Корабли звёздной флотилии, или Под грифом «Совершенно секретно»
Корабли звёздной флотилии, или Под грифом «Совершенно секретно»
26 ноября 1962 года, 60 лет назад, Директивой Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР была создана войсковая часть 26179.
Так было сформировано соединение кораблей, которое получило название 9-й Отдельный морской командно-измерительный комплекс (ОМКИК). Первым командиром ОМКИК был назначен капитан Первого ранга Виталий Георгиевич Безбородов.
Традиционно считается, что полёт Юрия Гагарина контролировали наземные научно-измерительные пункты СССР. Но не все знают, что в тот день в Тихом и Атлантическом океанах по трассе полёта стояли ещё и корабли, получавшие информацию с борта «Востока» и поддерживавшие радиосвязь с космонавтом. Это были суда Плавучего телеметрического комплекса в Атлантике и 4-й Тихоокеанской океанографической экспедиции.
Доклад на самом высоком уровне прозвучал по-армейски четко: «Командующий космическими войсками, суда морского космического флота для работы по космическим аппаратам готовы к работе».
Принимавший доклад генерал-полковник удивился: «У нас есть такие корабли?».
Такова была степень секретности этих судов.
Известно, что существует пять видов транспорта: железнодорожный, водный (морской и речной), автомобильный, воздушный и трубопроводный.
О шестом, космическом флоте, знали только те, кто имел к нему непосредственное отношение. В своё время эти корабли обеспечивали становление и развитие космического транспорта – создание долговременных обитаемых станций, научных и производственных площадок в космосе, а также кораблей многоразового использования.
Запуски первых межпланетных станций потребовали обеспечения приёма с их борта телеметрической информации в районах, не контролируемых средствами наземного Командно-измерительного комплекса и Тихоокеанской экспедиции.
Для решения этой задачи в 1960 году в поселке Болшево-1 Подмосковья (сейчас это микрорайон Юбилейный города Королёва) была создана Атлантическая группа плавучих измерительных пунктов в составе двух кораблей Черноморского пароходства и одного корабля Балтийского пароходства. Корабли были сняты с морских перевозок и переданы в распоряжение НИИ-4 – Центрального научно-исследовательского института Министерства обороны Российской Федерации. Начальником Атлантической телеметрической экспедиции был назначен сотрудник НИИ-4 Василий Иванович Белоглазов.
Морской космический флот создавался для того, чтобы следить за космическими аппаратами в течение 24 часов. С территории СССР это можно было делать ограниченное время, так как большая часть, до 70 процентов витков, проходила над акваторией мирового океана.
С помощью УКВ-радиосредств невозможно заглянуть за горизонт. Островов, принадлежавших Советскому Союзу, в этих местах не было. Куба ещё не была в нашем распоряжении.
В Тихом океане тоже не на что было опереться. Поэтому уже с пятидесятых годов, ещё до запуска первого спутника, витала в воздухе идея создать на подвижных объектах, то есть на кораблях, средства космической связи. И исходила эта идея от Сергея Павловича Королева как председателя Совета Главных конструкторов СССР, и Юрия Александровича Мозжорина, генерал-лейтенанта, работавшего тогда в НИИ-4, учёного, одного из организаторов и руководителей работ в области советской ракетно-космической науки.
Сначала намечалось оснастить корабли только средствами слежения – телеметрическими станциями. Созрело решение поставить специальное оборудование на торговые суда. Быстро решить вопрос не было возможности. Нужно вспомнить, в какое время происходили эти события.
Флаг остался прежним
Конец пятидесятых – начало шестидесятых годов. Страна ещё не оправилась от войны. Новых кораблей морскому флоту негде было взять.
Суда «Краснодар» и «Ворошилов», построенные в 1924-1935 годах в Англии и Швеции, были куплены Россией ещё до войны.
Единственным более современным оказался сухогруз «Долинск», который в 1959 году строился Финляндией для Советского Союза. Эти три судна стали основой морского космического флота.
В связи с новыми задачами пришлось соблюдать особые меры секретности, так как менялся статус кораблей. Международные соглашения по торговым, научным и военным судам отличались диаметрально. Поэтому, сохраняя конфиденциальность, ни в один порт не заходили, стояли на заданной точке, а по истечении времени командировки возвращались обратно в Одессу.
Потом, правда, стали использовать небольшой танкер, который привозил еду, воду, забирал мусор. В те годы уже заботились об экологии. В океан отходы не сбрасывали, и контроль был достаточно серьёзный.
Сразу же возникла ещё одна проблема. В торговых судах не было условий для проживания команд. Вот как рассказывает о том времени Виктор Митропов, председатель совета общественной организации «Клуб ветеранов Морского Космического флота», ведущий специалист Научного центра по комплексным транспортным проблемам Министерства транспорта Российской Федерации:
– Оборудование ставилось в трюмах. Они были закрыты. Температура внутри почти 30 градусов. Если стоим на экваторе, то солнце жарит невыносимо, и внутри уже от 40 до 50 градусов по Цельсию плюс работающая аппаратура, которая вся была ламповая, что добавляло градусов. Как выглядели люди, работавшие в таких условиях? В плавках, на шее мокрое вафельное полотенце, на спине тоже полотенце, потому что пот по спине не просто течёт, он ещё щекочет и капает на приборы.
Первые данные фиксировались на фотоплёнку. Её надо быстро проявить и тут же расшифровать, срочно передать в Центр управления полётом. Например, когда летел Юрий Гагарин, информация в ЦУП была предоставлена всего через две минуты. Техника выходила из строя, но люди работали! Это был настоящий героизм. Когда возвращались домой, наград не было. Чаще звучала фраза: «Что вам ещё надо? Вы же за границей побывали».
Дооснащённые телеметрическими станциями корабли продолжали ходить под флагом морского торгового флота Советского Союза.
Спецслужбы задание выполняли
Как уже было сказано, секретность была высочайшая. Сергей Лебедев в должности, как официально значилось, заместителя начальника экспедиции по общим вопросам ходил на «Кегострове» и «Ристне», был свидетелем событий тех лет.
– В военном училище я получил базовое образование по специальности «командно-измерительные комплексы». В 1975-1976 годах 26 месяцев прослужил на судах космической службы.
Вначале корабли ходили без оперативного сопровождения. Потом по информации разведки прошли данные: спецслужбы противника хотели бы «заглянуть» на наши корабли. Нужны были сведения о том, что на торговых объектах находятся люди в погонах.
Как можно это доказать? Самый распространённый способ – склонить кого-то к измене. У человека могут быть какие-то непредвиденные обстоятельства, срыв под воздействием минутной слабости. А потом пресс-конференция: «Я бывший офицер. Советский Союз нарушает такие-то международные договоренности…». Последствия понятны: можно оказать давление на нашу страну, запретить кораблям заходить в гражданские порты. А это значит, что в длительном рейсе невозможно получать продукты, заправляться пресной водой. Таким образом предполагалось решать экономические, военные и политические вопросы.
Как правило, попытки наладить контакт и склонить к измене происходили в порту. Несмотря на то, что поодиночке никто не ходил, общение всё же было. Например, через бывших выходцев из Советского Союза, эмигрантов и их детей. Все они владели русским языком и с удовольствием подходили к морякам, услышав родную речь. Но работа у нас была поставлена очень хорошо, провокации выявлялись достаточно оперативно. За всё существование космического флота прямой измены не было. Задача, поставленная контрразведкой, была полностью выполнена.
Риск был со страховкой
О полёте Гагарина нужно сказать особо. Это был второй рейс кораблей. С их помощью определили, куда именно космонавт приземлится. По программе он делал всего один виток. Рассчитанное приземление – район Джезказгана. Но когда Гагарин стартовал, первая и вторая ступени отработали чуть дольше, и он взлетел на 100 километров выше, чем положено.
Изначально Королёв вместе с Келдышем, который отвечал за математику и баллистику, рассчитали, что если тормозные двигатели установки планово не сработают, то космический аппарат будет притянут Землей максимум через неделю. Неделю человек выдержит, останется жив. У Гагарина был на этот случай запас воды и еды. Когда же он взлетел выше, то стало ясно: приземление может отодвинуться на 45-47 суток. Это смертельно.
И тут выполнили свою задачу корабли. С их помощью определили, что тормозная двигательная установка включилась, параметры физического состояния космонавта нормальные, он жив. Рассчитали тормозной импульс и поняли, что аппарат идёт на приземление.
Это было важно, потому что возникла ещё одна проблема – от спускаемого аппарата никак не мог отсоединиться приборный отсек.
ЦУП находился в крайней степени напряжения. Предвкушение выполненной задачи появилось только тогда, когда установили, в каком квадрате нужно искать космонавта. И то, что Гагарин приземлился не в Джезказганской, а в Саратовской области, уже воспринималось как победа.
Лунная гонка – новые задачи
Космические программы расширялись, увеличивалось количество аппаратов, выводимых на орбиту. Стали появляться автоматические межпланетные станции. Возник вопрос о коррекции орбиты. Назрела также необходимость слышать и видеть, что происходит на борту обитаемого космического аппарата.
Лунная программа дала толчок к дальнейшему развитию космического флота. Потребовались суда, которые способны обеспечивать полный приём траекторной, телеметрической информации и других видов связи в режиме онлайн. ЦУП должен был видеть борт напрямую через спутники. Космический объект-спутник-корабль – это и составляло спутниковую связь. В результате была разработана линейка советских спутников «Молния-1+» (1967), «Молния-2» (1971), «Молния-3» (1974). Нужны были новые суда, которые бы имели постоянный контакт с Центром управления полётом.
Двусторонней связью снималась ещё одна проблема. Герман Титов говорил, что работать на орбите приходится в абсолютной тишине, к которой человеческое ухо не привыкло. Он летал чуть больше суток, и проблема обозначилась. Важно, когда космонавт слышит, что с ним кто-то разговаривает, чувствует, что он не один в этой вселенной, за ним наблюдают, помогают. Титову принадлежит знаменитое изречение: «Эти корабли являются океанской опорой космических мостов».
Фраза стала вторым названием звёздной флотилии.
– Одним из первых больших кораблей космической службы был «Космонавт Владимир Комаров», – продолжает свой рассказ Виктор Митропов, – он входил в состав 9-го Отдельного морского командно-измерительного комплекса, и с 1970-го года числился под легендой судна Службы космических исследований Отдела морских экспедиционных работ АН СССР. Этот плавучий комплекс был способен передавать на борт космических аппаратов сигналы для изменения и коррекции орбиты. Все корабли, которые создавались уже после первых, на скорую руку приспособленных судов, – это памятники специального кораблестроения. «Космонавт Владимир Комаров» был трансформирован под задачу за рекордное время из большого сухогруза «Геническ», который ходил всего один раз на Кубу. На нем проложили километры кабелей, смонтировали всю спецаппаратуру, силовые установки. Через полгода корабль уже был выведен на испытания. Под флагом Академии наук СССР «Космонавт Владимир Комаров» начал работу. Ни одно судно в мире так не строилось. Ждановский завод в Ленинграде работал круглые сутки, люди трудились в три смены.
И снова поиск
Новый этап начался с ревизии подходящих судов. Выбрали четыре, которые были названы именами погибших космонавтов: Пацаева, Добровольского, Волкова и Беляева. В своё время эти корабли строились как лесовозы ледового класса для Северного морского пути. Мощные, с хорошими мореходными качествами и с большим запасом хода, они уже были обеспечены современными средствами связи. К тому же белоснежные, гармонично сложенные, корабли смотрелись как произведения искусства. Эстетика была в каждом элементе.
За воплощением в жизнь концепции этих судов следил второй космонавт СССР Герман Степанович Титов. Он ставил свою подпись на акте приёма и ввода в строй уникальных плавучих средств. Корабли несли вахту с 1977-1979-х годов.
– Суда были артефактами специального судостроения, – рассказывает Виктор Митропов. – В чём их особенность? На первых кораблях на палубе антенн не было. Их выносили за полчаса или за 15 минут до связи, быстро прикручивали, а после отработки программы убирали так же активно. На новых судах антенны уже открыто смонтировали. Но прежде нужно было решить сложнейшую проблему. Наземные измерительные пункты были разбросаны по всей стране. Передающую радиостанцию вообще относили на 40 километров от приемной, чтобы своими лучами она не забивала сигнал. А здесь куда отнесешь? «Академик Сергей Королев», на котором я ходил, 125 метров в длину – и всё. На палубе больше 150 антенн. Какая же гениальная инженерная мысль должна была созреть в головах наших учёных, чтобы рассчитать электромагнитную совместимость! В 1960-1970 годы наши учёные и конструкторы сделали не один, а сотни шагов вперёд. Участвовали в этом люди всех национальностей СССР. И в этом была сила.
Такие привлекательные взору радиопрозрачные шары и антенны на «Космонавте Владимире Комарове», например, создавали парусность. А если парусность, то реальна опасность оверкиля. Нужно было решить эту проблему. Когда из сухогруза «Геническ» делали «Космонавта Юрия Гагарина», просто наварили дополнительный борт. Туда был засыпан песок. Судно осело на два метра и уже могло безопасно ходить.
Но был случай, когда антенны спасли команде жизнь.
Корабль «Юрий Алексеевич Гагарин», на котором также ходил Виктор Митропов в 1979-80-81 годах сперва начальником станции траекторных измерений, а затем сменным начальником управления полетом, являлся флагманом флотилии.
– Мы располагались в Атлантике в районе Канады. Это место знакомо всем морякам, потому что здесь зарождаются ураганы и тайфуны. Несмотря на риски, было преимущество: наши корабли могли видеть с этой точки до 10-12 витков космических аппаратов, проходивших мимо территории Советского Союза.
Вахту несли в середине треугольника тайфунов. Но так как в океане судно не может стоять на якоре, корабль в активном дрейфе описывал восьмёрку. Ночью при очередном повороте отвечавший за управление судном упустил так называемый девятый вал. Их обычно двенадцать, но девятая волна самая большая. И когда эта громадина ударила в носовую часть (а там стоит танковая броневая сталь в два с половиной сантиметра), стальной лист прогнулся в глубину на полтора метра. Такая сила. В этот момент судно дало угол оверкиля. И здесь антенны сработали как парус, и нас вернуло обратно. Если бы мы перевернулись, то нам оставалось жить всего около 20-30 минут, так как температура за бортом была около 7 градусов по Цельсию. Полчаса – и тело каменеет. Помощи ждать было неоткуда. Так что спасибо антеннам говорила вся команда.
Конец звёздной флотилии?
После развала Советского Союза страна практически закрыла все космические направления в науке и технике. Расформировали воинскую часть, к которой были приписаны корабли космической службы (большинство к Ленинграду, некоторые к Одессе).
«Академик Сергей Королёв» и флагман нашего космического флота «Космонавт Юрий Гагарин» остались на Украине. Украина не смогла их содержать и продала Индии по 170 долларов за тонну металлолома.
Нужно было спасать хотя бы память о героическом прошлом звёздной флотилии.
Идея родилась у Виталия Георгиевича Безбородова, лауреата Государственной премии за создание кораблей для приёма и обработки телеметрической информации с космических аппаратов, который двадцать лет командовал судами космической службы.
Так на энтузиазме был создан клуб ветеранов морского космического флота, а затем музей, в котором что ни экспонат, то живая история страны, её восхождения на пьедестал космической державы.
Что же предложило новое время?
Прогресс в системе космической связи заставил заменить корабли на спутники-ретрансляторы на геостационарных орбитах. Теперь они работают как передатчики.
Но проблема существует. При работе через спутники информация проходит множество промежуточных звеньев. При этом теряется время и снижается точность. Командно-измерительные суда могли сразу, напрямую управлять космическим аппаратом, минуя услуги посредников.
США, Китай, Англия и Франция не отказались от кораблей с функцией командно-измерительного комплекса. У нас же из всей звёздной флотилии остался один «Космонавт Виктор Пацаев». Он стоит в Калининграде, в музее Мирового океана. У стенки.
Судьба этого артефакта долгое время вызывала опасение. Ветеранская организация не без основания предполагала, что корабль тоже может уйти на металлолом, как говорится, на патефонные иголки.
После прекращения работы на «Роскосмос» корабль оказался в положении «чемодана без ручки». На средства, собранные ветеранами, и личные деньги дочери космонавта Светланы Викторовны Пацаевой в 2015 году провели культурно-историческую экспертизу.
Научно-исследовательское судно «Космонавт Виктор Пацаев» было признано памятником культурно-исторического наследия России и внесено в реестр согласно приказу за номером 73. Но не находилось ведомства, которое готово было бы взять его на баланс и провести доковый ремонт.
Спасать «Виктора Пацаева» имело смысл. Это отличная учебно-производственная база для курсантов военно-космических вузов, военно-морского флота, для студентов радиотехнических высших учебных заведений, юнармейцев, кадетов. На нём как минимум 200 хорошо оборудованных жилых мест, есть свой камбуз, столовая, несколько залов для совещаний, учебные классы и аппаратура, которая работала по реальным космическим программам.
Борьба за корабль шла на самых высоких уровнях. Включились депутаты Государственной Думы, сенаторы, руководители Минтранса, Минкультуры, Министерства науки и высшего образования. Активное участие принял губернатор Калининградской области Антон Алиханов. Послали запросы в Министерство Обороны и в Госкорпорацию «Роскосмос». Эти две структуры окончательно решили вопрос. Объект культурного наследия судно «Виктор Пацаев» принято на баланс
Вручение поздравления с 60-летием КИК
Юбилейная встреча в клубе ветеранов КИК
Автор снимков: Анатолий Улитин.
Художник: Константин Ретунский.