От советского генерала до иуды: начало предательства Власова

12 июля 1942 года в деревне Туховежи Лужского района Ленинградской области сдался в плен командующий 2-й Ударной армией генерал-лейтенант Власов, чьё имя по сей день является синонимом изменника Родины…

Трагедия 2-й Ударной армии весной-летом 1942 года стала одним из эпизодов неудач Красной Армии, последовавших в рамках её широкомасштабного контрнаступления в этот период. Увы, после ошеломляющего успеха под Москвой, когда немецкие армии были отброшены от столицы на сотни километров, в высшем генералитете возобладали откровенно шапкозакидательские настроения. 
К сожалению, РККА тогда ещё далеко не восстановила значительную долю вооружения, особенно тяжёлого, потерянного в первые, самые трудные месяцы войны. Оборонные заводы ещё только выходили на полную мощность выпуска продукции, а потому не могли поставить нужный ассортимент техники в короткие сроки. Поэтому, например, на первом этапе Ржевской наступательной операции зимой 42-го даже на самых оснащённых артиллерией участках плотность орудий и миномётов составляла от силы 60 стволов на километр фронта. Бывало и впятеро меньше. Между тем, известна формулировка Жукова: «О противнике не докладывают при плотности огня 200 стволов на километр фронта – лишь о выполнении задачи и темпах продвижения вперёд».
Хватало и просто тактических просчётов командования, которые подчас очень быстро превращали обещавшую крупный успех операцию нашей армии в поражение, уже тогда называемое катастрофой. Как, например, в Крыму и под Харьковом в мае 1942 года, когда советские войска понесли тяжелейшие потери, уступив врагу стратегическую инициативу.

Любанская наступательная операция, начавшаяся в январе 1942 года, в целом завершилась не столь трагично, как в двух вышеупомянутых случаях. Большинство соединений участвовавших в ней фронтов, пусть и понеся немалые потери, нанесли серьёзный урон врагу, при этом сохранив боеспособность. Тем не менее, данная операция не принесла главного результата, которого от неё ожидала Ставка Верховного главнокомандования – прорыва блокады Ленинграда. 
Эта цель лучше всего объясняет главную причину того, что наступление Волховского фронта навстречу войскам фронта Ленинградского вовремя не было остановлено. На оккупированной гитлеровцами территории СССР населению жилось, мягко говоря, несладко. Но специально его оккупанты не уничтожали. А вот Ленинград, его мирных жителей, фашисты уничтожали планомерно и жестоко. И регулярными бомбардировками и артобстрелами, и с помощью возникшего в городе голода из-за блокирования большей части путей снабжения. 
Поэтому советские военачальники и старались в ходе Любанской операции выполнить приказ о деблокировании героического города до последней возможности, даже если эта возможность становилась по ряду объективных причин всё более призрачной.
Жертвой этих обстоятельств и стала 2-я Ударная армия, находившаяся на острие главного удара Волховского фронта. В фактическое оперативное окружение она попала ещё в марте 42-го, спустя ещё несколько недель вражеское кольцо сомкнулось окончательно.
Командовавший армией генерал Клыков из-за тяжёлой болезни был вывезен самолётом в Москву. Разбираться с обстановкой на месте прилетела комиссия из штаба Волховского фронта во главе с заместителем его командующего, Мерецкова, генерал-лейтенантом Власовым. Обратно комиссия улетела уже без него, генерал был назначен новым командармом вместо заболевшего Клыкова.

Конечно, сваливать всю вину на случившееся к концу июня тяжёлое поражение 2-й Ударной на Власова не стоит. Он честно докладывал наверх о катастрофическом состоянии со снабжением армии боеприпасами и продовольствием, с каждым днём всё больше снижавшего её боеспособность.
Имя виновника той трагедии было названо ещё в начале июня 42-го – им был генерал Хозин, на тот момент назначенный командующим Волховской армейской группировкой, временно переведённой в подчинение Ленинградскому фронту. Хозин вначале просто боялся докладывать в Ставку об истинном положении вещей, надеясь каким-то чудом прорвать оборону немцев. А потом, когда Генштаб узнал о правде и приказал вывести 2-ю Ударную из почти захлопнувшегося гитлеровского котла, промедлил с выполнением приказа. 
Генерала Хозина с позором сняли, отправив на куда более низкую должность, потом до конца войны вообще не подпускали к командованию на фронте. Мерецков смог кое-как выполнить приказ Москвы, пробив для окружённых коридор во вражеских порядках. Увы, этот коридор был слишком узким и простреливался врагом насквозь. В результате из 40 тысяч бойцов, находившихся на 1 июня в полном окружении, к своим смогло выбраться не больше 16 тысяч. Остальные либо геройски погибли, либо были захвачены в плен.

Что делал генерал Власов после 25 июня, когда коридор близ Мясного Бора прекратил своё существование и связь со штабом армии прекратилась, доподлинно неизвестно. Высказываются мнения о том, что он мог со своими спутниками либо передвигаться в это время по труднопроходимой из-за множества лесов и болот территории, либо находиться на неком секретном запасном командном пункте армии, созданном заранее.
Так или иначе, к 12 июля генерал-лейтенант со своей спутницей, сотрудницей военторга Вороновой вышли к деревне Туховежи Лужского района Ленинградской области. Согласно наиболее распространённой версии – чтобы попросить у местных жителей еды. Но при этом постучались в дом, как оказалось, принадлежащий местному старосте, пособнику фашистов.
Дальше версии опять различаются. Согласно одной из них, староста, угостив неожиданных гостей, тут же послал весточку недалеко расположенным полицаям, которые и задержали Власова с его спутницей, передав его немцам на следующий день. При этом задержанный генерал, уже избавившийся от своей формы, выдавал себя за простого школьного учителя, и лишь потом был опознан по портрету из старой советской газеты.
Согласно другой версии, захватывать будущего предателя явились сразу два немецких офицера в немалом чине, которым он на предложение сдаться поспешил крикнуть по-немецки: «Не стреляйте! Я генерал Власов!»
В любом случае, генерал Красной Армии предпочёл сдаться в плен вместо того, чтобы сопротивляться до конца, что является безусловным долгом любого командира любой армии мира. На флоте, например, командир тонущего боевого корабля часто не просто покидает его последним, но остаётся на нём до конца.

До сих пор продолжаются дискуссии – почему Власов всё-таки сдался? Ведь не сразу же он задумал перейти на сторону врага. В это случае он сделал бы это гораздо раньше, тем более оставшись без солдат, с одной лишь любовницей. А ведь многие его боевые соратники в высоких званиях во время неудачной попытки вырваться из окружения предпочли вражескому плену выстрел в висок. 
Так сделали начальник особого отдела Шашков, после того, как его при попытке прорыва тяжело ранили и окружили, член военного совета комиссар Зуев. Начальник штаба армии Виноградов хоть и умер от потери крови в результате ранения, но тоже не стал спасать свою жизнь любой ценой, сдавшись в плен в ожидании оказания ему срочной медпомощи, которую офицеру такого ранга немцы несомненно оказали бы в надежде на последующее сотрудничество. 
Предпочли героическую гибель плену десятки и сотни других командиров разных рангов, не считая десятков тысяч рядовых красноармейцев.
Отчего же смерть плену не предпочёл Власов? До этого вполне успешный советский военачальник, находившийся на хорошем счету у высшего командования благодаря умелому руководству подчинёнными войсками во время обороны Киева и Москвы.

Историк Николай Коняев, например, выдвигает версию, что застрелиться помешали генералу якобы его скрываемые религиозные убеждения – дескать, он же успел до революции даже несколько лет в духовной семинарии проучиться. Но даже если бы Власов действительно был таким «праведником», стреляться ему было не обязательно. Достаточно было открыть огонь из личного оружия по обступившим его врагам, и те бы в ответ быстро застрелили бы его, спасая собственные жизни. Но струсивший генерал умирать не хотел. Однако и признаваться самому себе в собственной трусости категорически не желал тоже. 
Потому, думается, во время блужданий в волховских лесах в его голове и родилась блестящая идея: «Генерал Самсонов (командовавший разгромленным в начале Первой мировой войны российским корпусом) застрелился, но ему было за что стреляться. А я за Сталина стреляться не хочу».
Услужливая логика, замешанная на желании сохранить любой ценой не только жизнь, но и высокую самооценку, доделала всё остальное. И теперь Власов возомнил себя спасителем России от зла большевизма. Правда, для этого пришлось наняться на службу к гитлеровцам.
Присяга власовцев никак не касалась национальных интересов России и её народа. Наоборот, там говорилось: «В этой борьбе, которая ведётся на стороне немцев и союзных армий против всеобщего врага, я торжественно обещаю Адольфу Гитлеру – вождю и главнокомандующему освободительных армий – быть верным и абсолютно покорным. Я готов за эту присягу в любое время пожертвовать своей жизнью».

Власов в последнем слове на обвинительном процессе, приговорившем предателя к высшей мере, сказал: «Содеянные мною преступления велики и ожидаю за них суровую кару. Первое грехопадение – сдача в плен. Но я не только полностью раскаялся, правда, поздно, но на суде и следствии старался, как можно яснее выявить всю шайку. Ожидаю жесточайшую кару».
Так бесславно и закончился путь предателя, начавшийся в знойный июльский день 1942 года в небольшой деревне Туховежи…