«Мы посылаем розы Вам…»

Они познакомились в Париже осенью 1928 года: первый пролетарский поэт Владимир Маяковский (1893-1930) и дочь пензенского архитектора Татьяна Яковлева (1906-1991), ставшая одной из самых глубоких его привязанностей и адресатом двух замечательных стихотворений – «Письма Татьяне Яковлевой» и «Письма товарищу Кострову из Парижа о сущности любви». Это про неё Маяковский напишет:

Представьте:
                       Входит 
                                   красавица в зал,
в меха 
           и бусы оправленная.

Это ей он скажет:

Ты одна мне
                    ростом вровень,
стань же рядом
                           с бровью брови…

Это ей он пообещает:

Я всё равно 
                  тебя
                           когда-нибудь возьму –
одну 
      или вдвоём с Парижем.

ДО РЕВОЛЮЦИИ

По воспоминаниям самой Татьяны, родилась она в городе на Неве. В 1910-м отец её, молодой выпускник Петербургского института гражданских инженеров Алексей Евгеньевич Яковлев, стал победителем Всероссийского конкурса на лучший проект Народного дома имени Императора Александра II, объявленного пензенской городской Думой. Вместе с женой Любовью Николаевной и двумя маленькими дочерьми – Лилей (Людмилой) и Таней – он переехал в Пензу. 

Таня и Лиля Яковлевы с гувернанткой. Пенза. 1912 г.

Поначалу Яковлевы обосновались на улице Московской. Затем перебрались на Хлебную площадь, где сняли квартиру в особняке купца 2-й гильдии Н. Т. Евстифеева (ныне ул. Гладкова). Для воспитания и обучения дочек пригласили немецкую гувернантку. Для выездов на английской коляске взяли кучера. Лето проводили на берегу Финского залива, где снимали дачу. Имели дом и на берегу Суры. У Алексея Евгеньевича был собственный (выписанный из Франции!) аэроплан, по воспоминаниям его дочери Татьяны, производивший своим жужжанием столько шума, что перепуганные пензенские бурёнки переставали давать молоко.

Любовь Николаевна Яковлева с дочерью Таней в Пензе у дома купца Н.Т. Евстифеева

СТИХИ – ЗА ПАЙКУ ХЛЕБА

Вскоре началась Первая мировая война. А. Е. Яковлева призвали в армию, и в 1916-м он пропал без вести. Грянула революция. Из роскошной квартиры на Хлебной площади Любови Николаевне с дочерьми пришлось перебраться в более скромную – на улице Красной. Как много лет спустя вспоминала Татьяна Алексеевна, везде была «грязь, вши; сумрачные, зеленые от недоедания и бессонницы лица, полный развал и беспредел». 
Сначала Яковлевы «продали все ценности, потом рылись в мерзлой глине, выискивая гнилую картошку. Мыла не было. Волосы мыли щелоком из печной золы. Весной варили зеленые щи из свежей крапивы». Уроки музыки и иностранных языков, которыми до поры до времени Любовь Николаевна кормила семью, давать стало некому. И Таня за пайку хлеба читала стихи в госпиталях для раненых солдат и офицеров.

ПОДОЗРЕВАЛИ ТУБЕРКУЛЁЗ

Спасением от голодной смерти для Яковлевых стало второе замужество Любови Николаевны. Ее избранник – Владимир Константинович Бартмер, – по словам Татьяны, был «истинно благородный человек, добрый, отзывчивый, умный, деликатный». Он владел конезаводом и сетью городских аптек – на время в дом вернулся достаток. Но вскоре В. К. Бартмер умирает - и семья опять оказывается в бедственном положении. Из трёх комнат отапливают только одну (мебелью, а затем книгами!), две другие стоят заброшенными. У Татьяны начались проблемы со здоровьем: подозревали туберкулез.

ПАРИЖСКИЙ ДЯДЮШКА

Помощь пришла из Парижа от дяди Татьяны по отцовской линии – талантливого художника Александра Евгеньевича Яковлева, через Анри Ситроена, устроившего для лечения любимой племяннице вызов во Францию. 

Портрет Татьяны Яковлевой (худ.– дядя, Александр Евгеньевич Яковлев)

В 1925 году Татьяна выехала из России в Париж, где на знаменитом Монмартре, в роскошной 5-комнатной квартире с видом на Эйфелеву башню её с нетерпением ждала любящая и заботливая бабушка Софья Петровна Яковлева (выпускница математического отделения Петербургского университета), тетушка Сандра (оперная певица, «любимая партнерша Ф.И. Шаляпина») и «дядя Саша». В письме матери в Пензу Татьяна с восторгом сообщает: «Везде камины мраморные с зеркалами до потолка. Ванная с холодной и горячей водой, телефон, кухня с газовой плитой, где все готовится в полчаса… огромные диваны с подушками. Мне было приготовлено белье, чулки, платье шелковое, шерстяное, батистовое; пальто, шляпа вязаная, шелковая, белая…»

С ПРОКОФЬЕВЫМ – НА РОЯЛЕ В ЧЕТЫРЕ РУКИ

По свидетельству Б. Носика, после трехмесячного отдыха на пляжах близ испанской границы Татьяна избавилась от «процесса в верхушках легких». Она пробует себя в качестве фотомодели, увлекается рисунком и лепкой, занимается изготовлением и дизайном дамских шляпок (впоследствии их будет носить Коко Шанель, Эдит Пиаф, Марлен Дитрих…). Александр Яковлев вводит ее в круг французской и русской богемы. Среди них художники Шухаевы, Михаил Ларионов, Наталья Гончарова, знаменитый бас Фёдор Шаляпин… композитор Сергей Прокофьев, с которым Татьяна играет на рояле в четыре руки.

«ОН И НЕ ПОДОЗРЕВАЛ О ЕЁ СУЩЕСТВОВАНИИ»

Через три года, 25 октября 1928-го, в Париж (уже в 6–й раз!) прибыл Владимир Владимирович Маяковский. До революции молодой футурист много и охотно ездил по России. Среди 17 городов, в которых он побывал, оказалась и Пенза.

Здание Соединённого собрания в Пензе, где в 1914 г. выступал В. Маяковский

В свой первый приезд – весной 1914 года – в рамках литературного турне по России, вместе с Василием Каменским и Давидом Бурлюком, Владимир Маяковский выступал в зале Соединённого собрания (ныне дом № 60 по ул. Красной, отмеченный мемориальной доской). Знаменитые московские футуристы читали доклады о живописи и литературе. Как сообщали «Пензенские губернские ведомости», «всё обошлось без… скандальчиков»: не было ни жёлтых кофт, ни подвешенных роялей. А по воспоминаниям Н. А. Орлова, их выступление имело «громадный успех». Это подтверждает и дошедшее до нас письмо семинариста П. Н. Виноградова: «Говорили здорово. Особенно Маяковский. Он разобрал несколько произведений, и после этого они уже не казались такими странными. Маяковский закончил свою речь обращением к публике: «Так вот, господа, подумайте, достойны ли мы вашего свиста? – и ему аплодировали без конца».
Тогда же поэт побывал и в сверхгостеприимном «футуристическом доме» Константина и Лидии Цеге, где собиралась вся творческая элита Пензы. «Чашка чаю», сдобренная хорошей закуской, затянулась до рассвета. Молодые футуристы веселились без конца, набрасывали дружеские шаржи, рассуждали о поэзии. Маяковский читал стихи, был предупредителен и любезен с дамами. Здесь он познакомился с Любовью Алексеевной Яковлевой – матерью Татьяны – и даже проводил её до квартиры. «В это время Маяковскому был 21 год, – констатирует Н. А. Орлов, – а его будущей героине, Татьяне, исполнилось 8 лет. Он и не подозревал о ее существовании…»

«ЧИТАЛ БЕСПОДОБНО»

В 1927 году, уже будучи «певцом революции», Маяковский во второй раз посетил столицу сурского края. Знаменитый поэт общался с пензенскими писателями и рабкорами, задавал много вопросов. Его интересовало всё: как работает литературный кружок, сколько в городе библиотек, как пройти к дому, где жил Всеволод Мейерхольд… Побывал он и на славном пензенском базаре, увековечив его в своих бессмертных стихах:

На каждом доме
                            советский вензель
         зовёт, 
                   сияет,
                              режет глаза.
А под вензелями
                           в старенькой Пензе
старушьим шёпотом дышит базар.
Перед нэпачкой баба седа
отторговывает копеек тридцать.
– Купите платочек!
                                У нас 
                                         завсегда
         заказывала 
                            сама царица…

Гостиница в Пензе, где в 1927г останавливался В. Маяковский

Вечером того же дня (24 января) Владимир Владимирович выступил в здании Народного дома, построенного по проекту А. Е. Яковлева – отца Татьяны. «Стихи свои читал бесподобно», - вспоминала поэтесса А. Кузьменко. Зал был переполнен молодёжью. Последние слова «Левого марша» вместе с ним повторял весь зал!

Народный дом им.  императора Александра II в Пензе, где в 1927 году выступал В. Маяковский

«ЭТО БЫЛА ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ ПАРА»

Когда в октябре 1928 года Владимир Маяковский прибыл в Париж, Татьяна, покинувшая Пензу в 1925–м, по словам Эльзы Триоле, уже «была в полном цвету. В ней была молодая удаль, бьющая через край жизнеутвержденность», «разговаривала она захлебываясь, плавала, играла в теннис, вела счет поклонникам». Ходили по музеям – Татьяна «потрясла Маяковского… знанием живописи». Говорили о литературе – поразила легкостью, с которой «выпаливала километры стихов Гумилева, его собственных, даже Апухтина». Она была на всех его выступлениях, проходивших с неизменным аншлагом: на них буквально «валил интеллигентный Париж». Ее поражали его манеры – простые и изысканные. Он напоминал ей английского аристократа и уж никак не связывался с образом, который слагался из его футуристической желтой кофты, скандальных выступлений, из его режущего бритвой острословия и шумной славы пролетарского поэта-трибуна. По словам художника В. И. Шухаева, «это была замечательная пара. Маяковский – очень красивый, большой. Таня – тоже красавица: высокая, стройная, под стать ему». Писатель В. Шкловский вспоминал, что «они так подходили друг другу, что люди в кафе благодарно улыбались при виде их».

Владимир Маяковский. Фото конца 1920-х гг.                                              Татьяна Яковлева. Париж (1927-1929)

Маяковский, без памяти влюбившись в Татьяну, уже в первую неделю их знакомства всерьез говорит о женитьбе, а значит, и о переезде её в Москву. Татьяна отмалчивается или переводит разговор на другие темы. Он дарит ей записную книжку, куда собственноручно вписывает посвящённые ей стихи и один возвращается в Россию.

«ОН ТАКОЙ КОЛОССАЛЬНЫЙ…»

2 декабря 1928 года, после его отъезда, Татьяна пишет матери в Пензу: «Он всколыхнул во мне тоску по России и по всем вам… я чуть не вернулась. И сейчас мне всё кажется пресным. Он такой колоссальный – и физически, и морально, что после него – буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след».
Покидая Париж, Владимир Маяковский заказал в оранжерее розы, к которым прилагались стихи-записки:

Мы посылаем розы Вам,
чтоб жизнь 
                   казалась
                                  в свете розовом.
Увянут розы…
                        а затем мы
 к стопам 
                повергнем
                                 хризантемы. 

Всего их было 54, доставленных вместе с цветами. «Он изумительный человек, – признается Татьяна в письме матери. – Он изумительно ко мне относится, и для него была большая драма уезжать отсюда… на полгода. Он звонил из Берлина, и это был сплошной вопль. Я получаю каждый день телеграммы и каждую неделю цветы. Он распорядился, чтобы каждое воскресенье утром мне посылали… розы до его приезда. У нас все заставлено цветами. Это очень симпатично и, главное, так на него похоже. Очень мне было тяжело, когда он уезжал. Это самый талантливый человек, которого я встречала».

«ВОЛОДЯ БЫЛ КРАСНЫЙ, А МЫ БЕЛЫЕ»

Маяковский ей непрерывно телеграфирует: «Очень затосковал», «Тоскую невероятно», «Не может быть такого случая, чтобы мы с тобой не оказались во все времена вместе». А 3 января 1929 года пишет: «Мне без тебя совсем не нравится. Обдумай и пособирай мысли (а потом и вещи) и примерься сердцем своим к моей надежде взять тебя на лапы и привезть к нам, к себе в Москву. Давай об этом думать, а потом и говорить».

Татьяна Яковлева. Париж. 1927-28 гг.

По словам Т. А. Яковлевой, «разговоры о женитьбе… усилились, когда вместо мая он приехал в марте (1929 г.)». И в этот раз Татьяна опять ушла от ответа. «Почему?» – спросит позже Юрий Тюрин, биограф, друг, автор книги «Татьяна. Русская муза Парижа». Она как отрежет: «Володя был красный, а мы белые»… 

ОТКАЗАЛИ В ВИЗЕ

В Россию Маяковский опять уезжал один, собираясь вновь вернуться в Париж в октябре 1929-го. Однако поездка не состоялась из-за проблем с визой. Первому пролетарскому поэту, уже 7 раз выезжавшему за рубеж, впервые отказали в её оформлении! Даже «Стихи о советском паспорте», это своеобразное заверение в преданности делу партии и правительства, которые он отнёс в «Огонёк», не помогли: они пролежали там 9 месяцев и увидели свет уже после смерти поэта!

Татьяна Алексеевна Яковлева. Нач. 1930-х.

По свидетельству бывшего редактора «Известий» И. Гронского, дело было в том, что в ОГПУ на Маяковского было заведено «досье о его романе в Париже с Т. Яковлевой, эмигранткой». Очевидно, в отделе пропаганды ЦК и ОГПУ очень боялись потерять «певца революции», который, выбирая между любимой женщиной и советской Россией, мог предпочесть первую и остаться с ней в «буржуйском» Париже. 

«НЕ ТА МУЗЫКА»

Ещё в январе 1929 года, как вспоминала знакомая Маяковского Наталья Брюханенко, поэт признавался ей, что влюблен и застрелится, если «не сможет вскоре увидеть эту женщину». Как известно, «эту женщину» он больше не увидел. Даже для него, первого пролетарского поэта, чекисты не сделали исключения и опустили железный занавес. Татьяна Яковлева осталась в Париже, а Владимир Маяковский – в советской России. Через несколько месяцев, 14 апреля 1930 года, его не стало…
«Выстрелил он себе в грудь сам или кто-то навел на него пистолет, неважно, – скажет впоследствии Татьяна Алексеевна. – Он стал жертвой преступного режима, как Гумилев, Есенин, Цветаева… Им нужны были трубачи, а он стал играть на флейте. Не та музыка».