Версия детективной истории из 1863 года

Одним из непреложных правил в расследовании сложных детективных сюжетов является поиск ответа на вопрос: Cui bono est? (Кому это выгодно?). 
Помогли документы: дневник Ф. Андерсона «Seven Months' Residence in Russian Poland in 1863»/ «Семь месяцев жизни в русской Польше в 1863 году» и воспоминания старшего брата Яна Биспинга «MOJE WSPOMNIENIA W MASSALANACH SPISANE. PAMIĘTNIKI JANA ORDYNATA BISPINGA 1842-1892»/ «Мои воспоминания записаны в Массолянах. Дневники ордината Яна Биспинга1842-1892».
Справка. Ординация (от лат. Ordinatio – порядок) – неделимое владение, которое передавалось по наследству по особым правилам – только потомкам по мужской линии (женщины не считались наследницами), а в случае их отсутствия – представителям других линий рода. Кроме того, устанавливалась неотчуждаемость главных имений. 10 декабря 1586 г. соглашение об образовании ординаций было утверждено королем Стефаном Баторием. Ординации сохранялись в Российской империи и Польше. Последние ординации были ликвидированы в 1939–1945 годах.
В Российской империи в 1863 году обстановка тревожная. С начала Январского восстания введено военное положение, которое сохранится вплоть до начала 1870-х годов. На городских заставах военные посты, на каждом шагу конные разъезды грозных казаков с нагайками, службу несут императорские гвардейцы, перед домом губернатора в Гродно дополнительно установлено 20 пушек.
Справка. По приговорам военно-полевых судов 127 мятежников были публично повешены, на каторжные работы сослано 972 человека, на поселение в Сибирь – 1427 человек, в солдаты попало 345, в арестантские роты – 864, выслано во внутренние губернии – 4096, в административном порядке уволено с должности 1260 человек, в боях было убито около 10 тысяч мятежников. Кроме того, причастных к мятежу, но помилованных и освобожденных было 9229 чел.

С марта, как только два друга пересекли границу, и вплоть до злополучной пятницы 4 сентября 1863 года, в день ареста, они спокойно перемещались по Гродненскому и Волковысскому уездам. С паспортами у них все в порядке. Молодой помещик встречается с близкими и дальними родственниками, посещает балы, охотится, занимается посевами пшеницы, гречихи, гороха, бобов, сельхозтехникой, вникает в проблемы арендаторов земли, крестьян, т.е. входит в курс текущих дел обширного поместья.
Из книги англичанина Ф. Андерсона: «В пятницу, четвертого сентября, мы приехали в Гродно из Вереек, намереваясь на следующей неделе отправиться в Вертелишки и посетить праздник урожая, который там должен был состояться. Мы пробыли в Гродно всю субботу и воскресенье, а в понедельник после обеда отправились в фольварк. Погода стояла прекрасная; почтмейстер-еврей прислал за нами свою лучшую упряжку из четырех лошадей, и граф, его слуга-немец и я покинули отель около трех часов в приподнятом настроении, мало думая о событиях, которые должны были вскоре произойти с нами».
Иными словами, до злополучной пятницы 4 сентября 1863 года ни у кого из представителей городской, тем более губернской администрации, друзья не вызывали пристального интереса или подозрения. Или все-таки был интерес, тогда чей? 
Немедленный арест, заключение в одиночные камеры гродненской тюрьмы, бывшего иезуитского коллегиума, построенного вместе с Фарным костелом в начале XVIII в. Камеры переполнены арестантами-повстанцами. Допросы следственной комиссии с 11.00 утра до 17.00 вечера с пристрастием ведут пять опытных следователей. 
Ф. Андерсон просил разрешить ему телеграфировать в Петербург послу, лорду Нейпиру, консулу в Варшаву и отцу в Бонн. В телеграммах сразу было отказано. Доказательство вины строилось на показаниях двух свидетелей-повстанцев. Те утверждали, что видели графа и англичанина в лесу в отряде мятежников Ленкевича и даже слышали, о чем говорил иностранец. Задержанный пытался через переводчика-еврея, а потом через офицера императорской гвардии барона фон Ховена доказать, что он не знает польского языка и учить его не собирается. В крайних случаях переходил на французский. Даже капитан из следственной комиссии согласился с формулировкой: Ф. Андерсен не знает польского языка, эту важную поправку занесли в протокол. Короче, друзьям срочно шьют политическое «дело».

Кто-то может сказать: так сложились жизненные обстоятельства, а если обстоятельства эти рукотворные и за ними стоит конкретный исполнитель?
За два года, с 1861 по 1863 гг., в Гродно сменилось четыре губернатора. Новым военным губернатором Гродно и одновременно гродненским гражданским губернатором Указом Александра II от 21 июля (2 августа) 1863 года был назначен Иван Николаевич Скворцов (1817-1882). До нового назначения исполнял должность начальника 4-го (Виленского) округа жандармов, побывал в жандармских должностях в Херсонской, Подольской и Ковенской губерниях.
Следует отметить, что арест друзей произошел, когда в должность вступил И.Н. Скворцов. Вот какую характеристику нового губернатора в своей рукописи дал брат Александра Ян Биспинг: «В Гродно, как кровожадный сатрап, царил генерал Скворцов, тем более опасный, что это был человек неполиткорректный, административного таланта, бывший жандарм, наконец, чиновник, умеющий работать без передыха. Все должно было пройти через его руки, и ничто не ускользало от его ока. Он охотно склонялся над жертвами и имел величайшее удовольствие объявлять на публике лично: "Что, пани, вашего мужа повесят или отца сошлют на тяжкие работы". Иногда он даже преувеличивал суровость наказания, чтобы насладиться видом слез и боли у невинных жертв».
Скворцов очень торопился, документы на арестованных следственная комиссия подготовили быстро. Когда другие дела тянулись месяцами. При этом важно, как их преподнести в виленскую канцелярию вышестоящему начальнику генерал-губернатору М. Муравьеву. Репрессивная государственная машина работает без перебоев. Среди тысяч дел идейных повстанцев можно сфабриковать и в свою личную пользу пару-тройку дел, глядишь и обогатишься, как говорится, по шумок. 

7 сентября 1863 года следственное дело поступило к Скворцову, тот признает А. Биспинга «абсолютно неблагонадежным в политическом отношении». Ответ от 19.09.1863 г. из виленской канцелярии за подписью генерал-губернатора М. Муравьева дублирует первое заключение Скворцова, он предопределен: показания лжесвидетелей-шляхтичей приняты, а «…помещика Александра Биспинга как совершенно неблагонадежного в политическом отношении и вредного для дальнейшего пребывания в крае отправить на жительство в Оренбургскую губернию, с учреждением там за ним строгого полицейского надзора; Англичанина Андерсона выслать за границу, воспретить ему въезд в Россию».
29 сентября 1863 года Александр Биспинг, конвоированный жандармом, был отправлен в пассажирском поезде в Санкт-Петербург в пересыльную тюрьму, откуда по этапу в назначенное место ссылки – Оренбургскую губернию. Ему разрешено взять с собой в ссылку слугу и камердинера. Поезд из Гродно отходил по пятницам, прибывал в Санкт-Петербург в воскресенье.

Сегодня нам известно, что политические взгляды Александра кардинально расходятся с «чырвонцами» или красными радикалами польского восстания. Это лояльный к власти человек консервативных взглядов, верноподданный царя, что подтверждают мемуарные и архивные документы. Почему же в сентябре 1863 года эта важная информация осталась за рамками дела? Все тот же вопрос – кому было выгодно представить владельца, ордината Массолянского имения соучастником Январского восстания?
Из рукописи Яна Биспинга: «Вскоре до нас дошла ужасная весть о заключении брата моего Александра и отправка его в Уфу, также о наложении на орден секвестра. Страшный это был удар для нас и незаслуженный, ибо, зная политические взгляды брата моего, мы были уверены, что он не виноват, он пал жертвой интриги червонцев… Мой брат Александр как ординат, богатый и смелый, шел против восстания (слишком сильно им мешал), они его и погубили ложным и гнусным доносом». 
Приведу выдержку из прошения Александра Биспинга из Уфы от 5 января 1867 года на имя нового генерал-губернатора Виленского, Ковенского, Гродненского и Минского Баранова Э.Т. К тому времени А. Биспинг после высочайшего разрешения уже перешел в православие, в ссылке полностью порвал отношения с местной средой поляков:
«В августе 1863 года меня оклеветали. Это сделали поляки, я громко и повсеместно осуждал преступную деятельность мятежников. Меня обвинили в том, что я помогаю им оружием, однако показания двух неизвестных мне бунтовщиков не подтверждались никакими фактами. …В Уфе, в среде лучших семейств, я ещё более сроднился с русскими и, постепенно знакомясь в течение 2-х лет с догматами Православной Церкви, пришёл к осознанию первенства ея и принял Православие. Теперь считаю себя совершенно готовым на все пожертвования для доказательства преданности Государю и России и жажду только возможности нести свою долю общественной пользы».

Читаю у сотрудника исторического архива Беларуси Д. Матвейчыка в его книге «Участники восстания 1863–1864 годов. Биографический словарь»: «652. Биспинг Александр, помещик Гродненского и Волковысского поветов. За причастность к восстанию по решению следственной комиссии «административным порядком» выслан на жительство в Оренбургскую губ. Его имущество на основании указа от 10.12.1865 подлежало обязательной продаже». 
Надо отметить, что административным наказаниям или без привлечения к суду в 1860-1870-х годах подвергались те арестованные, против кого недоставало улик. 
Предположу такую версию: Александру Биспингу всего 19 лет, вчерашний студент, он молод, богат, неопытен, вот тут интрига и закрутилась. Велик соблазн попользоваться чужим, слаб человек, отягощенный властными полномочиями. Скворцов был первым важным звеном в цепи «случайностей» подследственного. Именно от него зависело, как представить наверх дело молодого наследника Массолянского имения.

Интрига продолжилась. 29 марта 1864 года Заблоцкий Эразм Карлович (1831-1884), псевдоним «медиор», в прошлом мелкий чиновник, один из соратников руководителя восстания К. Калиновского, арестован осенью 1863 года, дает в особой следственной комиссии новые показания, выдает фамилии некоторых местных помещиков, в том числе и Александра Биспинга. 
Тучи сгущаются над головой ссыльного. Для доследования дела из Уфы графа доставляют в Гродненскую тюрьму, там он содержится до середины декабря 1864 года, пока не вынесли окончательный приговор. Заблоцкий на допросе утверждает, что он с Калиновским проезжал через имение Верейки. На допросе Биспинг отказывался от знакомства с Заблоцким и Калиновским, мотивируя тем, что в его имении расположен постоялый двор, может быть, в нем и ночевали эти люди, но он ничего об этом не знал.
К тому времени книга Ф. Андерсона уже вышла в Лондоне, что только усугубило положение осужденного, так как автор книги обратился в английский парламент с обращением по поводу карательных акций в Польше. В книге англичанин выразил свое неоднозначное отношение к восстанию, сочувствовал другу, военное положение в стране ломало все его планы. В европейских газетах дело получило международную огласку. До ушей генерал-губернатора М. Муравьева дошла эта информация. На этот раз хрупкое равновесие весов царского правосудия перевесило личные амбиции хозяина края М. Муравьева.

Есть много примеров, когда одним росчерком пера виленский генерал-губернатор единолично решал помиловать или ужесточить приговор. Например, за помещика Э. Твардовского хлопотал его друг А. Суворов, внук генералиссимуса, тогда военный генерал-губернатор Санкт-Петербурга. Он написал прошение на имя царя в защиту Э. Твардовского. Вскоре следственная комиссия «пересмотрела» дело и прислала новый приговор, подписанный Муравьевым. В приговоре сообщалось, что следственное дело бунтаря пересмотрено, а тот не только не оценил благодати Муравьева, но и стал оспаривать его решение перед самим царем. Поэтому наказание пересмотрено, Твардовского лишили всех прав, назначено пожизненное проживание в Тобольске, а также конфискация его имения Головчицы, оставшееся жене и детям. В 1866 году Эдуард Твардовский умер в ссылке.
Из рукописи Яна Биспинга: «В первые дни декабря заключенным огласили приговор военного суда… Брата моего опять в Уфу отправили по той же злосчастной причине, что имел англичанина при себе. Муравьев, когда ему снова показали дело моего брата, собственноручно на нем написал: «Знаю, что он не виновен, но надо мальчишку проучить, чтобы не имел при себе англичан, которые чернят Россию и грязью бросают на ее чиновников, так что верните его в Уфу». 
Старший Ян Биспинг появился в Гродно только к зиме 1964 года, хотел повидать и помочь брату. «Нам разрешили посылать еду в тюрьмы, и там брат мой кормил из своего кармана двадцать человек. Жандармы, охранявшие наших пленников… почтенные эти люди, достойные искренней от нас благодарности, ежедневно приносили нам записки и письма…. Это стоило нам немалых затрат, потому что надо было хорошо оплачивать услуги».
В Гродно все вновь прибывшие из-за границы обязаны были немедленно явиться к местному губернатору, такое правило. На аудиенции Скворцов дал понять, что прекрасно помнит дело младшего Биспинга, и начал обвинять старшего брата в его причастности к шайке бунтовщиков. Старые приемы запугивания. Тот пытается оспорить слова Скворцова, он только вчера вернулся из Дрездена: «…я уже год живу за границей, а доказательством тому является виза русского посольства в Париже». 
В конце аудиенции Скворцов уже угрожает: «Я буду следить за вами самым тщательным образом, и за малейшее политическое вмешательство сгною вас, как брата».

Но не только некие политические предпочтения определяли действия представителей власти. Писатель-сатирик М.Е. Салтыков-Щедрин по роду своей служебной деятельности хорошо знал природу злоупотреблений чиновничества Российской империи в середине ХIХ столетия. «Хищничество, хищничество и хищничество – вот единственный светящий маяк жизни, вот единственный кодекс, обязательный для современного человека. Россия представляется чем-то вроде громадного пирога с начинкой, к которому чем чаще подходишь закусывать, тем сытее будешь».
Изучая документы бедного Александра, думаю: наказание должно соответствовать тяжести преступления, но назначенная ему мера наказания даже по меркам того времени, слишком суровая. 
В рукописи старшего брата есть одна любопытная подсказка: неожиданно всплывает фамилия нового «пострадавшего» от Скворцова – это Корнелий Леопольд Валицкий. 
«Я должен вам заметить, как этот человек закончил, чтобы уже никогда о нем не вспоминать…, он жил еще в начале текущего столетия знаменитый podstoli Walicki (1746–1828), который прожил счастливо, и, как говорили, не всегда честно играл, сделал огромное состояние и стал состоятельным владельцем. У него были значительные владения под Гродно, Озера (Езиоры) и там он хранил все свои сокровища». 
Речь идет о замечательном авантюристе Михале Валицком (1746–1828), почти современнике знаменитого Калиостро. В шляхтиче Валицком проявились многие типические черты своего времени. Европа XVIII века была эпохой повального увлечения игрой в карты и модой на все французское. Карточный азарт из Версальского дворца распространился до всех европейских столиц: Лондона, Мадрида, Рима, Варшавы, Москвы и Петербурга.

В 1778 году Михал купил у подскарбия (помощника королевского казначея) Станислава Солтыка (Stanisław Sołtyk) должность королевского подстолия. Подстолий – заместитель стольника, помогавший ему сервировать королевский стол. Постепенно должность подстолия (как и многие другие) стала чисто номинальной, обозначавшей принадлежность к свите короля Речи Посполитой. Позже в Италии Михал выкупил у какого-то итальянского аристократа графский титул. 
Польский писатель Хенрик Жевуцкий (1791–1866) так писал о Михале Валицком: «Никогда ни о чем не спорил, прощал ошибки партнерам, никогда никому не отказывал в кредите, ни от кого не требовал немедленно заплатить проигрыш наличными деньгами».
Новоиспеченный граф играл с представителями высшего света на золото, бриллианты, сапфиры, изумруды и другие драгоценности. Именно тогда Валицкий выиграл знаменитый сапфир, меняющий свой цвет в зависимости от освещения, о котором французская писательница мадам де Жанлиз написала рассказ «Сапфир графа Валицкого» (или «Великолепный сапфир»).
Удачный картежник или шулер высшего класса Михал Валицкий сделал при королевских дворах Европы карьеру и накопил немалые деньги, драгоценности, имущество. К концу своей жизни из шулера он превратился в «человека общества» из высшего европейского света, стал меценатом культуры и науки.
Из рукописи Яна Биспинга: «Умирая бездетным, оставил все своему родственнику Корнелю Леопольду Валицкому, великому чудаку невероятно жестокого нрава, доходило у того даже до зверств над подданными. Свидетели говорили, что пан Корнель попал бы под суд, если бы не восстание, я не знаю, в чем он был замешан. С нимбом мученика его вывезли в Сибирь, а имение с прекрасным урожаем конфисковали».
Далее автор поясняет о судьбе ссыльного Корнелия Леопольда Валицкого (1828–1876). Из документов фонда 295 НИАБ можно прочитать: «В 1863 году помещик Гродненской губернии Корнель Леопольд Валицкий до восстания являлся кандидатом Гродненского губернского маршалка. За отношение к восстанию постановлением военного суда приговорен к лишению прав состояния, конфискации имущества и ссылки на поселение в “более отдаленные места Сибири” – поселению в Верхоленске Иркутской губернии». 

Ян Биспинг неожиданно приближает нас к некой интриге, постараюсь на ней остановиться более подробно. Он делает акцент на конфискованном имуществе, в частности на драгоценностях, которыми владел Корнелий Леопольд Валицкий.
«Гродненский исправник Магнус и губернатор Скворцов украли у него самые красивые вещи, особенно табакерки времен Марии-Антуанетты, усыпанные бриллиантами. Спасен был только великолепный и как бы единственный в своем роде розовый бриллиант. Я видел его в Гродно на руке пани Чеховской, большой подруги Валицкого, где-то за границей она велела обналичить его и, благодаря вырученным за него деньгам, содержала до последних дней сосланного друга. Валицкий, узнав о разграблении своих сокровищ, отправился больным в дорогу и остановился в Петербурге. Там он подал прошение министру Валуеву, что у него есть важные сообщения. Представлен был министру. Валицкий чувствовал себя убитым и навсегда распрощался со своими землями в Озерах/Jeziorami, рассказал министру всю мерзость поступков Скворцова. Все свою огромную ценную коллекцию пожертвовал Эрмитажу».
Автор не церемонится, называет вещи своими именами – украл.
И далее: «Послали на съезды в Гродно и Озеры некоего чиновника, воровство Скворцова выявили, что в итоге лишило его губернаторства. Он умер позже в немилости».
Про Магнуса известно только, что звали его Фердинанд Данилович, надворный советник, гродненский земский исправник (с 1856г.?), на службе с 1834 г., «имеет медали: серебряную за cпaceниe погибавших и тёмно-бронзовую в ознаменование завершения Крымской войны 1855–56 гг. – и знак отличной за 15 лет беспорочной службы». 
На 129 странице рукописи автор помечает свои сноски: Михаил Валицкий (1746–1828), в 1789–1791 гг. Авантюрист, картежник и политик, с 1801 г. член Варшавского Общества друзей наук и филантроп; Леопольд Корнель Валицкий (1828–1876) владелец суконных и бумажных мануфактур в Озерах и нескольких деревень Гродненской губернии. В 1863 году приговорен к конфискации имения и поселению в Верхоленске Иркутской губернии. Благодаря стараниям семьи и друзей, переехал в Иркутск, где стал библиотекарем сибирской библиотеки. 
С Леопольдом Корнелем Валицким все понятно, вина доказана: помогал повстанцам продуктами, одеждой, фуражом, как и его племянница Людвига Валицкая, 18 лет, «доставляла повстанцам в Святое болото продукты, выслана в Воронежскую губернию…». Помещика сослали с глаз долой в Иркутскую губернию, почему бы не попользоваться конфискованным добром?

С молодым графом – другая история, форма обвинения та же, но вот содержание не соответствует истине. Опытный Скворцов прогадал, не думал, что у мальчишки окажется столько покровителей и столичных связей. 
Известно, что Скворцов И.Н. был уволен с должности царским указом от 13 (25) января 1868 года. По собственному прошению с зачислением в запасные войска. 
Как тут не задаться вопросом – с чего бы это гродненский губернатор попросился в отставку. 48 лет – еще не старческий возраст. Наверное, воровство драгоценностей у владельца имения Озеры и других земель, к тому времени уже давно ссыльного, раскрылось, наверху посчитали его не типичным казнокрадством, а делом почти частным. Дело замяли, не дали хода.
Дочь Скворцова Ольга в 1899 году для публикации в журнале «Русская старина» переписывала дневник отца. В письме И. П. Корнилову (1811–1901) (Иван Петрович Корнилов с 1864 по 1868 гг. был попечителем Виленского учебного округа) упомянула о каких-то «доносах и поклепах», преследованиях отца со стороны А. Л. Потапова (Потапов Александр Львович (1816–1886) – личность не рядовая, генерал-майор).
К тому времени, когда дочь Скворцова пристраивала дневник отца в журнал, из участников этой истории в живых уже никого не было. Ссылка из рукописи «MOJE WSPOMNIENIA W MASSALANACH SPISANE» Яна Биспинга: «Участвовал (Потапов Александр Львович) в Венгерской кампании 1849 года и Крымской войне. Обер-полицмейстер Петербурга, реорганизовал полицию в Варшаве (1860). Начальник штаба Корпуса жандармов и заместитель генерал-губернатора Муравьева в Вильнюсе (1864–65) и его преемник (1868–74). В 1874–1876 руководил III отрядом и корпусом жандармов».
Старший Ян Биспинг – светский человек, пользуется связями двора, ему покровительствуют в устройстве его дел высокопоставленные родственники в Варшаве и Петербурге: Константин Ожаровский (1823–1893), камердинер императорского двора, чиновник по особым поручениям генерал-губернатора Вильнюса; Дмитрий Петрович Дохтуров (1838–1905), генерал кавалерии, участник войн на Кавказе и против Турции, в чине подполковника, офицер по особым поручениям командующего Виленским военным округом; родственник по линии тетки А. Свечиной, генерал, участник Крымской войны и завоевания Кавказа А.А. Свечин (1823–1896), женатый на Л. С. Голицыной, фрейлине великой княгини Ольги Фёдоровны, и другие чиновники.
Из рукописи Яна Биспинга: «…для ген. Дохтурова, начальника тогдашней канцелярии генерал-губернатора, наконец, самого генерала Потапова, ибо от этих господ я получил много добрых советов и помощи. Генерал Дохтуров, находясь со мной в дружеских отношениях, сам мне, например, продиктовал просьбу, которая, по мнению генерала Потапова, спасла наш орден от несправедливого преследования».

На должность военного и гражданского губернатора Гродно указом Александра II от 13 (25) января 1868 года был назначен князь Дмитрий Николаевич Кропоткин, одновременно – в генерал-майоры с назначением в свиту императора и с зачислением в армейскую кавалерию.
Не все стойко переносят испытания, посланные судьбой. 24 апреля 1867 года Александр Биспинг перерезал себе горло в гостинице Петербурга, и это накануне женитьбы на дочери тайного советника, самарского и уфимского губернатора Григория Сергеевича Аксакова (сына писателя Сергея Аксакова). Верится с трудом. А какое выбрал средство – бритву, что уже варварски дико. Допускаю мысль, что зарезать его мог кто-то и другой, заказные убийства практиковались и в ХIХ веке.
Из рукописи Яна Биспинга: «Вернувшись весной на родину, я ездил в Вильно просить Кауфмана – преемника Муравьева – вернуть нашей семьи, как основателям и собственникам, верейковскую церковь. Пасхальные праздники 1867 года мы провели с братом Иосифом и сестрой в Велеснице, которую мы считаем второй семейной родиной, нам там хорошо, мы питаем такое сыновнее чувство по отношению к дяде и тете Твардовским. Как гром с неба грянула депеша от гродненского губернатора Скворцова, что брат наш Александр 24 апреля закончил жизнь в Петербурге!»
Слухи быстро распространяются, дошли они и до наших мест. Польская писательница, жительница Гродно Элиза Ожешко, основываясь на различных кривотолках, оставила запись: «С самого утра над землей разносился церковный звон, собирая местных людей на богослужение по умершему ренегату Биспингу, который застрелился, но как мне сообщили, он в Варшаве бесславно зарезался бритвой, поэтому русские распустили слухи, будто бы это дело рук поляков. Братья привезли его тело, чтобы похоронить в фамильном склепе, простили его. Смерть все очистила...» (Ренегат – лицо, перешедшее из одного вероисповедания в другое).

В 30-е годы ХIХ столетия в Верейках возвели красивый католический храм в стиле классицизма, был освящен и назван в честь Пресвятой Девы Марии. После подавления восстания 1863 года костел перестроили в православную церковь. К тому времени Александр Биспинг принял православие. Семейную усыпальницу устроили в склепе храма, там и похоронили молодого графа.
После самоубийства владельца 7500 десятин и многочисленных имений в Гродненской, Августовской губерниях уже старший брат Ян Биспинг распутывает имущественные семейные дела, спасает земли (орден) от принудительного секвестра. И хотя Массалянский майорат не арестован, борьба требовала «…тяжелых, трудных, дорогостоящих усилий, …, чтобы суметь вырвать орден из-под секвестра и из-под общего права принудительной продажи политически скомпрометированных людей. Это стоило более двенадцати тысяч рублей, потраченных на частые поездки в Вильнюс и шестимесячное мое пребывание в Петербурге».
Ян Биспинг вхож не только в светские салоны и дома влиятельных людей, но и в кабинеты государственных чиновников. И снова Скворцов! Их пути пересеклись в северной столице в январе 1968 года – время увольнения Скворцова по собственному прошению.
«Это человек (Скворцов), за всю мою жизнь больше всего мне крови испортил, из-за интересов моего брата Александра я должен был платить тысячами унижений и постоянным страхом. Один раз мне удалось отплатить ему самым суровым презрением. Это было в Петербурге, на следующий день после назначения его преемника князя Кропоткина, очень милого человека, хорошо мне известного, у которого странным образом в этих гвардейских казармах была квартира, и такими же лестницами пользовался и Скворцов. И вот, когда я вошел на аудиенцию к князю Кропоткину, встретил там этого мерзкого человека, посмотрел в его глаза насмешливым взглядом и, не склонив голову, гордо прошел мимо него».
В июне 1867 г. для большинства бывших повстанцев была объявлена амнистия. Польским помещикам, участникам мятежа, даже стали возвращать назад конфискованные земли. Ссыльные постепенно возвращаются на родину. Вначале такую возможность получили уроженцы Королевства Польского, а также выходцы из западных губерний России, кто выразил желание жить в Королевстве Польском. Первая большая партия ссыльных вернулась из ссылки уже в 1867 году.
В списках повстанцев Александра Биспинга нет, как нет и в числе помилованных. Но та спешность, с которой выслали графа за пределы Северо-Западного края в Уфу, вызывает вопросы. 
Конечно, ссыльный Александр Биспинг знал о готовящейся амнистии. Думаю, что по возвращении из ссылки он реализовал бы планы собственного расследования, о несправедливом наказании осталось много вопросов, которые требовали ответов. Поэтому его странное самоубийство выглядит крайне нелогично, идет в разрез с последовательными событиями и поступками. Но ставит, наконец, заключительную точку для тех, кому не нужны ответы.

Уже после смерти владельца заповедного имения Масоляны гродненский губернатор Скворцов 18 мая 1867 года в письме Брестскому епископу сообщил, что Виленский губернатор М. Муравьев распорядился и дальше раздавать каждый год по 600 рублей местным крестьянам. 
Замечу, эта благотворительная традиция издавна жила в семействе Биспингов и не принадлежала инициативе грозного администратора Виленского края. В специальном царском указе от 1853 г. бездетные родные сестры Статская Советница А. Свeчина и жена Камер-юнкера Ю. Войчинская, урожденные Биспинг, этот пункт заранее отразили, завещая объединенные земли молодому наследнику: «…На владельца заповедного имения после кончины учредительниц возлагаются следующие обязанности: а) облегчить барщинные повинности крестьян сего имения… раздавать ежегодно 300 руб. сер. в два срока, в Рождество Христово и в Пасху, в Верейковском костеле, в пособие действительно бедным крестьянам и посторонним лицам, а сверх того выдавать 300 руб. сер. 19-го марта каждого года, там же прибывшим на моление из других мест действительно бедным, с тем чтобы на каждое лицо приходилось не менее 15 руб. сер.»
Если бы не преждевременная смерть, Александр Биспинг продолжил бы ежегодно жертвовать с капитала десять процентов на пользу людям.
Гродненский историк А. Радюк провел свое исследование. Он утверждает, что «…следствие было довольно поверхностным и не смогло дать окончательного ответа о причинах, подтолкнувших графа Биспинга на подобный шаг. Оно и понятно: почему объективное расследование могло иметь сильный общественный резонанс, который показал тогдашние российские власти в достаточно неприятном свете. Кроме того, для выявления комплекса всех причин самоубийства графа официальных данных, которыми оперировало III отделение, было недостаточно».
На мой взгляд, дело Александра Биспинга образца 1863 года явно сфабрикованное. Мне пришлось перечитать много источников, сопоставить факты, спустя более ста пятидесяти лет убедилась: это преступление без срока давности, в нем угадывается заказчик и несправедливо пострадавшая жертва. Другие исследователи могут меня оспорить, буду рада услышать их версии.

Художник: Наполеон Орда.