О грядущем преображении русской литературы

Первый вопрос: почему такой провал случился в наше время с российскими кино и литературой? Нас убеждают, что всё хорошо. Куча писателей, книжных премий, издательств. Да и с потребителями издаваемого продукта всё в порядке: не только потребляют, но и добавки просят. В общем, процесс идёт.
Это, однако, то, что называется ловить рыбку в мутной воде. За полным отсутствием ориентиров – что такое литература? – и усиленной работой проплаченных псевдокритиков – обычный маркетинг, – и кобыла сойдёт за невесту, а все эти сорокины, улицкие, водолазкины – за литературу. 
И главное – на каждое говно найдётся свой потребитель. Ещё и оближется.
Отвечаем на первый вопрос: потому что вся сфера культуры у нас была отдана на откуп либерде. А в её основе – деструкция. Работа на развал. И на выходе под видом литературы – не литература. Это или имитация, или откровенная халтура, или облечённая в слово деструктивная энергетическая сущность – антилитература. 
Чтобы сделать такие выводы, пришлось перечитать массу выдаваемой за литературу продукции. Из всего прочитанного исключение составляет разве что поздний Пелевин (Лампа Мафусаила, Шлем ужаса, Смотритель), в нём есть нечто самоценное, основа, это как Лем или даже Свифт компьютерной эры. 
В целом же либерда бессильна, импотентна: потому для привлечения внимания приходится пользоваться вывертом, извращением. Ущербность – вот главная объединяющая её черта. 
Она – эта псевдолитература – будет ещё долго агонизировать, однако в силу её бесплодности уже сейчас понятно, что это день вчерашний. Это лишь сор в информационном поле, основное оперативное пространство которого остаётся свободным, незаполненным. 
Но, как известно, природа не терпит пустот. Рано или поздно либерда станет атавизмом, что же её заменит в культурном пространстве? 
И тут вместо либерды, то есть дня вчерашнего, нам предлагают советскую систему, день позавчерашний. Вот, мол, когда было хорошо, поэтому всё это нужно вернуть. 
Здесь, конечно, сказывается мощное чувство ностальгии. Не столько по самой системе, сколько по своей молодости, по детским впечатлениям. Что же до самой системы… рухнула она, поскольку оказалась недееспособной, полностью выдохшейся. И возрождать её сегодня это как воскрешать труп. По законам природы, по логике вещей ничего лучше, чем зомби не получится.
Отметим же главный недостаток литературной системы, существовавшей в советское время. 
В её основу были положены узкопартийные субъективные принципы, выработанные и утвердившиеся как истина в последней инстанции ещё во 2-й половине XIX века. О том, что главной и единственной задачей литературы является решение насущных социальных проблем. На этом сфокусировались, этим ограничились, и на этом составился «первый ряд русской классики». А то, что выходило за пределы, было отброшено и потеряно. 
Ну и, конечно, в советское время над литературным зданием довлела идеология, ещё более сужая оперативное пространство.
Да, в советское время – в силу господствующей идеологии – были свои ориентиры. Но они были и у либерды (негласные). Другой вопрос, что и те, и другие сегодня могут быть выброшены в утиль. Ввиду своей неактуальности и ограниченности (советы) и деструктивности (либерда). 
Главный же ориентир, который видится нам в грядущем возрождении, можно обозначить следующим образом. Литература – это не только отображение жизни, различных её аспектов, но гораздо больше. Это отображение мира, в смысле мироздания. 
А что это значит? На этот вопрос отвечает огромное множество философских систем, и каждая по-своему. Литература, таким образом, сливается с философией в одно целое. И каждое литературное произведение следует рассматривать философически. И тогда будет ясно, что оно такое. 
Очень большим – сущностным – упущением является вывод из оперативного пространства актуальной литературы на исторический маргинес творчества русских литераторов XVIII века, эпохи классицизма.
В 1-й половине XIX века наследие классицистов было отброшено из-за отсутствия ретроспективы. Это тот случай, когда большое видится на расстоянии. Тогда в нём не видели ничего кроме подражательства. На самом деле – как это видно сегодня – это было создание своего по имеющимся универсальным канонам. И по сути для русской литературы это базис, первооснова, а то, что было потом, оно не лучше и не хуже, оно – продолжение в новых более разработанных языковых условиях.
Вот если убрать из европейских литератур «Песнь о Роланде», «Беовульф», Данте, Ариосто – что получится? А то, что получилось с русской литературой, когда из неё убрали героические поэмы Хераскова и Ширинского-Шихматова, профетические стихи Семёна Боброва, «масонскую» философию сенатора Лопухина. 
Многолетнее изучение русской литературы в полном её объёме привело к мысли, что совершенно зря в качестве главного национального эпоса «Россияду» и «Владимира возрождённого» заменили на «Войну и мир». Таким образом, Небеса заменили на Землю.
И тут не вопрос: или-или. Просто Земля должна не подменять Небо, а дополнять его. И так получилось, что в нашей литературе отказались от собственного Неба. Толстой и вся «русская классика» – это заменитель святыни в безрелигиозном пространстве. Отсюда и отношение к ней.
А на другом полюсе была полностью похерена низовая литература. Кто сегодня не то чтобы знает, а хотя бы слышал имя Фёдора Эмина, первого русского романиста, создателя «Непостоянной фортуны, или Похождений Мирамонда» – настоящего бестселлера XVIII века? Как это ни прискорбно, но найти его можно только в изданиях своего времени. То бишь найти не представляется возможным. И в какой ещё стране можно наблюдать столь наплевательское отношение к собственной литературной истории? 
А ведь низовая – массовая – литература имеет своё предназначение, своё место в духовной иерархии, и способна решать свои задачи. Именно на этой ниве восходят традиция плутовского романа, историко-авантюрный, фентезийный, детективный жанры. И когда Некрасов мечтает о том времени: «Когда мужик не Блюхера И не милорда глупого – Белинского и Гоголя С базара понесёт», – он несёт несусветную чушь. После тяжких трудов мужику нужно отдохновение, а не бредни Белинского. И не ужасы Салтыкова-Щедрина. 
Вот так и получилось, что для нашего читателя оказались закрытыми, утерянными целые пласты отечественной литературы. А курс школьной программы – это не иначе как взгляд на неё через замочную скважину. 
Посему для грядущего преображения необходимо восстановление целостной картины. Нужно изжить ту порочную практику, когда ассортимент выбирался не по самодостоинствам, а по чисто конъюнктурным соображениям, поскольку идеологическое сито – та же конъюнктура.
Каждое произведение – любого направления, любого жанра, любого времени – нужно пропускать не через идеологические жернова, а через философские, ну и, конечно, собственно литературные. И тогда русская литература предстанет пред нами как она есть во всей своей полноте – в прошлом, настоящем и будущем.