Сведенье в умах

«Притча во языцех и сведенье в умах» – так Белла Ахмадулина сформулировала признаки литературного успеха. Ярким подтверждением этой формулы стал Пушкин, его сведенье в умах закрепилось у читателя именно благодаря притче во языцех. Она именно то, что всегда привлекает широкую публику. Стихи не сразу вспомнят, зато историю с Дантесом помнят все. «Скандалить, надо скандалить», – убеждал друга Есенин, а то так и проживёшь никому не известным Пастернаком. Впрочем, последний тоже не ушёл от скандала, пушкинская традиция поддерживается. Но скандальная слава враждебна нашему инстинкту культуры. Благодаря изначальной элитарности белорусская литература никогда не поддерживала скандальность творческого поведения, а подвиги на ниве секса и алкоголя не добавляли интереса к автору. В какой-то мере творческое поведение Рязанова стало эталоном культурного существования в литературе. Он дал образ поэта, восходящего к архаическим, религиозным формам поэзии – поэта-жреца, сосредоточенного на познании мира и его духовной сущности. Вероятно, именно поэтому его жизнь не цепь запоминающихся событий, но прежде всего творчество, образцы которого он неутомимо являл родному читателю. Именно творчество, сведенье в умах, всегда доминирует. Притча во языцех – это не про него. Он не был избалован массовыми тиражами, небольшая книжка на русском вышла недавно тиражом 500 экземпляров. Такими же небольшими тиражами выходили книги на европейских языках, занимая пусть небольшое, но прочное и собственное место в современной культуре. Стоит напомнить, что Рязанов – единственный белорусский поэт, который писал и на немецком, опубликовал 3 книги. Наше творческое сотрудничество длилось почти полвека. Белорус, пишущий по-русски, и русский по паспорту, пишущий по-белорусски, как-то дополняли друг друга. После большой публикации в «Литучёбе», рассказывал Рязанов, к нему перестал цепляться КГБ, убедились, что имеют дело с серьезным философом, а не с дешёвым и расхожим политиком. Белорусских поэтов часто соотносили с русскими и часто называли то белорусским Евтушенко, то белорусским Вознесенским. Рязанова было соотносить не с кем. Он оставался Рязановым. Видимо, это и создавало проблемы с продвижением его книг на русском. Хотя после моей статьи в «Литературке», которую мурыжили больше года, то ставили, то снимали, его имя стало известно любителям поэзии всего СССР. Запомнилась наша поездка по Узбекистану в составе молодёжного коллектива «Мастацкай лiтаратуры». Самарканд, Бухара, обсерватория Улугбека, гробница Тамерлана. Видно было, как живо воспринимал он новые впечатления и делился небанальными мыслями. Помню, как молча стояли ночью на каком-то перевале под огромным азиатским небом. Полный мрак на земле и первобытное сияние звёзд. Пожалуй, это было самое сильное впечатление от той поездки. Последний раз мы пересеклись в Твери, на фестивале славянских поэтов, жили в одном номере, даже дегустировали украинский коньяк «Шабо». Алесь открывался с неожиданной стороны, я обнаружил эмоционального, чуткого человека, который скрывался за внешней невозмутимостью и кажущейся строгостью. Помню, с какой горечью он говорил о своём любимом детище – уникальном культурологическом журнале «Крынiца», пожалуй, единственном на территории СССР, принесённого в жертву политическим амбициям и затоптанном без следа. Теперь понимаю, что многого не успели сказать, надеясь на новые встречи. Но это был именно тот случай, когда понимание и не требовало слов. Теперь остаётся только читать и перечитывать.

5
1
Средняя оценка: 3.13576
Проголосовало: 302