«Перейти 100-летний рубеж? Согласна!»

Сотый год жизни разменяла в мае этого года жительница Донецкой Народной Республики Полина Михайловна Ковунова.

ДОЧЬ НОВОРОССИИ

Полина Михайловна Ковунова – плоть от плоти степной земли. И Гуляй-Поле, где носились на тачанках анархисты Нестора Махно, и селение со смешным названием Пятихатки, появившееся в ходе строительства железной дороги, связавшей в единый индустриальный узел криворожскую руду, донецкий уголь и заводы юга Российской империи, и позже – Юзовку, переименованную в 1924 году в Сталино, а спустя полвека получившую нынешнее имя – Донецк. Это все ее корни, связывающие большой земледельческий род с почвой Новороссии.

Советская власть дала им землю, выделяя пай на мужчин, работников. А в семье отца Полины – Михаила Старины, ветерана Первой мировой войны, старшего среди многочисленных братьев, как назло, рождались одни девочки. Но родня держалась вместе. Это о таких, как они, украинская пословица говорит, что «гуртом і батька легше бити». Все работали на земле, сами, без батраков, обеспечивая себя и кормя город. Когда подоспела коллективизация со всеми ее перегибами, и родню «раскулачили», отцу пришлось уехать на заработки в Сталино. Через некоторое время и мать, собрав в охапку детей и оставшийся скарб, присоединилась к нему. 
Потом они, влившись в интернациональную советскую семью рабочих, «строили город-сад» на Кавказе, где бригада во главе с Михаилом Стариной сооружала резервуары для нефти, которые Полина Михайловна называет «нефтяными озерами». Жили в землянках, освещаемых «каганцами» из нефти, еду готовили тоже на ней. Построили. А когда стали собираться домой, заболел Михаил Старина малярией. Тяжелая болезнь, вкупе с изматывающим трудом и ранами Первой мировой сделали свое черное дело – в 38 лет Михаила, главы большой семьи, не стало. Вся тяжесть заботы о семье легла на плечи вдовы и старшего сына Петра. 

1932-33 годы стали еще одним величайшим испытанием для семьи. Вернулись в Сталино уже без кормильца, а здесь – голод. Тот голод унес жизни 2 млн. жителей Украинской республики, а вместе с ними – младшую сестричку Полины трехлетнюю Хиночку, Хиону, названную так в честь христианской великомученицы. Тогда семья перебирается в Курахово, поближе к земле, которая может прокормить. Старший брат стал работать на строительстве элеватора, мама – в совхозе, а Поля влилась в детскую бригаду. Летом пропалывала сорняки, осенью, когда на элеватор свозили урожай пшеницы, девочка, сидя на огромной высоте, отбирала контрольные пробы зерна, а потом работала в столовой, где кормили живших в бараках рабочих. 
Несомненной удачей Полина Михайловна считает знакомство их семьи с механиком Сталоверовым, сын которого работал главным технологом на Сталинском Государственном машиностроительном заводе имени 15-летия ЛКСМУ. Видя, как тяжело живется вдове, он предложил ей отправить Полю в Сталино в семью к своему сыну. Это был 1936 год. Работящая неизбалованная девочка обузой для семьи не стала. Она помогала по хозяйству, а новая семья ее «образовывала».
– К этому времени, – говорит Полина Михайловна, – за плечами у меня было 2 класса школы, пройденные до т.н. раскулачивания. Хозяйка определила меня в вечернюю школу при заводе, где учились взрослые люди. 
Забегая вперед, скажу, что теплое отношение к семье Сталоверовых Полина пронесла через всю свою жизнь. Своего первенца она назвала Ларисой, в честь внучки хозяев, которую в далекие довоенные годы часто держала на руках. Уже после войны, когда подросли собственные дочери Полины Михайловны, они разыскали ту самую внучку Лору, которая живет теперь на Урале, и до сих пор поддерживают с ней отношения. 

ВОЙНА

– Перед войной, – вспоминает Полина Михайловна, – я закончила 7 классов и по призыву РККА пошла на девятимесячные курсы медсестер запаса, но не закончила – началась война. 
Над городом повисла тревога. Смерть ходила где-то рядом. Завод стали в спешном порядке готовить к эвакуации в уральский город Карпинск. Дни и ночи пропадал Иван Сталоверов на заводе, где нужно было демонтировать, а в крайнем случае, взорвать оборудование. Семьи сотрудников отправили раньше, взяли с собой и Полину. Но на одной из ближайших станций начальник поезда объявил пассажирам, что эвакуации подлежат только специалисты и члены их семей, для остальных нет ни места, ни продуктов. Документов, подтверждающих родство со Сталоверовыми, у Поли не было, поэтому, не задумываясь о гуманизме, с поезда она сошла. 
А Иван Сталоверов покинул город с последним эшелоном. Он стал одним из тех столпов, которые в короткое время не только обустроили завод на новом месте, но и поставили его на военные рельсы. В 1941 г. предприятие стало одним из первых в стране, где был организован массовый выпуск снарядов для прославленных «Катюш», сыгравших значительную роль в Победе над фашистской Германией. Но ни этого, ни того, что впоследствии ему предстоит стать директором завода, получить правительственные награды, не мог знать Иван Сталоверов. 
Не догадывалась об этом и Поля, шедшая по октябрьской степной дороге в Донецк. Молодой и физически крепкой ей не составило труда преодолеть несколько десятков километров. Уже на подступах к городу она услышала сильнейший грохот. Дальше – больше, взрывы гремели под небеса. Это взрывали еще одно мощное предприятие индустриального Донбасса – Путиловский завод. 
Переночевала у родственников – и отправилась к маме в Курахово, куда вскоре зашли немцы, потом – в родные Пятихатки – туда, откуда их изгнали как кулаков. Малая Родина ее не отторгла, но правили бал здесь уже оккупанты. В собственном доме «от щедрот» ей с матерью выделили комнату. Снова, как и в детстве, стали они работать на земле-кормилице. Так прошел год.

РЕЙХУ НУЖНЫ РАБЫ!

Но блицкриг, затеянный Гитлером, провалился. Экономика Германии задыхалась без рабочих рук, отвлеченных на войну. Нужны были рабы – молодые, здоровые, работящие. После войны в материалах Нюрнбергского процесса говорится о пяти миллионах гражданских лиц, угнанных в Третий рейх. Из них – 2,2 млн. – с территории Украины.
За Полей приходили не раз. Мама прятала ее у своих сестер, а полицаям отвечала: ушла Поля, не знаю куда. Один раз сошло с рук, а потом, видя «огромное желание молодежи» поработать на Германию, коллаборационистские местные власти стали закручивать гайки. Получивший из рейхсканцелярии квоту на поставку рабов в Пятихатки лично прибыл комендант, организовавший целую спецоперацию по отлову молодежи. Ребята и девчонки не могли появиться на улице, тем более не могли убежать – везде были глаза полиции. Мать Поли стращали разными способами, а потом забрали в гестапо заложницей. Сказали: пока дочка не придет – не выпустим, а не объявится – тебя погоним с молодыми. И Поля пошла выручать мать, решив, что попытается удрать по дороге. 
Собрали их на вокзале, запихнули в теплушки и повезли. В Днепропетровске сделали остановку – тут-то Поля и решила исполнить задуманное. Знающий человек сказал, что достаточно выскользнуть с перрона, а на берегу Днепра есть люди, которые помогут ей перебраться на другой берег. Увы, не удалось – сельская девушка не обладала военными навыками и не знала местности. Растерянно озирающуюся среди скопления товарняков, ее быстро задержала охрана, от которой, по ее словам, «еле удалось отбрехаться». 
В пути не кормили, дескать, и так выживут. Первой «сортировочной» станцией для новоявленных рабов стала Польша. Народу здесь было – тьма! Из разных регионов гнали юношей и девушек, чтоб их трудом, здоровьем и жизнями «смазывать» немецкую военную машину, увязающую на огромных захваченных территориях. Здесь их подвергли унизительным процедурам дезинфекции и осмотра. Покормив из общего котла, снова запихнули в теплушки и повезли дальше. Это была весна 1943 года. Но все ее радости: восторг от синего неба и пения птиц, зеленой травы и майской сирени, иногда мелькавшей в щелях вагона, были не для Поли, встретившей свой очередной день рождения в товарняке. 
Конечным пунктом была Австрия, вернее Нижняя Австрия, город Винер-Нойштадт – небольшой по нашим меркам городок, в котором сегодня проживает около 40 тыс. населения. 
После насильственной интеграции Австрии в состав Германии в 1938 году предприятия города были переориентированы на войну. На заводах здесь собирали истребители Мессершмитд и боевые ракеты А-4. Педантичные и расчетливые немцы направляли туда невольников из городов. Сельских, по их мнению, эффективнее было использовать в аграрной отрасли. 
На невольничьем рынке, именуемом биржей труда, рабов выстроили в шеренгу, мол, выбирайте, бауэры, себе рабсилу. Они и выбирали: заглядывали в рот, щупали мускулы, смотрели руки. Поля попала к владелице сада. 
– Очень строгой, – вспоминает Полина Михайловна. – Как-то она увидела, что я, сидя на дереве и собирая черешни, несколько штук кинула себе в рот. Скандал был отменный. Даже ее дочка за меня вступилась. А есть-то хотелось, потому что кормила фрау скудно – бутербродиком с маргарином. 
Да, видно, фрау не знала о привычке помещиц заставлять крепостных петь песни во время сбора урожая, а то пришлось бы Полине познакомить ее с украинским фольклором. Но за всем хозяйка уследить не могла и, теряя пфенниги на съеденных рабыней ягодах, все же вынуждена была доверять Полине не только сбор, но и транспортировку ящиков на рынок. 
Через некоторое время девушку перевели работницей к хозяину ресторана, где Полю держали вплоть до Победы. 
Ресторан стоял неподалеку от строящегося аэродрома и бомбоубежища, которое выдолбили в скале военнопленные. Кормились в ресторане, в основном, те, кто служил на аэродроме. Вечером собирались местные жители. 
Два старших сына хозяина были на фронте, а 16-летний Вики и 14-летняя Кизи жили с родителями. Но вот превратности судьбы: дети полюбили Полю. Родители ее, конечно, за ровню не считали, а вот Кизи могла, стащив у матери кусочек штруделя, угостить им Паулю – так теперь называли нашу невольницу. 

ХЛЕБ ДЛЯ ПЛЕННЫХ

Дважды в день, мимо «Полиного» ресторана на строительство аэродрома гнали огромную колонну пленных. 
– Я часто сталкивалась с ними на улице, – говорит Полина Михайловна. – Мы уже стали узнавать друг друга. Иногда, когда охрана не видела, удавалось перекинуться парой-тройкой слов или сунуть кому-то в руку сахарин. 
А однажды Поля обнаружила завалившуюся за ларь, в который складывали выпеченный хлеб, неучтенную буханку. И сразу вспомнила о вечно голодных соотечественниках. За несколько приемов, чтоб не привлекать внимания охраны, ей удалось договориться с одним из них, что вечером она положит хлеб под куст. Как они его заберут оттуда – это уже была их задача. 
Бесхитростная и открытая девушка очень волновалась. Это была не маленькая коробочка сахарина, а большой продолговатый хлеб, с килограмм весом. Как его вынести, чтоб не застукали хозяева, не поймал на улице патруль? 
Надела два фартука, между ними на животе приладила хлеб, сверху накинула зеленый халат, чтоб слиться с зеленью кустов. Вышла, а свет по дороге горит – улица освещена. Страшно было, но добежала до куста, оставила хлеб. Возвращается назад, а хозяйка, не заметив отсутствия работницы, заперла ворота на крючок. Что делать: стучать или кричать, навлекая на себя беду?.. Решила перелезть через калитку. К счастью, получилось тихо – ни хозяева, ни собака нарушительницу не учуяли. Но поджилки тряслись еще очень долго. 
Новые Полины друзья, даже при тех минимальных возможностях, что у них были, решили отблагодарить добрую девушку. 
– Дочечка, что тебе надо, может чемодан сделать? Домой же когда-то надо будет ехать, – уже чуя приближающуюся победу, спросил у нее пожилой пленный. 
Чемодан – это было здорово! Такого у Поли никогда не было, все больше – крестьянские торбы. Сделал и по договоренности оставил под тем же кустом, поздно вечером, чтоб не нарваться на комендатуру. И чтоб саму Полю не застукали хозяева. 

БОМБАРДИРОВКИ

По-другому война впервые напомнила о себе уже в августе 1943 года, когда союзники осуществили первый бомбовый удар по Винер-Нойштадту. 
С весны 1944 года бомбить стали чаще. И чем больше Советская Армия продвигалась вглубь Европы, тем чаще в Винер-Нойштадте звучала воздушная тревога и Поля вместе с остальными бежала в бомбоубежище. Радуясь наступлению на врага, ей все же не хотелось попасть под «дружественный огонь». Ну а местному населению пришлось отвечать за непротивление гитлеровской экспансии, сделавшей регион важной стратегической единицей. 
Всего неистовые американцы сбросили на город и сопряженные с ним территории, где находились военные заводы, около 50 000 бомб и разрушили 80% всех построек. Их было не остановить – не то что в начале войны. В 1945, когда воины Советской армии уже «пол-Европы по-пластунски пропахали» и были в двух шагах от победы, они фактически стерли с лица земли Дрезден, а потом Хиросиму и Нагасаки. Но это уже другая история. 
 
ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО

«Войска 3-го Украинского фронта продолжали успешное наступление, – голосом Левитана звучала 3 апреля 1945 года сводка от Советского информбюро. – Советские пехотинцы и танкисты вышли к реке Лайта северо-восточнее города Винер-Нойштадт. На рубеже этой реки противник построил сильно укрепленный оборонительный рубеж. Немцы отчаянию сопротивлялись, стремясь не допустить прорыва советских войск на ближние подступы к Вене. В результате ожесточенных боев наши части переправились через реку Лайту, овладели узлом железных дорог Эбенфурт и, продвигаясь вперед, перерезали железные и шоссейные дороги, идущие из Винер-Нойштадта к Вене. Тем временем другие наши части, продвигаясь на запад, заняли города Глоггнитц и Неункирхен. Таким образом, немецкие войска, находившиеся в районе Винер-Нойштадта, оказались в полуокружении. Не давая врагу опомниться и организовать оборону города, советские части стремительными ударами с трех сторон ворвались в Винер-Нойштадт и овладели им. Захвачены огромные трофеи и много пленных… Преодолев на широком фронте оборонительную полосу немцев за рекой Лайта, наши войска с боями продвигаются к австрийской столице».
Это сообщение, как и другие сводки Совинформбюро, Поля, конечно, не слышала. Слышала грохот приближающихся боев, «Alarm!», вой самолетов – и радовалась, тихо, про себя. А хозяева волновались. 
Когда наши войска уже были на подступах к Нойштадту, где-то возле деревень Саербрун и Визень, и грохот от стрельбы стоял неимоверный, хозяин испуганно засуетился: куда бежать, как спасать себя и деньги? Все ценности он собрал в огромный чемодан. Так с этим неподъемным чемоданом он и сидел в бомбоубежище. Говорят, что у немцев был чемодан с двумя ручками, который они называли «Великая Германия», для трофеев, видать. По этой логике, чемодан хозяина должен был называться «Великая Австрия» – получилось, что для пожитков, с которыми придется драпать. 
Кроме того, он приказал Поле и Вики спрятать две 50-литровые бочки с пивом и закопать копчености. От отступающих фашистов хозяйское добро уберегли. А вот 16-летнего Вики эсэсовцы увели с собой – гитлеровский Молох нуждался в молодой крови. 

НАШИ

Потом наступила тишина. Через сутки после ухода немцев Поля увидела тех, кого так давно ждала – наших воинов-освободителей. Радости ее не было предела. 
Хозяева испуганно сидели в своей комнате – да их и не тронули. И собака сидела с ними, ни разу не гавкнула, видно, понимала, кто победитель. Спряталась и Мария – привезенная несколько месяцев назад рабыня. Уроженка Западной Украины, она боялась и немцев и наших. Но Поля справилась за всех. 
Она встретила освободителей хлебом-солью в самом широком смысле этого слова – накрыла все 24 стола ресторана белыми скатертями и выставила снедь. Более того, она выдала соотечественникам одну из «главных военных тайн» хозяина – где находится шнапс и где закопаны копчения. Сама девушка никогда шнапс не пробовала, но для спокойствия прибывшего генерала пришлось отхлебнуть, чтоб знали, что он не отравлен. Тут уж смеялись все. А Полина радость била через край. 

В освободившейся комнате Вики поселились несколько военных. Поля баловала их украинским борщом и помогала освоиться на местности. Эти чужие дотоле люди стали для нее как братья, а пожилой старшина, проявивший заботу о Поле и Марии, как отец. 
А потом вчерашним невольницам сообщили, что можно собираться домой – ждите машину. 
Память Полины Михайловны до сегодняшнего дня сохранила, может быть, и неважные с точки зрения Великой Победы, но очень удивительные для нее мелочи. Как пришел приятель хозяина – владелец обувного магазина – и сказал ей: «Пауля, пойди, подбери в магазине для себя какую-то обувь». Как хозяйка, которая за все время работы не заплатили Поле ни пфеннига, открыла шкаф и предложила ей выбрать любое из своих платьев. 
Сложила Поля свое добро в чемоданчик, подаренный ей пленным солдатом, надела кацавейку, на рукаве которой был пришит прямоугольник с надписью «Ост», отличавший восточных рабынь от «сверхчеловеков», и поехала на сборный пункт. Там проверка-перепроверка, беседа с особистами – их еще много предстояло пройти на пути домой. 
– Там же я встретила четверых землячек, с которыми меня угнали, – говорит Полина Михайловна. – Дальше мы продолжили путь вместе. 

ДОМОЙ

В годы войны на территории современной Австрии, по разным оценкам, умерли от 40.000 до 60.000 советских военнопленных и гражданских лиц, угнанных из оккупированных фашистами областей СССР. Население этого кладбищенского города сравнимо с населением Винер– Нойштадта, откуда живой вырвалась наша рабыня. 
9 мая, день, когда гитлеровцы подписали Акт о полной и безоговорочной капитуляции, Полина встретила в поезде, везшем вчерашних рабов на Родину. Счастливые, они ехали домой, в разрушенные города и села, не страшась грядущих трудностей, и казалось, что вся природа радовалась вместе с ними. В низине под зеленой горкой тек красавец-Дунай, вода казалась чистой-пречистой. 
На очередной узловой станции – снова собеседование и разделение потока репатриантов по направлениям. Снова ехали поездом, шли пешком, отсчитывая по пыльным послевоенным дорогам километры до родного дома. 

 «БОСЫЕ И ГОЛЫЕ, МЫ БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ»

Потом Полина оказалась в Донецке, куда после освобождения Донбасса от фашистов уехали родственники для работы на военном заводе. Там снова – встреча с особистами при трудоустройстве, их профессиональная подозрительность, трудности в получении документов. Но криминала в действиях вернувшейся невольницы не нашли. 
Потом Поля работала на вокзале, встречала и провожала поезда, там же встретила своего суженого – Михаила, который приехал с братьями из Белоруссии. Вышла замуж и, как мы уже говорили, родила дочку Ларису, потом еще одну – Олю. 
– Когда я вышла замуж, то, как будто бы на свет народилась, – вспоминает Полина Михайловна. – Мы были босые и голые (всем тогда было трудно), но были счастливы. Страна поднималась из руин. Мой брат участвовал в строительстве почти половины домов центра Донецка. А потом и мы с ним построили дом неподалеку от шахты. Шахта работала настолько интенсивно, что скоро террикон из выдаваемой на-гора породы стал «стучаться в наши окна». Поэтому нам дали квартиры в Киевском районе на улице Артема – центральной улице города. 
Это были лучшие годы моей жизни. Дочери подросли, закончили школу, получили высшее образование, обзавелись жильем, позже – своими детишками. Грех было жаловаться. 
Настоящим потрясением для семьи стал развал великой страны. Продолжением несчастья стала смерть мужа. 

СНОВА ВОЙНА

Но квинтэссенцией несчастий стала война, развязанная против Донбасса в 2014 году. 
– Год 50-летнего юбилея нашего дома, который мы собирались отмечать вместе с соседями-ветеранами, – говорит Полина Михайловна, – стал годом начала новой войны в моей жизни. 

Киевский район Донецка оказался чуть ли не на передовой. Для тех, кто побывал под обстрелом, «чуть ли» не считается. 26 мая 2014 года над аэропортом, до которого было всего 4 км, закружили вертолеты, которые несли смерть. Остановился городской транспорт – и мимо окон пошли толпы людей. А на вокзале уже были первые убитые. Город, построенный большим трудом и любовью, убивали из тяжелых орудий.
Во время обстрелов прятаться было некуда, бомбоубежищ не было, поэтому уходили от окон, открывая их, чтоб не вышибло стекла взрывной волной, прятались за несущие стены дома. На ночь не раздевались – на всякий случай, вдруг придется бежать. Впрочем, куда бежать 90-летней бабушке, умудрившейся еще накануне поломать ногу? Войну против жителей Донбасса киевская власть вела по всем направления: обстрелы, блокада и, как «вишенка на торте», лишение всех социальных льгот, пенсий и пособий на младенцев и инвалидов. 
Самыми страшными были январь-февраль 2015 года, когда казалось, что под бешеный грохот земля под ногами пошла вразнос и мчится в какую-то пропасть. Вот и в соседнюю девятиэтажку угодил снаряд, а в квартире брата, живущего на одной площадке, в окнах вылетели все стекла. Теперь окна в доме были крест-накрест заклеены скотчем, как в Великую Отечественную. 
Теперь уже внучка Поля, названная так в честь Полины Михайловны, как и ее бабушка, шла по военным дорогам, работала и пряталась в подвалах от обстрелов. Когда было совсем жарко – работала дистанционно в более тихом районе, но всегда возвращалась. 

***

Очень хотелось бы написать, что эти страшные дни для жителей Донбасса ушли в прошлое, но… Война в Донбассе продолжается уже восьмой год, унося жизни, как его защитников, так и мирных граждан, детей. Гораздо дольше, чем длилась Великая Отечественная война. 
И на протяжении всех этих лет Полина Михайловна ежедневно молит Бога обо всех страждущих. 
– Вокруг нас все частные дома разбиты снарядами, люди остались без жилья, ютятся по родственникам и съемным квартирам, кто-то уехал, – говорит она с болью. – Наша семья оказалась по обе стороны войны. Хочу соединиться с дочкой, внуком и правнучкой, которые живут по ту сторону линии фронта. Наш род большой. У меня было много сестер и братьев, у них, соответственно, есть свои дети и внуки. Они живут не только в Донецке – в Днепропетровске, Киеве, Запорожье, в Москве, на Урале. Все желают нам мира и здоровья. Вот и я хочу уйти в мирное время. Пусть оно скорее наступит!
– Мама не очень вникает в смысл слова оптимист, но это именно про нее, – говорит ее старшая дочь Лариса, отвечая на вопрос: «Откуда в Полине Михайловне столько жизненных сил?». – Я считаю ее «прорабом» нашей семьи. Никогда не ныла, не жаловалась на проблемы, во всем подставляла отцу свое плечо. Детям точно передалось. И внукам, пожалуй, тоже.
Мира Вам, Полина Михайловна! И живите подольше, служа символом стойкости, тихого и мужественного сопротивления «всем смертям назло»!

Художник: Т. Пономаренко-Левераш.