Украина как минус-пространство

Размышления очевидца 

1

Что меня больше всего удручает в общении с украми, это их полная неспособность к логическому мышлению. 
Вот говоришь им: беда всему – бандеровский нацистско-рагульский режим, установленный на Украине в результате антигосударственного переворота, насильственного захвата власти. В этом корень проблемы.
Они отвечают (хором): какие бандеровцы? Здесь нет никаких бандеровцев! Это вы всё придумали, это всё ваша пропаганда! – и тут же размещают своё фото на фоне памятника Бандеры. И это вовсе не стёб, не ирония, не сарказм – они не видят здесь взаимосвязи, вот в чём парадокс.
Если бы они заявили: да, мы бандеровцы, и считаем эту идеологию правильной, тогда хоть было бы понятно с кем ты говоришь. Что это люди хоть и с весьма негативной, но вполне понятной и по-своему обоснованной доктриной, на которой основано их мышление, поведение, государственное строительство.
Но здесь тотальный когнитивный диссонанс: никаких бандеровцев у нас нет, но батько наш Бандера!
Вот это первая точка фрустрации. Но далеко не единственная… 
Второй момент. Когда в споре, дискуссии ты им приведёшь полную доказательную базу – с очевидными фактами, – у них в мозгах происходит не осмысление и принятие истины, а какой-то взрыв. Они не хотят принимать истину, которая не соответствует их хотелкам.
Если ты покажешь, например, зверства бандеровцев во времена Второй мировой или в настоящее время – ты нарвёшься с их стороны на прилив ненависти. При этом они возненавидят не тех, кто творил зверства, а тебя! И ответят: за что ты так не любишь Украину?
В чём же причина столь вывернутого сознания? Вот предмет для исследований в области этнопсихологии.

2

Тут несколько аспектов. На поверхности – идеология. О том, что такое бандеровщина или украинский интегральный национализм, особо распространяться не вижу смысла. Этот вопрос глубоко и широко изучен. То, что в своё время сформулировал Донцов, это тот же нацизм, только свой местечковый, доморощенный – в привязке к национально-историческим особенностям. Так же хорошо известно, что он из себя представляет на практике. То, чем брезговали даже эсэсовцы, с удовольствием делали бандеровцы. 
Но если взять нынешних укров с той психологией, примеры из которой мы привели во вступлении, то речь больше идёт не о собственно бандеровцах, а о сочувствующих – сознательно либо подсознательно.
Дело в том, что бандеровцы – это те идейные, идеологически подкованные, которые выходят на факельные шествия 1 января – в день рождения Бандеры. Они непосредственные участники всех творимых преступлений и они вовсе не скрывают свою бандеровскую идеологию. 
Но их не так уж и много, гораздо больше тех сочувствующих, у которых отсутствует логическое мышление. 
Это чрезвычайно широкие массы, в которые входит самая что ни на есть разношерстная публика, обыватели всех мастей – нерусь и вырусь, а также рагули – совершенно особый, сугубо национальный контингент. 
Это та публика, о которой сложено множество этно-анекдотов. В жизни они ничем не лучше, чем в анекдотах.
У них нет никакого чувства вины за произошедшие преступления. Никакого раскаяния и осуждения. Например, за еврейский погром во Львове (фотографий полно в сети), за Бабий Яр, за Хатынь, за Волынскую резню. Так же, как и за недавние «художества» – за Одессу, за Донбасс.
У них это чувство полностью атрофировано. И вот это в них самое страшное – как для окружающих, так и для них самих. 
Таким образом, вторая категория (сочувствующие) как бы не видит первую (бандеровцев), не замечает их преступную суть. Тем самым становясь как заложниками, так и соучастниками творимых преступлений. 
Очень точный диагноз этой болезни поставила киевлянка Евгения Бильченко в своем сочинении «Идентификация с Тенью: почему население Украины с нацизмом, а не с Россией»: 
 

«Мой наивный русский муж, пожалуй, является для меня идеалом русской наивности как бесконечной веры в человека. То же самое касается всех русских. Я украинка по происхождению, и я довольно хорошо изнутри почувствовала и пережила эту среду. Я подчёркиваю: я сейчас говорю не об этнической ментальности вообще, предполагать которую как учёный я не имею права, а о том воображаемом конструкте «украинства», который начался с Ленина и закончился Субтельным и Бандерой.
Помнится, за месяц до войны Захар Прилепин выразил мнение, что русская Украина СССР преобладает над европейской Украиной «украинства», и потому любое вторжение будет воспринято как освобождение. Анна Долгарева, как и я, тогда справедливо заметили, что это не совсем так, потому что с украинским народом творится темная беда.
Реальность эту полную беду выявила. Нет, я не скептик, я реалист, и я полагаю, что для Победы реалистический прогноз важнее восторга.
Украинцы за годы после майдана осуществили процедуру, известную в психоанализе как «идентификация с Тенью». Запах сожженных тел в Одессе – это запах. Умирающие женщины на пороге Луганской администрации – это цвет, вкус, контакт. Реальность невинно убиенного тела человека не могла не бить в глаза. Последние беседы с рядовыми украинцами показали, что все эти годы они на самом деле знали, кто это сделал. Фактически, это сделали они сами, потому что знание преступления и попускание его есть грех. Это ведь было далеко, не с ними, там, с людьми низшего сорта.
Нацизм, немыслимый в 21 веке, – это не только пыточные «Азова». Это вот такое недоуменно поднятие век менеджера в Днепре, парикмахера в Одессе, бариста в Киеве при слове «Донбасс». Ещё мы забыли о полной слепоглухонемоте украинцев относительно репрессий против инакомыслящих внутри самой страны.
Ощущение себя соучастником преступления, не способным на coming out, – это Тень. Адское непристойное в себе. Носить это долго не представляется возможным. Тень отчуждается от человека на кого-то другого («А нас за что?!») и подталкивает к отождествлению себя с другим как с фигурой защитника: ведь так проще вытерпеть.
Поскольку идентификация как симптом стокгольмского синдрома осуществилась восемь лет назад, все эти годы украинцы жили в легитимированном режиме убийства другого под маской фантазма войны. Фантазмы имеют свойство сбываться: любое крушение Титаника сначала происходит в романе «Суета сует», любая пандемия укореняется в мультике про грипп. Украинцы восемь лет ненавидели Россию за несуществующую войну. И, вот, она пришла. Если человек и раньше жил в состоянии войны и ненависти к соседу, то теперь этот фантазм дошел до своего предела, коим является Реальное.
По идее, плюс на минус даёт ноль, а за реальностью скрывается пустота – нулевое состояние гармонии. Недооценивать ситуацию, полагая, что истосковавшимся по России украинским населением правит хунта, – это глупо. Победить надо не только инфраструктуру, но сам квазипатриотический эгрегор. Его не разнесешь ракетой, это пространство бессознательного, требующее терпения, милосердия и твердости в проведении процедур по моральной реабилитации пациента после операции по удалению опухоли.
Пока же, в результате идентификации с Тенью немцы/украинцы полагают защиту Родины в жертвенной податливости тербатам».

3

Когда-то один идейный бандеровец мне так прямо и сказал: ты пытаешься нам доказать исторические истины, но нам они совершенно не нужны, потому что нам нужна не правда, а мифология. Мы должны создать свой миф. 
И я понял их логику – именно бандеровцев, а не сочувствующего болота, для которого логики априори не существует.
Именно на этой мифологии, на этом создании мифа целиком и полностью базируется нынешняя фейковая кампания. Важно не то, что есть на самом деле, а важно то, что мы нарисуем в своих картинках. И если факты против, то тем хуже для фактов. 
Вот это и есть создание мифа. Но в отличие от них, я понимаю и другую сторону вопроса: то, что понятие мифа, мифологии неоднозначно. Есть миф как аллегория, как символ, как абстракция, обозначающая высшую правду. А есть миф как выдумка, обман, фейк. То есть это два совершенно противоположных значения. И если миф основан на лжи, то вся эта конструкция лживая, то есть ненастоящая. И конечно недолговечная. 
И наконец мы вступаем в то пространство, где всё это зародилось – в минус-пространство, в химеру. Это уже сфера, которую изучает метафизическая история, метаистория.
Так получилось, что именно на территории северного Причерноморья столкнулись два суперэтноса – русский и западный, православный и католический. И в результате их столкновения возникло химерическое образование, минус-пространство, люди с вывернутым сознанием. 
Только в вывернутом пространстве – на территории исторической Руси – вырусь и нерусь может призывать «резать русню». И потому в создавшейся ситуации необходимо, прежде всего, понять, что главная беда состоит в утрате имени, реальных корней в сознании. И что единственный выход – отказаться от химерического наименования «украинцы», «укры» – очистить своё сознание от химеры. 
Когда украинец умнеет, он становится русским, – это изречение приписывают Льву Гумилёву. Насчёт авторства не уверен, но то, что формулировка истинна, это факт. 

Художник: А. Орленов.