Финские оккупанты: палачи и некрофилы

ОКОНЧАНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ 

В прошлом материале речь шла о многочисленных примерах преступлений на оккупированной советской территории финских «палачей в белых халатах», лишь по недоразумению могущих называться врачами...
Наверняка у многих читателей возник вопрос:

...если такие зверства допускали те, кто вроде бы относился к представителям «самой гуманной профессии», — то насколько ж более запредельной жестокости можно было ожидать уже от собственно финских палачей, карателей-оккупантов в обычной военной форме? Увы, данное предположение будет вполне обоснованным — доказательством чего служат многочисленные факты, изложенные в уже много раз упоминавшейся здесь книге «Финские зверства». Как уже упоминалось ранее, не избежали их даже советские дети, — заключенные, часто с родителями: — в финские концентрационные лагеря, стыдливо именовавшиеся оккупантами «переселенческими». Вот воспоминания одного из таких малолетних узников: «Однажды меня и Василия Фокина поймали в городе возле солдатской кухни. Нас впихнули в автомашину и отвезли в полицию, где посадили в карцер. Здесь мы провели 3 дня. Каждый из нас получил свою порцию. Мне дали 25 плёток, остальным — по 15». — Но если кто думает, что только лишь поркой пойманных в поисках пищи голодающих советских мальчишек исчерпывалась фантазия финских, гм, «педагогов», — он глубоко ошибается. В доказательство чему может служить отрывок, приведенный ниже, из жизни тринадцатилетнего Валентина Горина:

«Шустрый мальчонка не отставал от своих товарищей. Он так же убегал из лагеря и так же, как другие, сидел в “будке”, в тюрьме, в исправительном доме. Его ловили — он убегал. Однажды его поймали в Заонежье и водворили в петрозаводский исправительный дом. Вот его рассказ о том, как это произошло:

 — Финн Эйно Юккарайнен ехал на пролётке, а нас пустил бежать впереди лошади. Так мы пробежали 15 километров. Кто отставал, того били плёткой. Так вот мы и добрались до исправительного дома. Но и здесь бега не кончились. В течение трёх часов нас заставляли бегать вокруг дома. Ноги были в крови, — мы их порезали о битое стекло, но бежать надо — из окна будки часового слышались окрики: “Беги скорее!” Чтобы не упасть, я про себя считал, сколько кругов мы сделали вокруг дома. Оказалось — 120. Бегали трое: я, Борис Клюхин, Юрий Гонтелев. От Гонтелева финн Сурья не отстал и тогда, когда бег кончился. Он вынул два сигареточных окурка, приказал Юрию руки держать по швам, стоять смирно и проглотить два окурка. Этим дело не кончилось. Финн вынул свою трубку и заставил, чтобы Гонтелев её курил. Мне и Клюхину дали по кусочку хлеба — приказали съесть на глазах у нашего товарища. Я и Клюхин отказались, хотя очень были голодны. Тогда финн заставил Клюхина, так же как и Гонтелева, проглотить сигаретку. Со мной поступили иначе: мне дали 57 плетей. Всё это произошло в один день: и бег впереди лошади, и бег вокруг дома, и сигареты на завтрак, и порка».

***

Вообще при всем уважении к таланту советских военных журналистов, бравших это интервью, можно заметить, что самые вопиющие моменты жестокости финских фашистов в отношении к ребятам поданы как-то, что ли, «буднично» и «вскользь», почти без должного максимального акцента на них. Не зря же Штирлиц говорил: «Запоминается последняя фраза», — здесь же под конец лишь «сухое» перечисление вражеских издевательств, без углубления в их суть. Которая, если разобраться, была просто чудовищной! 
В самом деле, издевательства с сигаретой и даже порка плетьми — это однозначно преступно в отношении к детям, но, все же относительно предсказуемо для практики «носителей западной культуры» в финской военной форме. А вот заставлять мальчишек соревноваться а беге с лошадью, пусть даже пущенной не в галоп, но на более чем приличной дистанции в 15 километров — это, что называется, «зрелище не для слабонервных». А ведь потом, пусть даже после кратковременного отдыха, заставлять бежать ещё 3 часа! Притом что скорость передвижения даже 5-6 км/час — это еще не бег, а всего лишь быстрая ходьба, бег — это уже 8-10 км/час минимум. На протяжении 3 часов — 24-30 километров преодоленного расстояния. В дополнении к 15 «кэмэ», которые дети уже пробежали ранее. 

В итоге общий «километраж» приближается (или даже превышает) 42 километра, знаменитую «марафонскую дистанцию»! Пробежав которую, кстати, молодой и здоровый греческий воин-гонец, только и успел крикнуть своим землякам: «Радуйтесь, афиняне, — мы победили персов!» — и тут же упал мертвым. Конечно, юноша бежал с оружием и в доспехах, — но ведь до этого его и тренировали в ходе обязательной для тогдашних афинских «срочников» военной подготовки — да и кормили однозначно хорошо, а не держали на голодном пайке, как финны советских пленных. Что военных, что гражданских. То есть для наших ребят такая запредельная нагрузка была чревата смертельным риском — их организм мог просто не выдержать! 
Но оккупанты на такие «мелочи» не обращали внимание. А может, и специально выбрали для «проштрафившихся» советских детишек наказание на грани смерти, с тайной надеждой, что они его просто не осилят. Не в опасении какой-то возможной ответственности в случае откровенного убийства — вероятность таковой была для карателей не больше риска словить метеорит на голову во время прогулки. Просто этим извергам хотелось, чтобы мальчишки испытывали как можно большие страдания — так что даже их возможный финал, смерть от запредельных физических перегрузок, не представлялся палачам абсолютно необходимым, пусть и желательным. Главное — причинить побольше мучений! Садизм в чистом виде...

***

Весьма характерна в этой связи ещё одна деталь, мельком упомянутая Валей Гориным — о том, что во время заключительного этапа устроенного ребятам «марафонского бега» их порезанные ноги были все в крови. Но ведь даже бегом, даже по стеклу, но в мало-мальски сносной обуви порезать ноги весьма проблематично. Стало быть, дети были либо босиком — либо в чем-то очень символическом, лишь напоминающем полноценную обувь — вроде лаптей или чего-то такого же хлипкого. Конечно, заставлять бежать босиком по битому стеклу «инквизиторской» пыткой назвать сложно — в Средние века стеклянные изделия были дефицитными, а потому и дорогими. Куда больше это истязание любили фашисты 20 века, — что гестаповцы при допросах участников Сопротивления во Франции, что каратели латиноамериканских диктатур образца Сальвадора 80-х годов при расправах с мирным населения, — о чем в свое время широко писала мировая пресса. Но, конечно, «срастить» просто ходьбу по битому стеклу с «марафонский бегом» — до такого садистского «ноу-хау», похоже, никто, кроме финских фашистов (пардон — цивилизаторов), доселе пока ещё не додумался...
Кстати, третий момент в вышецитированном эпизоде — «все ноги в крови» — это не только больно. Это, как пишет любой научно-популярный медицинский сайт, чревато ещё и развитием столбняка! Тяжёлой, а нередко и смертельной болезни, — которую иногда так и называют: «болезнью босых ног». В СССР, конечно, благодаря соответствующим прививкам, подобные эксцессы что у взрослых, что у детей большей частью отошли в область истории. Но ведь финское (суть было не слетело с языка «свинское») отношение к медицине для «неполноценных русских» уже упоминалось нами ранее. В смысле — реального доступа к медицинской помощи у русских жителей Карелии в годы оккупации практически не было — в открытые оккупантами больницы их просто не пускали. Так что бег босиком по стеклу явно рассматривался финским садистами в качестве некоего «контрольного выстрела» в отношении к наказываемым детям. Не «кончатся» от самого бега — так потом столбняк добьет. Но даже если и не добьет — не велика беда, можно будет и какой-нибудь другой способ наказания, чреватый смертью, придумать. Главное, чтобы мучений снова было побольше, как и положено для «добропорядочных» садистов...
А ещё во всем этом удручает ещё одно обстоятельство. И правда — ведь изложенные моменты не оказались должным образом акцентированы и авторами книги, и опрощенными ими детьми, побывавшими в плену не из-за какого-то мнимого «непрофессионализма». Просто для них — и на фоне остальных творимых финнами злодеяниях, и ввиду распространенности таких эксцессов — такие зверства выглядели едва ли не «рутиной», чего на такое особое внимание обращать? Как и ныне, просматривая криминальную хронику, большинство просто «на автомате» воспринимает сообщения об «обычных» преступлениях, — обращая внимание лишь на что-то из ряда вон выходящее. Вот и не стали подробно рассматривать «марафонский бег босиком по стеклу» с участием советских мальчишек, — видно, такое в оккупированной финнами Карелии творилось сплошь и рядом...

***

Вообще патологическое пристрастие финских палачей к пыткам, истязаниям босых ног своих жертв отмечалось не только в применении к русским детям, — но и взрослым тоже. Доходя еще и куда до более бесчеловечной жестокости: 

«Павел Музыченко, работавший до войны дежурным по станции Пяжиева Сельга, не успел эвакуироваться и попал в плен. Его отправили в Петрозаводск. Здесь у него начали допытываться, куда он дел оружие. Музыченко никогда никакого оружия не имел. Он доказывал, что он железнодорожник, но всё это не убедило финских садистов:

— Ко мне начали применять самые разнообразные пытки, — рассказывает т. Музыченко. — Первым делом били по лицу резиновыми перчатками. Затем меня заставили наклониться над раскалённой докрасна плитой. Трижды мне задавали один и тот же вопрос: куда я спрятал наган? Я упорно повторял, что у меня нет, и не было никакого оружия. Тогда меня заставили снять валенки и носки. Затем финны вытащили из плиты железный прут длиной в метр. Он был раскалён докрасна. Этим прутом мне начали прижигать ноги».

А вот свидетельство финского военнопленного Лейно Кустаэ: «Я видел в Эйлие пленных красноармейцев, примерно 120 человек. У них отняли сапоги и босых отправили на полевые работы. Они привязывали к ногам доски и обёртывали их тряпками, чтобы не поранить ноги. Их в таком виде показывали народу и говорили, что вот, мол, в таком состоянии воюют русские солдаты». Рядовой 21-го батальона 101-го пехотного полка Сойниен Иоганн Эмануил также рассказывает о том, что «с пленных красноармейцев снимали сапоги и заставляли босиком работать в грязи и убирать нечистоты; там же с них делали снимки и помещали потом в газетах с подписями, что в Красной Армии бойцов заставляют воевать босиком».
Да уж, похоже, фашистов всех мастей объединяет не только жестокость, — но и лживость тоже. В самом деле, вышеописанный эпизод ну очень живо напоминает ЦИПСОшную укро-пропаганду последних лет, — рисующую российских бойцов едва ли не «нищими», — а потому и уносящими из жилищ «несчастных добропорядочных украинцев» унитазы и велосипеды. Притом что в других, тоже украинских, но все же более солидных изданиях в колонках рядом немало укро-вояк жалуются на то, что им «недоплачивают», — призывая Киев поднять им зарплату «хотя бы на уровне российских военных».
Но, конечно, не стоит думать, что советским военнопленным в финских концлагерях угрожали только голод, болезни и издевательства охранников, образца цитированных выше. Было и много чего похуже... В газете «Красная звезда» 27 февраля 1944 г. помещён рассказ красноармейца Челнокова, бежавшего из финского плена. Он пишет о травле советских людей специально дрессированными овчарками: «Издевательства белофиннов доходят до того, что на военнопленных они дрессируют лагерных собак. Выбирают какого-либо военнопленного, выпускают на него собаку и затравливают.

***

А вот свидетельство попавшего в руки финнов советского профессора(!) Г. Григорова, не успевшего в начале войны эвакуироваться из Петрозаводска — катер с гражданскими, уходящий в тыл уже при звуках канонады, подбили финские артиллеристы. Разместили пленного ученого вместе с нашими военнопленными: 

«За время моего пребывания в лагере было около 10 расстрелов. Два случая произошли на наших глазах при следующих обстоятельствах. Была выстроена очередь за получением каши (финская «пура»). Всех расставляли по двое, и задняя пара должна была смотреть передней в затылок. Один из пленных оглянулся назад. В то же мгновение раздался выстрел, и пленный был убит наповал. Разрывная пуля попала в ухо и раздробила ему череп. Другой был убит за то, что болел почками и не мог дойти до уборной».

Кстати сказать, попасть в лагерь с его бесчеловечными условиями удавалось далеко не всем советским бойцам, оказавшимся в безвыходном положении: «Младший сержант пулемётной роты 21-го отдельного батальона Тойво Айянен 14 мая 1942 г. показал: “Командир нашего взвода прапорщик Каулио недалеко от Медвежьегорска лично расстрелял всех пленных красноармейцев”». Особо зверская расправа зачастую ожидала и советских девушек-военнослужащих:

«Пленный солдат миномётной роты 9-го пехотного полка 7-й пехотной дивизии Толванен Теуво-Иоганнес, захваченный в плен 16 мая 1944 г., показал:

“В конце 1941 г., когда я работал лесорубом в деревне Хейняваара, мы собирались иногда компанией в кабачке, чтобы выпить. Однажды в такой компании присутствовал солдат финской армии Онии Пелккянен. Когда он немножко подвыпил, то стал показывать нам фотографию мёртвой девушки. Она лежала на спине, голая, мучительные судороги свели её тело. Волосы были взъерошены, а голова запрокинута на бок. Пелккянен говорил нам, что это русская санитарка. Он садистски хвастливо описывал, как наши финские солдаты рездели её догола и изнасиловали группой, а после смерти сфотографировали её труп”».

Справедливости ради стоит сказать, что не все финские фашисты были тупыми садистами — пытавшими и казнившими советских пленных бойцов и гражданских лиц чисто ради удовольствия. Так, взятый в плен солдат 3-го батальона 56-го пехотного полка 1-й пехотной дивизии Каунисто Аарне Алексантери, добровольно перешедший на сторону Красной Армии 28 апреля 1944 г., показал: «...Когда я приехал на опорный пункт “Сапог” весной 1942 г., я видел там трёх пленных красноармейцев, которых заставили идти в нейтральную зону разминировать минное поле. Во время работы они находились под прицелом финских снайперов». — То есть пленных красноармейцев, так сказать, убивали с пользой, — используя в качестве «живых минных тралов». — Что ж, это вполне в духе немецко-фашистского рационализма образца применения волос жертв лагерей смерти для набивания тюфяков, их кожи — для изготовления модных сумочек, а жира — для приготовления элитных сортов мыла… 

***

Но продолжим разговор об особо извращенных живодерских пристрастиях финских палачей. В том числе — и в прямом смысле этого слова:

«В лагере № 1 находился в заключении Василий Бойков, проживавший до войны в Медвежьегорском районе. На него донесли, что он служил в Красной Армии. За финскую кампанию 1939 г. он был награждён медалью “За боевые заслуги”. Этого было достаточно, чтобы Бойкова отправили в штаб. Что же произошло в штабе? Рассказ Бойкова краток и немногословен: “Меня били наганом по лицу. Подвешивали на верёвках к потолку и били резиновой плёткой. В заключение сержант Лейко вырезал мне на правом бедре полоску кожи в 10 сантиметров”».

Хорошо еще, что не посолил, — как это было принято у его «коллег по ремеслу», — сдиравших кожу с тела пытаемых ремнями до получения нужного судьям признания… Впрочем, фантазия подельников Маннергейма только лишь вышеописанным «живодерством» не исчерпывалась: «В чемодане у взятого в плен финна Саали мы нашли фотоснимки вроде этого. Саали истязал пленных, отрубал им руки и ноги, вспарывал животы. Он даже установил систему: сначала отрубал ступни, кисти рук, потом голени, предплечья, и только потом отсекал голову. На снимках, найденных у Саали, — страшные виды: отрубленные головы, отсечённые ноги и т. д...». А вот леденящее душу описание еще одной изуверской средневековой казни — варением живьем в кипятке:

«После разгрома опорного пункта финнов на берегу Ладожского озера, севернее устья реки Тулокса, 25 июня 1944 г. наши красноармейцы обнаружили труп неизвестного советского воина. Этот труп, как гласит акт, обнаружен в железной бочке в сидячем положении. Человек был раздет. Бочка была поставлена дном на кирпичные устои, внутри которых валялись куски обгоревших поленьев и угля. Дно бочки и бока её были закопчёны. Бочка до половины была налита водой. Кожа полностью слезла с трупа и сквозь мышцы выступили кости. Около бочки валялись каска и пилотка со звездой. Установлено, что неизвестный красноармеец был зверски замучен, сварен в кипятке. Произошло эго примерно за 3-4 недели до наступления Красной Армии на этом участке фронта. Об этом свидетельствует далеко зашедшее разложение трупа. В районе, где обнаружен труп, находился финский егерский батальон, державший оборону устья и северного берега реки Тулокса».

***

Вообще по даже только кратким примерам изощренных зверств финских оккупантов, наверное, можно было бы составлять настоящее «Пособие для начинающих палачей»: «В 500 метрах от красноармейцев найден труп лейтенанта, фамилию которого также установить не удалось. У лейтенанта финны выкололи глаза, а затем расстреляли его. Там же найден труп младшего лейтенанта, который, будучи ранен (у него забинтована правая нога), убит финнами двумя выстрелами в голову. Все трупы раздеты финнами». Пытка захваченных в плен красноармейцев путём медленного сжигания их на костре — излюбленный способ финнов. Об этом свидетельствует акт, составленный майорами Г. Н. Ковалёвым, И. И. Шагиным, старшим лейтенантом И. В. Волковым, санинструктором А. Г. Мамкиным, старшим сержантом А. И. Гаидиным и др.:

«На подступах к деревне Шарвары Медвежьегорского района нами был обнаружен труп советского воина. Установить его личность не представлялось возможным, так как труп сильно обуглился, обгорели голова, грудь, руки и ноги. Лежавшая рядом с трупом каска была наполнена горючей смесью. Это свидетельствует о том, что Тело бойца финны обливали горючей смесью и постепенно поджигали на медленном огне». 
<…>
«25 мая 1944 г. мы, нижеподписавшиеся, майоры Есипов и Эдановский, младший лейтенант медицинской службы Корчипальцев, красноармейцы Борисков и Курашов составили настоящий акт о зверствах финнов: раненым сержанту Семёнову, младшему сержанту Бондину финны нанесли ножевые ранения в грудную клетку, у сержанта Дорофешина обрезаны два пальца левой руки, у красноармейца Румянцева оторваны половые органы. Остальным 10 советским воинам нанесены пулевые ранения в череп, в живот, в область таза и в грудную клетку».
<…>
«Один труп найден сожжённым, на левой руке у него вырезана звезда, на обеих ногах вырезаны полосы. Вблизи трупа найдены остатки советского офицерского погона. Другой боец был убит тупым предметом, голова и лицо его окровавлены. Третий боец после издевательств и мучений был застрелен разрывной пулей в лоб. Документов у убитых не обнаружено».
<…>
«Оба красноармейца, будучи тяжело раненными, были захвачены финнами и подвергнуты пыткам. У обоих воинов распороты животы, выломаны руки, выколоты глаза. Затем их трупы были облиты горючей жидкостью и подожжены».
<…>
«Наши санитары часто подбирали на поле боя изуродованные человеческие тела с вырванными языками, выколотыми глазами, содранной кожей, отрубленными руками и ногами и т. п.».

В своем запредельном садизме финские фашисты не останавливались даже перед бессмысленным перерасходом недешевых боеприпасов, могущих понадобиться для использования в действительно военных целях: «На теле одного из замученных воинов, ефрейтора Парфёнова 1918 г. рождения, обнаружена одна ножевая рана в межлопаточную область слева и сквозное пулевое ранение в область лица. К нижним конечностям несчастного финское зверьё привязало взрывчатку; в результате взрыва у живого человека были оторваны обе ноги и раздроблены ягодицы. Одну из стоп наши воины нашли на расстоянии 25 метров от места пытки». Хотя, конечно — какая это пытка? Изуверская казнь, узнав о методике проведения которой, наверное, даже самые знаменитые изверги прошлого вроде князя Влада Дракулы наверняка изошли бы черной завистью к изобретательской фантазии таких, гм, «гениев истязаний и казней». В последних этих нелюдей не могло остановить ничего, — включая и предписанную международными конвенциями необходимость гуманного отношения к раненным:

«28 июня 1944 г. у деревни Пуско-Сельга на группу раненых красноармейцев напали финны. Они зверски издевались над ранеными воинами, нанося им удары ножом по лицу, голове, разбивали головы прикладами и топорами. Таким образом финны умертвили 70 раненых бойцов и офицеров. У гвардии лейтенанта Сыча череп расколот надвое и выколоты глаза, у гвардии рядового Князева пять штыковых ран на лице, у гвардии сержанта Артёмова лицо изрезано бритвой, вывернуты назад руки, один раненый был облит бензином и обожжён, труп его узнать нельзя». 

***

Неудивительно, что вышеописанная запредельная жестокость среди финских военных преступников часто принимала форму откровенной некрофилии с почти мистическим оттенком. В ходе которой ее адепты, видимо, пытались подражать кровавым обычаям даже не столько Средневековья, — но и более древних времен, «черным» языческим ритуалам. Из показаний капрала медицинской службы 8-й роты 9-го пехотного полка 7-й пехотной дивизии Тууре Контканен : 

«В начале весны, в феврале—марте 1943 г., в землянке зашёл разговор о гибели капрала Тойво Пуххака, и здесь же вспомнили, что осенью 1941 г., в ноябре-декабре месяце, после окончания наступательных действий, лейтенант Имму Сихвонен отрубил голову у трупа одного красноармейца и путём вываривания головы в котле отделил от головы череп, который потом взял себе как память о войне. Сихвонен был тогда временно командиром 8-й роты. Об этом случае я слышал в вышеуказанное время. Рассказывал об этом младший сержант Хейкки Пиитулайнен. Во время разговора присутствовали и слышали солдат Мякинен Алпо, солдат Тансканен и нижеподписавшийся. Среди солдат в землянке был потом разговор, что этот череп Сихвонен использовал в качестве пепельницы».

Хорошо еще, что не для кубка для вина — вроде того, что сделал для себя из черепа павшего в битве древнерусского князя Святослава Игоревича одержавший тогда над ним у днепровских порогов победу хазарский хан. Хотя, конечно, эпизод из «Мастера и Маргариты» на балу у сатаны, когда Воланд подает Маргарите вино в кубке из черепа Берлиоза, можно вспомнить тоже. Как и то, почему Михаил Булгаков, сын профессора Киевской Духовной Академии, вставил этот эпизод в линию именно Князя Тьмы, — а не его оппонентов… Подобные случаи в финской оккупационной армии, кстати, были настолько не единичными, — что даже послужили причиной издания приказа № 1305/ГА34 от 10 февраля 1944 г. по 5-го армейскому корпусу:

«За расчленение трупов противника мною наложены взыскания в размере 30 суток ареста (содержание на гауптвахте) на: лейтенанта Сеппо Эмиль Руссаннен из 3-го батальона 30-го пехотного полка, прапорщика Мартти Валфред Кеттунен из 2-го батальона 30-го пехотного полка и младшего сержанта Нило Карл Йохана Лукандер из 2-го батальона 30-го пехотного полка. После окончания срока заключения сообщить об этом в штаб Олонецкой группы войск, а командиру 5-го армейского корпуса перевести вышеуказанных лиц в другое соединение. Приказываю довести до сведения всех, что расчленение трупов противника является преступлением, и виновные будут привлечены к ответственности.

Командующий Олонецкой группой войск генерал-лейтенант Эш. Начальник штаба полковник Илмори Карху».

***

Кстати, с упомянутым в данном приказе лейтенантом Руссаненом история еще более интересная. Вот показания младшего сержанта медицинской службы Августа Лаппетеляйнена: 

«25 апреля 1943 г. я вместе с командиром 2-го взвода фельдфебелем Эско Саболайнен отправились на КП 7-й роты для того, чтобы по просьбе командира взвода предложить командиру роты выпить. Командир роты Руссаннен Сеппо обратился ко мне: “Послушайте, младший сержант Лаппетеляйнен. У меня есть для вас задание, а именно, мне нужно достать человеческий череп, и вам, как медицинскому работнику, нужно будет вываривать голову, чтобы достать череп”. Я ответил: “Да, господин лейтенант, значит надо варить”. Затем он сказал: “Об этом деле я сообщу вам позднее”. (…) Закончив всю эту работу, я отнёс череп командиру роты лейтенанту Руссаннен. После этого я видел этот череп на его рабочем столе. А затем в первых числах августа Руссаннен поехал в отпуск и взял череп с собой. По рассказам солдат отделения управления Лииябала и Рясявен, Руссаннен отвёз череп в подарок своей невесте».

Действительно, человеческий череп вроде как бы не очень подходящий подарок для любимой девушки, не так ли? Чай не колечко, бриллианты, норковая шубка — или хотя бы букет красивых цветов? Но это лишь в том случае, если невеста достойного лейтенанта-некрофила Русаннена не была единомышленницей финских девушек, описанных в эпизоде ниже:

«Пленных советских воинов зверски убивают не только финская солдатня и офицеры, но и “сёстры милосердия” финской армии, так называемые “лоты” (члены женской фашистской организации “Лотти Свярд”). Вот что рассказывает об этом солдат 60-го пехотного полка Яумнайнен Вяйне Илмари, взятый в плен 15 сентября 1942 г.: “Командир нашего отделения младший сержант Ремпетти говорил мне, что в деревне Суоярви в одном из домов находились двое пленных красноармейцев. В этот дом вошла “лота”. Она несла военнопленным воду, но воды не дала, а обоих военнопленных зарезала финским ножом”». 

Что ж, по всей видимости, тогдашние «лотты» были «близнецами-сестрами» (и наоборот) современных нацисток из «великой и незалежной». Одна из которых, актриса львовского театра Адрианна Курилец-Кметюк, с началом СВО даже снялась в соответствующем пропагандистском ролике, где некая «образцово-свидомая украинка» хладнокровено перерезает горло (даже не «финкой» — обычным серпом) — русскому бойцу. (За что ее прошлым летом Басманный суд заочно приговорил к 5 годам лишения свободы.) Судя по сюжету — бойцу то ли пленному, то ли раненому, — но однозначно беспомощному, без сознания, не сопротивляющемуся. Что ж, традиции фашиствующих ведьм за 8 десятилетий изменились мало. Как, впрочем, и их, гм, «духовных» пастырей тоже. Что нынешних «раскольников» из ПЦУ, что их «предтеч», «духовно окормлявших» бандеровцев униатов (ведь даже сам Бандера был сыном униатского «паруха»-душпастыря), — что их «коллег» из Финляндии 40-х:

«Не только “лоты”, ловко владеющие остро отточенными финскими ножами, убивают наших пленных. Финские пасторы, находящиеся при воинских частях, подстрекают своих солдат к убийству беззащитных больных людей. Об этом свидетельствует повозочный солдат миномётной роты 32-го пехотного полка 3-й пехотной дивизии Киянунен Ление, взятый в плен 27 мая 1942 г.: “Когда к нам попали в плен 5 раненых красноармейцев, то, увидев их, пастор сказал: “Им надо дать выстрел милосердия”. Через некоторое время мы увидели на этом месте трупы убитых пяти красноармейцев”».

Итак, мы подошли к завершению нашего цикла материалов о финских зверствах периода Великой Отечественной войны. Забывать и прощать которые нельзя ни в коем случае — ибо в этом случае сотворенное в прошлом инфернальное зло может вновь возвратиться, причем в еще более кошмарном варианте. В послевоенной Финляндии в рамках проведенной тогда «финляндизации» виновных в ужасающих преступлениях против советских людей извергов и садистов, как и их вдохновителей, за редкими случаями не судили и простили. Зато теперь их духовные наследники вновь «поднимают голову» — яркий пример того, что обоснованность такой политики была минимум неоднозначной. И это в больше или меньшей мере касается не только Финляндии, — но и всех территорий, где ныне пышным цветом возрастает стремление к реваншу уже, казалось бы, ранее полностью побежденного фашизма…

​