«Русь, как молитву, тверди наизусть». Часть II

Алла НОВИКОВА-СТРОГАНОВА 15 июля 2022 464

(к 155-летию К.Д. Бальмонта)

Вселенский масштаб Всевышней любви как источника жизни на Земле в стихотворении «Небесная роса» соединился у Бальмонта с очень простой, почти детской интонацией – в согласии с христианской заповедью «Будьте как дети»:

Ходят ангелы во мгле,
Слёзы счастья шлют земле,
Славят светлого Творца,
Любят, любят без конца.

По воспоминаниям Бунина, «Бальмонт был вообще удивительный человек. Человек, иногда многих восхищавший своей “детскостью”, неожиданным наивным смехом». Эта душевная чистота, детская непосредственность выразились в стихах для детей. Бальмонт проявил себя как истинный детский поэт, который «совсем переселяется в детскую душу»:

Белки, зайки, мышки, крыски,
Землеройки и кроты,
Как вы вновь мне стали близки.
Снова детские цветы:

Незабудки расцветают,
Маргаритки щурят глаз,
Подорожники мечтают –
Вот роса зажжёт алмаз («Детский мир»).

По отзыву А.А. Блока (1880–1921), Бальмонт создал «прозрачный мир, где всё сказочно-радостно и мудро детской радостью и мудростью». Таков поэтический сборник «Фейные сказки» (1905), написанный для малышки Ниники – четырёхлетней дочери Бальмонта Нины – со следующим «Посвящением»:

Солнечной Нинике, с светлыми глазками, –
Этот букетик из тонких былинок.
Ты позабавишься Фейными сказками,
После блеснёшь мне зелёными глазками, –
В них не хочу я росинок.

Начинается причудливая сказка, и её главная героиня воплощает бальмонтовский поэтический идеал красоты, изящества, воздушной нежности:

Так как в мире я не знаю
Ничего нежнее фей,
Ныне Фею выбираю
Музою моей.

Чудесная Фея – повелительница своего идеального миниатюрного царства. В то же время в её образе проступает постигающая окружающий мир шаловливая девочка-непоседа, в которой узнаётся маленькая дочка Бальмонта. Вся его поэзия – на грани сказочности, чародейства – в этом обворожительном стихотворном цикле обретает особенную трепетность, легкокрылость:

Миг, – и в замок, до грозы,
Фея весело вернулась
На спине у стрекозы («Находка Феи»);

В сказке Фейной, тиховейной,
Лёгкий майский ветерок
Колыхнул цветок лилейный,
Нашептал мне пенье строк («Ветерок Феи»);

И почему так ландыш вдруг
Вздохнул, в траве бледнея?
И почему так нежен луг?
Ах, знаю! Это Фея («Чары Феи»).

Поэт помнил заповедь Христа: «если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Мф. 19: 13). Любовь к «милому раю» его собственного детства в срединной России, сбережённая до последнего вздоха, помогала Бальмонту в тяжёлые годы эмиграции.
Первой эмиграции 1906–1913 годов предшествовали события, из-за которых поэт лишён был права проживания в столице и в университетских городах, а затем вынужден был покинуть Россию. Он принял участие в жестоко подавленной политической демонстрации, откликом на которую стало аллегорическое стихотворение «Маленький султан»:

То было в Турции, где совесть – вещь пустая,
Там царствуют кулак, нагайка, ятаган,
Два-три нуля, четыре негодяя
И глупый маленький султан.

Поэт не принимал деспотизма самодержавной власти, не принял он и власть большевиков, ужаснувшись революционному кровавому хаосу и «урагану сумасшествия». В мае 1920 года Бальмонт покинул Россию навсегда.
С тех пор его постоянной спутницей стала ностальгия, мучительная тоска по желанной родине: «Я хочу России… пусто, пусто. Духа нет в Европе»; «Я хочу России. Я хочу, чтобы в России была преображающая заря. Только этого хочу. Ничего иного». Посылая новые стихи дочери Нине, Бальмонт писал: «Ты почувствуешь, как я всегда люблю Россию и как мысль о нашей природе владеет мною. <…> Одно слово “брусника” или “донник” вызывает в моей душе такое волнение, что одного слова достаточно, чтоб из задрожавшего сердца вырвались стихи».
В стихотворении «Алтарь», посвящённом И.С. Шмелёву (1873–1950), поэт обращался к автору «Лета Господня»:

Доброму другу от чистой души
Крепкое слово: дыши и пиши,
Все твои чувства – как Русь хороши.

Такими же чувствами был преисполнен и сам Бальмонт. Посреди скорбей, бедности, заброшенности на чужбине находил он утешение и отраду в ностальгических воспоминаниях – тех, что «сердцем взлелеяны, вечным овеяны», – и в искренней вере в Бога.
Под пером Бальмонта и ранее рождались поистине молитвенные стихи.

Создал Ты рай – чтоб изгнать нас из рая.
Боже, опять нас к себе возврати,
Мы истомились, во мраке блуждая,
Если мы грешны, прости нас, прости!
Не искушай нас бесцельным страданьем,
Не утомляй непосильной борьбой,
Дай возвратиться к Тебе с упованьем,
Дай нам, о Господи, слиться с Тобой! («Молитва»)

В горячем покаянии даруется надежда на Божие прощение. Вечной заступницей для кающейся души становится Богородица со всепрощающей любовью материнского сердца:

Лишь в Матери Божьей вся ласковость взгляда.
Да буду прощён я. От детства в том грешен,
Что сердце не там, где возможности гнева.
Одна мне услада, кем вечно утешен,
С лицом материнским Пречистая Дева («Покаяние»).

В «чёрные мгновения» жизни вдали от родины единственным утешением становилось упование на Высшую милость:

Я горю и не сплю. Неоглядна бездонная ночь.
Колокольная медь задрожала растущею силой.
Всескорбящая Мать, или ты мне не можешь помочь?
Дай увидеть твой взгляд и в мгновениях чёрных помилуй
(«В чёрном»).

В ежевечерних молитвах изливались прошения тоскующей души поэта:

Господь, Господь, внемли, я плачу, я тоскую,
Тебе молюсь в вечерней мгле.
Зачем Ты даровал мне душу неземную –
И приковал меня к земле?
<…>
Велик Ты, Господи, но мир Твой неприветен,
Как всё великое, он нем,
И тысячи веков напрасен, безответен
Мой скорбный крик: «Зачем? Зачем?..» («Зачем?»)

Но искренний молитвенный призыв никогда не остаётся безответным. В стихотворении «Звезда пустыни» Господь открывается взывающей к Нему душе:

«Я откроюсь тебе в неожиданный миг –
И никто не узнает об этом,
Но в душе у тебя загорится родник,
Озарённый негаснущим светом.
Я откроюсь тебе в неожиданный миг.
Не печалься, не думай об этом.

Ты воскликнул, что Я бесконечно далёк, –
Я в тебе, ты во Мне безраздельно.
Но пока сохрани только этот намёк:
Всё – в Одном. Всё глубоко и цельно.
Я незримым лучом над тобою горю,
Я желанием правды в тебе говорю».

Пламенное желание правды Божьей, следование христианским заветам – по слову апостола Петра: «Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин. 6: 68) – делало молитвенную поэзию Бальмонта подобной благовестию:

К Тебе, о Боже, к Твоему престолу,
Где Правда, Истина светлее наших слов,
Я путь держу по Твоему глаголу,
Что слышу я сквозь звон колоколов.

Поэт слышал зов к последнему исходу, по ту сторону земного бытия – к жизни вечной. Одним из её «тонких знаков» были для Бальмонта цветы-бессмертники:

Бессмертники, вне жизни, я мальчик был совсем,
Когда я вас увидел, и был пред вами нем.
Но чувствовал я то же тогда, что и теперь:
Вы тонкий знак оттуда, куда ведёт нас дверь.
Тяжёлая, с замками, вся расписная дверь,
С одним лишь словом в скрипе, когда отворишь: Верь.
Бессмертники, я знаю. Чего нам медлить тут?
Мы жили здесь. Довольно. Нас в новый мир зовут.

В лучший из миров – «новый мир» – Константин Дмитриевич Бальмонт перешёл в возрасте 75 лет. По свидетельству писателя-христианина Б.К. Зайцева (1881–1972), также завершившего свою жизнь во французской эмиграции, поэт «горестно угасал и скончался в 1942 году под Парижем в местечке Noisy-le-Grand <Нуази-ле-Гран. – А. Н.-С.> в бедности и заброшенности, после долгого пребывания в клинике, откуда вышел уже полуживым». Предсмертная исповедь Бальмонта произвела на исповедовавшего его священнослужителя неизгладимое «глубокое впечатление искренностью и силой покаяния». Поэт считал себя «неисправимым грешником, которого нельзя простить». Однако, по учению Христа, «многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19: 30). Даже раскаявшемуся разбойнику на кресте Господь дал слово: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23: 43). В завершение своих мемуаров о Бальмонте Зайцев выразил твёрдую несомненную веру в беспредельное милосердие Божие: «Всё христианство, всё Евангелие как раз говорит, что ко грешникам, которые последними, недостойными себя считают, особо милостив Господь. Верю, твёрдо надеюсь, что так же милостив будет Он и к усопшему поэту русскому Константину Бальмонту».
Его стихи, словно огоньки лампадки, и по сей день светятся пред алтарём святыни – Родины:

В слове – в лампаде – лучистая грусть,
Русь, как молитву, тверди наизусть.

Художник: В. Серов.