«Род Пушкиных мятежный...»

Заметки к истории предков Александра Сергеевича Пушкина

В последние годы своей жизни придворный историограф и приближённый государя императора Николая Павловича поэт Александр Пушкин немало времени уделял исследованию своей родословной, изучению истории своих предков. Страсть эта зародилась в нём давно, ещё со времён ссылки в родовое имение Михайловское при «блаженной памяти государе Александре Павловиче», который и сослал молодого поэта за излишне вольнолюбивые стихи в псковскую глушь, в имения, которыми владели предки матери Александра Сергеевича Надежды Осиповны, урождённой Ганнибал. По некоей иронии судьбы мать поэта («прекрасная квартеронка» – так называли её, памятуя, что она приходится по отцу внучкой африканцу Абраму Ганнибалу, сподвижнику Великого Петра, в ней была четверть – «кварта» – эфиопской крови) по линии своей матери Марии Алеексеевны тоже была... Пушкиной. Её дед по матери был потомком рода Пушкиных, так же, как и предки её мужа Сергея Львовича Пушкина. Брак их состоялся в 1795 году. У родителей поэта таким образом был общий прапрадед – Пётр Петрович Пушкин – знатный боярин в эпоху царя Феодора Алексеевича. Получается, что Александр Сергеевич был как бы дважды Пушкиным и эти старинные русские гены преобладали в его геноме, что доказано сейчас при генетических исследованиях остатков крови на одежде поэта, сохранившихся после роковой дуэли с Дантесом. История рода Пушкиных очень занимала поэта и, проживая в Михайловском, он не раз посещал близкий к его имению Святогорский монастырь, где в архивах нашёл интересные документы, относящиеся к эпохе Смутного времени в истории России и предшествующего смуте времени правления Бориса Годунова. В этих документах ему не раз попадалась фамилия Пушкиных, его предков, которые очень не ладили с царём Борисом и считали Годунова «ниже себя», так как род его был не такой древний и знатный, как их, Пушкиных, род, ведшийся от легендарного витязя Ратмира (или Ратибора – в источниках по-разному, но более он известен по краткому имени Рача), сподвижника самого святого князя Александра Ярославича Невского. Этот воин пал во время Невской битвы 1240 года, яростно сражаясь с десятком шведов, прикрывая от их мечей своим телом самого князя Александра, за что потомки Рачи было возведены князем в ближайшее его дворянское окружение и после служили младшему сыну Невского – первому Московскому князю Даниилу Александровичу.

Мой предок, Рача, мышцей бранной
Святому Невскому служил...

С гордостью писал Пушкин в стихотворении «Моя родословная» об основателе своего рода. Есть противоречие в геналогии Пушкиных, о котором спорят историки. Дело в том, что был и другой сподвижник Александра Невского – знаменитый его боярин Гаврило Олексич, который числил себя правнуком некоего Ратши, выходца из Киева, жившего ещё почти веком раньше эпохи Невского. Гаврило Олексич также прославился в Невской битве, но остался цел. Потому в генеалогической науке есть мнение, что это как раз Гаврило Олексич (потомок Ратши) был предком Пушкина. Эта версия даже попала в известное официальное родословие знаменитых российских дворянских родов. Но эту версию следует отклонить, так сам наш великий поэт (а ему были доступны с позволения царя Николая Павловича государственные архивы, он ведь был официальным историографом, продолжателем дела Карамзина!) никогда не считал боярина Гаврило Олексича своим предком, а твёрдо указывал на то, что именно сам Рача сражался при Неве в 1240 году, и это уж конечно никак не мог быть другой Ратша, прадед Гаврилы Олексича.
Да и не из Киева вёл свой род легендарный Рача, а «из Прусов», оттуда же, откуда числили свой род и сами бояре Романовы, ставшие, после, царями и императорами. И вот Пушкины на протяжении многих веков русской истории всерьёз полагали, что их род сродни царскому и даже на гербе рода Пушкиных изображена... царская корона – державный венец, окружённый золотой бахромой, как некоей опушкой! Именно от этой «опушки» (то есть ближайшего окружения потомков прусских королей, коими считали себя Романовы) и идёт фамилия Пушкиных, а вовсе ни от каких-то пушек, ведь Пушкины называли себя Пушкиными ещё тогда, когда пушек и огнестрельного оружия на Москве в помине не было, а первые подобия огнестрельных орудий назывались не «пушками», а «тюфяками» (от слова «тявкать» – они «тявкали» на врага огнём) и первое упоминание о них относится к 1382 году, к обстоятельствам нашествия Тохтамыша на Москву. Так бы артиллерийские орудия и остались с таким названием, но дело в том, что взялся ставить артиллерийское дело на Москве не кто иной, как воевода Григорий Пушка (Опушка) с ударением на втором слоге, и артиллерийские орудия, эти самые «тюфяки» начали называться «пушками» (т.е. орудиями достославного Григория Пушки), но уже с ударением на первом слоге, а это уже предопределило и саму фамилию Пушкиных. Вот так и получилось, что не Пушкины пошли от пушек, а как раз наоборот... Действительно, так подумаешь: Пушкин – это «наше всё», ведь не раз русская артиллерия спасала наше Отечество в бесконечных войнах!
У Григория Пушки был сын Константин, который и продолжил род Пушкиных, всегда близкий царскому окружению. Ходили Пушкины и в опричниках у Ивана Грозного...

...Его потомство, гнев венчанный,
Иван Четвёртый пощадил.

А в царском окружении всё большее и большее значение получали бояре Романовы. Анастасия Романова стала матерью наследника Грозного – царя Феодора Иоанновича. При нём Романовы и Пушкины ещё больше возвысились. Но после смерти бездетного Феодора власть захватил его шурин (брат жены) неродовитый Борис Годунов, который, естественно, постарался избавиться от Романовых и Пушкиных и представителей многих других именитых родов. Тем самым Годунов снискал себе в Пушкиных заклятых врагов. Когда в Польше появился самозванец Григорий Отрепьев (что, кстати говоря, состоял одно время в штате слуг в доме бояр Романовых на Москве!), то Романовы были подвергнуты опале, а Пушкины откровенно перешли на сторону самозванца Лжедмитрия. Сам Александр Сергеевич прекрасно знал эту семейную историю и вложил в уста Бориса Годунова в своей драме с тем же названием резкое высказывание царя Бориса относительно всех Пушкиных: «Противен мне род Пушкиных мятежный...» В дальнейшем Пушкины сыграли заметную роль в воцарении самозванца на московском престоле, что говорит о том, что сам поэт отнюдь не скрывал пороков своих предков, во многом виновных в развитии смуты в Российском государстве. Однако к моменту начала развития русского освободительного движения, возглавляемого «нижегородским мещанином» Кузьмой Мининым, Пушкины уже определились и выступали вместе с Мининым и князем Пожарским против поляков.

Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда сражался с поляками
Нижегородский мещанин.

Смирив крамолу и коварство,
И ярость бранных непогод,
Когда Романовых на царство
Звал в грамоте своей народ,
Мы к оной руку приложили,
Нас жаловал страдальца сын.
Бывало – нами дорожили,
Бывало... но, я – мещанин.

Однако не так быстро шло опрощение древнего и знатного рода, «мещанами» Пушкины никогда не были. Ещё тот самый прапрадед родителей поэта Пётр Петрович Пушкин заседал в боярской думе и сам уже имел чин боярина, принимал при царе Феодоре Алексеевиче важные государственные решения, упразднял местничество в Российском государстве, тем самым подготавливая дальнейшие реформы уже царя Петра Алексеевича. Тут возникает одна проблема – кто из родни Пушкина тогда подвергся опале царя Петра и даже был казнён решением крутого нашего государя-реформатора, о чём без обиняков говорит поэт в «Моей родословной»:

Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им.

Кто это был? Это не прямой предок поэта, а стольник при молодом царе Петре Фёдор Матвеевич Пушкин. Он участвовал в заговоре стрелецкого полковника Ивана Циклера, ранее бывшего сторонником царевны Софьи, потом изменившего ей, потом решившего снова посадить её на царство. Этот Циклер и стольники Соковнин и Фёдор Пушкин были выданы Петру своими же стрельцами и после долгих пыток казнены четвертованием в селе Преображенском, в царской резиденции. Интересно, что сам Александр Сергеевич имеет словно двойственный взгляд на этого своего родственника. Он будто гордится им, называет «неукротимым», а с другой стороны «упрямым» и прямо упрекает его, что он всем Пушкиным «подгадил». Действительно, с этой истории начинается, словно бы умаление рода Пушкиных. В XVII веке они были богатейшими помещиками и на высоких придворных должностях, а после Петра их богатство быстро тает и даже проступают черты вырождения рода. Так прадед поэта Александр Петрович Пушкин, женатый на дочери графа Головина, сошёл с ума и зарезал свою беременную жену. Головины не оставили это дело без последствий и уморили своего зятя в тюрьме. Остался от этого несчастного брака сын – Лев Александрович Пушкин, но и он отличался вспыльчивым, даже бешеным нравом, одну свою жену уморил в домашней тюрьме, другую ревновал и повесил француза, учителя своих детей на «воротах своего замка», как писал впоследствии сам поэт в письме. И кому писал? – да своей невесте Наталье Гончаровой... Ничего не скажешь, хороший способ расположить невесту к себе, намекнув, что в его роду с неверными жёнами по одному подозрению расправлялись круто! Каким же ангелом нужно было быть Натали, чтобы решиться на брак с представителем такого рода!.. Но интересно, что в образе жестокого помещика-самодура Троекурова из повести «Дубровский» Пушкин явно вывел черты своего деда. Вплоть до истории с учителем-французом, которого Троекуров не вешал, но хотел затравить медведем... тоже не сладко!
Этот дед Пушкина был виновен в обеднении рода. Во время переворота, свергнувшего Петра III, когда воцарилась Екатерина, он не присягнул ей, оставаясь верным императору. За что отсидел в крепости и лишился многих своих наследственных имений, был уволен с государственной службы и вот уже его сын Сергей Львович Пушкин был счастлив, что дослужился хоть до чина статского советника и никаких богатств, кроме заложенных имений не имел, да и те были поделены между родственниками. «И я родился мещанин!» – с иронической улыбкой замечает сам Александр Сергеевич, памятуя, что и родился он не в богатом родовом поместье своих предков, а на съёмной квартире на Немецкой (ныне Бауманской) улице на тогдашней дальней окраине Москвы. Дом этот не сохранился...

Но были, были у поэта и иные родственники по линии его красавицы матери Надежды Осиповны Ганнибал. Надежда Осиповна родилась от законного брака своей матери Марии Алексеевны Пушкиной и четвёртого сына «арапа Петра Великого» Абрама Ганнибала Осипа Абрамовича Ганнибала, иногда называемого Иосифом, что одно и то же. Биография Абрама Петровича Ганнибала причудлива и до сих пор вызывает ожесточённые споры историков. Во-первых: своё отчество «Петрович» он получил от крёстного отца – самого императора Петра Великого, который сразу приблизил к себе «арапчонка», привезённого из Константинополя от турок русским посланником Саввой Рагузинским, который, говорят, потратил немалые деньги на выкуп из султанского сераля двух юных наследников султана Лагона из Эритреи, взятых турками в «аманаты» – заложники. Это была обычная практика в те времена, когда сыновей подвластных Османской империи владетелей отнимали из родительского дома и увозили в столицу империи, чтобы их отцы вели себя почтительно по отношению к турецкой власти. Долгое время считалось, что Абрам Ганнибал был выходцем из самой Эфиопии и принадлежал к народу амхара – коренному населению этой страны. Но Эфиопией турки никогда не владели и заложников своих народ амхара османам не давал. А вот Эритреей турки владели и как раз в конце XVII века. Это была территория у Красного моря, там, где сейчас находится крупнейший эритрейский порт Массауа, бывший опорным пунктом турок в этой стране, и через который, нет сомнения, и вывозили заложников. Владения султана (князя) Лагона находились поблизости, недаром, согласно преданию, идущему от воспоминаний самого Абрама Ганнибала, его и его брата, увозимого на турецком корабле, провожала в море его любимая сестра Лагонь, долго плывшая на лодке вслед за кораблём. Отец двух сыновей мог пожертвовать своими детьми в качестве заложников, ведь всего у него было 19 детей (надо полагать – от разных жён). Так к какому же народу принадлежал будущий прадед нашего великого поэта? Эритрею и прилежащие районы Эфиопии населяют два родственных народа: тиграи и тигре. Это семито-эфиопские народы ведут свою родословную от потомков негроидных племён экваторильной Африки и семитских выходцев из Аравии и являются смешанной расой с характерным очень смуглым (но не чёрным) цветом кожи и кудрявыми или волнистыми волосами. Они – потомки населения древнейшего царства Аксум, которое вошло в состав Сабатейской (Савской) державы (ныне Йемен в Аравии), где правила знаменитая царица Савская, которая посетила в X веке до нашей эры израильского царя Соломона и прижила от него сына Менелика, коему завещала Эфиопию и Эритрею, что являлись тогда единой державой. Так династия негусов (царей), правившая в Эфиопии на протяжении тысяч лет именовалась Соломоновой династией. Прадед Пушкина также причислял себя к ней и имел перстень с изображением шестиконечной «звезды Соломона», якобы принадлежащей некогда самому этому древнему предку рода. Перстень этот сам поэт никогда не снимал со своей руки, он был его талисманом, доставшимся от прадеда. Впрочем, возможно – это была лишь копия древнего перстня, так как такой же перстень видели на руке последнего императора Эфиопии, свергнутого переворотом 1974 года.

Существует и другая версия, что африканский предок Пушкина был родом из Камеруна, то есть из глубин Африки, но тогда, как же его могли бы турки увозить на корабле по Красному морю, а родная сестра «долго плыть» за этим кораблём? Нет, и в Эфиопии и в Эритреи Пушкина считают национальным поэтом, а в Аддис-Абебе («Городе распустившегося цветка» – так в переводе) ему стоит замечательный памятник. Сам Абрам Петров (получивший такое имя после крещения – Ганнибалом он стал называться позже) прекрасно помнил своё африканское происхождение и писал в представлении на получение дворянского герба и регалий: «Родом я из Африки, тамошнего знатнаго дворянства. Родился во владении отца моего, в городе Лагоне, который и кроме того имел под собою ещё два города». История Арапа Петра Великого достаточно хорошо известна. Он был ординарцем царя, потом был послан во Францию, там получил военно-инженерное образование, участвовал в войнах с Испанией, был ранен, крутил романы с парижскими красавицами, в конце концов в 1723 году вернулся в Россию. Пётр вскоре умер и неизвестно – желал ли он женить «своего арапа» на боярской девице, но, кажется, это ему не удалось. Абрам Петрович женился после на дочери грека, служившего в русской армии, Евдокии Диопер. Брак этот оказался неудачен, когда Ганнибал служил комендантом порта в Пернове (ныне город Пярну в Эстонии), он заподозрил свою жену-гречанку в измене, так как она родила белую девочку. Жену свою он жестоко тиранил и чуть не убил. Вспоминая эту историю, Пушкин написал известное стихотворение «Чёрная шаль», ставшее популярным романсом:

Смотрю я с тоскою на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль...
Когда легковерен и молод я был -
Младую гречанку я страстно любил...

Потом и убил. Бывает. Любовь – вообще вещь опасная... Жену свою Ганнибал отправил в монастырь, а сам женился на шведской дворянке из местных «остзейских немцев», как называли потомков шведских и немецких дворян, населивших Прибалтику во времена шведского господства и ставших российскими дворянами после вхождения Ливонии в состав России. Её звали Христина-Регина фон Шёберг и она родила своему смуглокожему муженьку аж 11 детей! Правда, выжили только четверо – среди них был и Осип Абрамович Ганнибал – полуэфиоп, полушвед, именно он получил в наследство сельцо Михайловское на Псковщине и был первым его владетелем. Кроме этого он, пожалуй, ничем не прославился, а единственно обижал всю жизнь свою жену, урождённую Марию Алексеевну Пушкину, то разводился, то сходился с ней и в результате имел только одну дочь от этого брака – Надежду Осиповну Ганнибал, что и была отдана замуж за небогатого статского советника Сергея Львовича Пушкина. Осип Ганнибал был человеком совсем безбашенным, состояние своё растратил на многочисленных любовниц и, наверно, закончил бы свою жизнь в тюрьме за долги, растраты и многожёнство, если бы его не поддерживал и постоянно выручал его старший брат Иван Абрамович Ганнибал, который был прославленным флотоводцем, одним из основателей Черноморского флота, строителем приморского города Херсона и победителем турок в битве при Наварине. Поэт Пушкин с гордостью писал о своём двоюродном дедушке в «Моей родословной», адресуясь сначала к его отцу Абраму Ганнибалу:

...И был отец он Ганнибала,
Пред кем средь чесменских пучин
Громада кораблей вспылала,
И пал впервые Наварин.

Адмирал Иван Абрамович Ганнибал не раз выручал своего беспутного брата Осипа, словно предвидел, что когда-нибудь его внучатый племянник воздаст ему заслуженную славу. Да, Пушкин гордился своими родственниками, всем своим родом, как по отцовской, так и по материнской линии, но особенно из всех своих ближайших родичей он с теплом относился к своей бабушке Марии Алексеевне, которая пережила своего негодящего супруга и, купив имение Захарово под Москвой, воспитывала там своего любимого внучка Сашеньку, и он, пожив одно лето в Захарово, из неуклюжего увальня, которого недолюбливали его легкомысленные родители, превратился в бойкого живого и талантливого мальчика, уже пытавшегося сочинять первые стихи. Но решающее влияние на становление поэтического дара будущего великого поэта оказал его дядя, брат отца Василий Львович Пушкин – московский барин, несколько смахивающий на Обломова, сибарит и самобытный стихотворец, который, между прочим, ввёл своего племянника в литературное общество «Арзамас», с чего началась литературная деятельность Александра Сергеевича. Именно Василий Львович посоветовал родителям будущего поэта отдать его в Лицей – своеобразное учебное заведение, где дети знатных родов сразу, со школьной скамьи, получали высшее образование и к совершеннолетию уже могли занимать чиновные должности и служить России!
Предки Пушкиных и Ганнибалов всегда служили России, и так уж случилось, что вершиной, квинтэссенцией этих родов стала необычайная личность Александра Сергеевича Пушкина, в котором, как в фокусе собралась русская культура, история, самосознание и славное, без сомнения, будущее нашей великой страны.

Два чувства дивно близки нам, 
В них обретает сердце пищу: 
Любовь к родному пепелищу, 
Любовь к отеческим гробам. 

На них основано от века 
По воле Бога самого 
Самостоянье человека, 
Залог величия его...
(А.С.Пушкин)

Художник: Борис Щербаков.