «Метросексуал». Вот как учёные в придуманном вами Институте в 1993 году их не читали, так и вы не читайте. «Лишний вес», ну надо же, да еще «ярко выраженный»! Представляю, какая жара пошла бы, доведись им тюленя или моржа описывать: «Неприлично растолстевшее целлюлитное существо батонообразной формы с ярко выраженным лишним весом от затылка до задних ласт. Фу таким быть!»

С этими ширликами у автора не ладится и в области поведения. Нет, сами ширлики ведут себя хорошо – громко пукают, зверски скалятся, говорят «ур-р-р-л, ур-р-р-л!». И то и дело хотят покусать кого-нибудь. 
А вот персонажи, которых автор пытается вывести в образе людей, с ширликами в отношениях как в статусе ВКонтакте: «Всё сложно».

Едет на уазике наш герой со своим новым другом Полковником (да, игра идет на повышение). Оба они ширнулись специальными сверхчёрными чернилами под названием «вещество Кайдановского». Но Тихонову, как любому психопату, любая дрянь нормулёк, а вот Полковника начинает крючить, плющить и колбасить. Остановились ширнуться еще разок. А надо ж такому случиться, что ширлики тоже любят этим веществом закинуться – то ли хотят стать похожим на известного артиста из кинофильма «Сталкер», то ли просто в тупой кайф им. В общем, ширлики в составе преступной группы из четырёх существ выползают из травы, окружая машину и беспечных персонажей. А к ним на подмогу через поля бегут их колченогие коллеги, другие ширлики. И все вожделенно смотрят на шприц с веществом. Наш писатель Тихонов, помните, любил бардачок захламлять в своих «Жигулях» – так он и полковничий УАЗ таким же образом загадил. Тихонов вспоминает, что забыл пистолет в уазиковом бардачке. Хорошо, что у Полковника есть свой пистолет, в кобуре. Он её расстёгивает и Тихонову и говорит: «Возьми»… 

Ну, нашего писателя долго уговаривать не надо – как начал из полковничьего ствола шмалять, одному ширлику промеж глаз всадил, другому в жирный подбородочек, третьему в его паучье брюшко «маслину» вогнал, ну и еще парочку пристрелил, бегло прицелившись. В общем, развел натуральную бойню. Но ширлики все прибывают и прибывают, поэтому герои решают сматываться. Бородатого и носатого ширлика, который сдуру на капот им запрыгнул, на полном ходу скидывают – не знаю, ушибся или разбился... Едут быстро по прямой, Тихонов выжимает газ до отказа, а Полковник ругается на Тихонова. И тут происходит вот что:

«– Тормози! – взревел вдруг полковник.
Он первым увидел то, чего не заметил я: здоровенного, жирного ширлика с головой грудного младенца прямо перед машиной.
Я изо всех сил вдавил педаль, но не успел.
Взвизгнули тормоза, треснуло стекло, меня толкнуло вперед – прямо грудью на руль и лицом в осколки – и зазвенело в ушах, закружило, сверкнуло искрами перед глазами, ударило резкой болью в черепе и поплыло туманом внутри головы».

Когда герой изволит очнуться, он видит, что их могучий отечественный УАЗ «на обочине стоит, покосившись». «От смятого капота поднимается струйка черного дыма». Всё в осколках стекла и два дохлых ширлика возле переднего колеса. Видать, второй в самый последний момент из кустов придорожных выскочил и на ручки к жирному запрыгнул. Но, дорогой автор, я вас смею уверить, что даже если поставить на шоссе таких явных ширликов-переростков, как меня и, скажем, Дмитрия Быкова, и протаранить нас на полной скорости машиной УАЗ – капоту сильных повреждений не будет. 

Однако в этой сцене странно другое – с чего это на Полковника-торчка и его дружка-писателя, только что набившего почти десяток ширликов, вдруг напал приступ гуманизма, и они решили тормознуть? Кто был этот дорогой сердцу Полковника жирный ширлик с младенческой головой, чьи родные и близкие черты он вдруг увидел в нём? 

Автор, дай ответ. Не даёт ответа.

Не даёт он ответа и на многие другие вопросы. Несуразностей в повести катастрофически много – она нашпигована ими, но если разбирать их все, то это отдельная книга получится, а не статья. 

Критик Колобродов шутит: «Покров-17» – одно из самых сильных для меня читательских впечатлений последнего времени». Его коллега Мильчин тоже не отстаёт в юмористическом отклике: «Очень хорошая книга... все хорошо, нет, все просто потрясающе». Правда, оба в итоге отмечают, что и всё бы хорошо, да что-то нехорошо – там недотянул автор, а тут упустил, а вот у него всё рассыпалось, а здесь молоко убежало... Но делают они это так мягко и заботливо, что автор, святая душа, совершенно по-детски радуется их «положительным отзывам». Которые, да, в целом положительные – и это со стороны уважаемых критиков довольно коварно по отношению к автору. По простой причине: Александр Пелевин действительно талантливый молодой автор. Но с ним никто по-настоящему не работает, а ему нужен, непременно нужен едкий, придирчивый, злой и противный куратор-редактор, которого он будет ненавидеть всей душой, но который сделает из него толкового писателя. Обучит работе с собственным текстом, разъяснит, как увязывать концы с концами и заставит понимать невероятную важность самых мелких деталей. 

Кто-то скажет: ну вот эти ваши любимые детали – это же мелочи, это же «ловля блох», а на текст нужно смотреть ширше, а к автору относиться мягше... Ведь все это легко поправимо с помощью редактора...

Если поправимо – отчего ж не поправили? Вот то-то и оно.

Да, конечно, А. Пелевин в своём тексте замахивался на нечто, что критик Галина Юзефович в свойственной ей манере нарекла «трансцендентальным будильником», перезагрузкой, пробуждением, «хорошо продуманной и умелой книгой», и еще всякого наговорила... Похоже, семья Юзефовичей решила восполнить пробелы – отец неожиданно для себя открыл пародию на контркультуру нулевых и продвигает косноязычного Селукова, а дочери подсунь книги серии «S.T.A.L.K.E.R», так она и там свою любимую трансцендентальность обнаружит, по пучку в каждой главе, если хорошие люди попросят. 
А сам замах автора на «глыбизну» оказался схож с замахом детской лопаткой в песочнице. 
Разве что глаза запорошить. 

Кое-как увязав линии психопата Тихонова, бойца Селиванова и злого дедушки перед телевизором, Александр Пелевин радует эпилогом, на который у меня была пусть и слабая, но надежда. Там уже наше время, 9 мая 2019 года, Санкт-Петербург, парад... Мальчик Саша, внучок дедушки, подросший до небритого мужика, пристает к двум сотрудникам органов внутренних дел, дежурящим возле металлоискателя. Сотрудники названы «милиционерами» и именно это наводит на мысль – получилось, перезапустилось, всё стало правильно и хорошо! Но нет, три строки спустя: «Полицейские смотрят недоверчиво на усталое, взрослое, небритое Сашино лицо».

Вот и я смотрю на молодое, симпатичное Сашино лицо с примерно тем же милиционерско-полицейским выражением. 
И хочется дать автору мудрый совет поэта Луговского, которым так дорожил герой книги в книге: «Юноша, вы молодец. Больше читайте».
Сумеет ли он когда-нибудь написать хорошую книгу – большой вопрос.
Но будем надеяться.