Письма пограничника

Эту историю мне рассказал несколько лет назад мой товарищ Андрей В., работавший журналистом в одной из районных газет Саратовской области. Далее повествование ведётся от его имени.

СЕМЬЯ ПОГИБШЕГО ГЕРОЯ

Я знал семью Савельевых с юности, жил по соседству с ними. Медсестра Наталья Семёновна потеряла мужа, погибшего в самом начале Великой Отечественной войны, и одна растила троих детей. Ей пришлось очень нелегко со скромными средствами дать образование, кормить-одевать двух дочерей и сына. Работала, как и многие женщины того поколения, с раннего утра до позднего вечера. Когда я бывал в их доме как школьный друг Сергея Савельева, не раз обращал внимание на портрет его отца Дмитрия Фёдоровича, висящий на стене в комнате матери. Там был изображён молодой мужчина в форме пограничника, с фуражкой. Строгий взгляд, мускулистая фигура, непривычные петлицы на гимнастёрке. Предвоенное фото, сделанное в городе Бресте, уже поблекло от времени. Сергей рассказал мне, что в их семье хранятся письма отца, присланные с погранзаставы весной и в начале лета 1941 года. Этими свидетельствами грозного времени я заинтересовался уже в бытность моей журналистской работы.
Перебираю пожелтевшие страницы из ученической тетради, исписанные неровным крупным почерком человека, не привыкшего к сочинению письменных текстов. Замечаю, что на конвертах нет почтовых штемпелей. По словам Сергея, отец пересылал их не по почте, а с попутными земляками, приезжавшими на побывку в родные края. У него были на то важные причины. О них говорило содержание писем.

ТРЕВОЖНЫЕ ОПАСЕНИЯ

В письмах, датированных апрелем и маем 41 года речь идёт о прибытии офицера-пограничника к новому месту службы на границе, установленной между СССР и Германией после раздела Польши в 1939 году. О дежурствах на заставе, задержанных перебежчиках с польской стороны, о новых товарищах. Больше всего меня привлекли два последних письма.

«Дорогая Наташа! Как ты живёшь и здорова ли? Помнят меня дети? Таня и Валя наверно подросли и уже помогают по хозяйству. Пусть не забывают навещать деда и бабушку, им трудно одним в огороде управляться. Серёжке напоминай об отце, чтобы знал меня. В отпуск вряд ли отпустят. У нас тут начинаются серьёзные дела. О чём напишу, никому не говори, а то беда может случиться. Каждый день в город по ночам прибывают эшелоны с войсками и техникой. Их размещают в лесу в летних лагерях, возле границы, и там уже скопилось много тысяч бойцов. Ходят упорные слухи, что скоро начнётся новый освободительный поход. Но это большой секрет. Немцы считаются нашими союзниками, но политрук товарищ Радченко на занятиях говорит, что им нельзя верить. И ещё говорит, что польские и немецкие рабочие ждут прихода Красной Армии, чтобы строить новую жизнь по примеру советских людей. На новой границе колючей проволоки нет, и ДОТы не строят. Значит, обороняться наши не собираются. Тревожно у меня на душе. Ведь германская армия много сильнее поляков… Передаю письмо с Павлом, никому ни слова. 
Твой Дмитрий. Обнимаю вас всех и мечтаю вернуться живым.
28 мая».

Следующее письмо датировано 12 июня.

«Дорогая Наташа! У нас на границе положение очень опасное. Я видел, как со станции ночью прибыла большая колонна тяжёлых танков. Их замаскировали в новом лагере, что спешно построен на прошлой неделе. Слухи о близкой войне продолжаются. Но командиры требуют молчания. На заставу прислали пополнение, ещё двести новобранцев и новые пулемёты с запасом патронов. Теперь у нас настоящая войсковая часть. Проводим учебные стрельбы, ходим в атаки на бывшем (слово затёрто). Стреляем по мишеням, на которых нарисованы солдаты в немецкой форме. Увольнительные отменены. Нам раздали разговорники на немецком языке. Надо за несколько дней разучить 50 выражений. Всё больше про то, как в плен сдаваться и бросать оружие. Зачем это нужно, товарищ Радченко не говорит. Но мы всё понимаем, не мальцы. Боюсь, что скоро мне и моим товарищам придётся снова двигаться на запад, как в сентябре 39 года. Это всё секретно, можешь рассказать только моему отцу. И ещё новое. Из Бреста и малых городов высылают ненадёжных людей. Бывших лавочников, поляков, интеллигентов, кто слухи распускает. Куда их отправляют, неизвестно. Рассказывают, что местное население разочаровано властью, ходят разные панические слухи. Попроси бабу Катю, чтобы молилась обо мне. Чую, что риска будет много. Когда начнётся эта заваруха, останусь ли жив?
Береги детей и крепись. Твой Дмитрий».

Это была последняя весть от Дмитрия Савельева. Официальное извещение о том, что он пропал без вести, жена получила только в августе 41 года. Хотя он был лейтенантом, семья не получила никакого аттестата, как тогда именовалась материальная помощь семьям погибших командиров. Жили в нужде и лишениях, но всё перенесли. Вместе с Дмитрием на границе служили ещё более десяти наших земляков, и все они также объявлены пропавшими без вести. Семья Савельевых долгие десятилетия хранила молчание о письмах погибшего отца и мужа, понимая, что в них есть нечто запретное. Конечно, опубликовать их и сейчас невозможно. Привычные стереотипы плохо сочетаются с тяжёлой правдой истории. И только портрет павшего героя напоминает его потомкам о том суровом времени, когда на нашу страну обрушилась страшная война.