Несчастливый галстук

– Уволили! Избавились от меня! Как таракана вытравили! – бушевал пятничным вечером Егор Сергеевич, вернувшись с работы.
Скинул пиджак, вырвал с шеи галстук и, взявшись за рубашку, прямо с пуговицами распахнул её. Жена молча подбирала их с пола и складывала в карман велюрового халата. Поднявшись, смерила неодобрительным взглядом мужа и произнесла:
– Не уволили, а попросили. Сам же заявление написал! 
– Это одно и то же. Не напиши я по собственному, всё равно бы выжили. А ещё хуже – по статье уволили.
– Постой-постой, – взяла Люба мужа за руку и усадила рядом с собой на диван. – Такие вещи так просто не делаются. Ты же зам! Есть у тебя замечания? Нет! Одни благодарности от мэра. 
– Грош цена их бумажкам, – отмахнулся Егор Сергеевич, – пусть других благодарят. Я в их аферах участвовать не буду. Так и сказал: «Не подпишу и точка». 
– Да ты-то тут при чём, Егор? Пусть отвечают те, подписи которых поважнее твоей закорючки будут.
Егор Сергеевич как ужаленный вскочил с дивана и, расхаживая по комнате, начал кричать:
– Да пойми же ты, Любаня! Это школа! Шко-ла! Безопасность детей на кону. И вот этой рукой поставив подпись, я самолично их безопасность перечеркну?! Ты с ума сошла!
Люба молчала и с застывшим лицом смотрела на галстук, брошенный мужем на подлокотник кресла – синий, с выдавленными узорами. Его «под золото» зажим так и поблёскивал при свете богатой люстры. 
Поймав взгляд жены, Егор Сергеевич схватил галстук и с ненавистью скомкал в руке. Но словно этого было мало, распахнул окно и со словами «прощай и не возвращайся!» вышвырнул на улицу.
Этот галстук Люба купила ему в прошлом году на день рождения, и Егор Сергеевич его очень любил. Недешёвый, в стильном мужском магазине, в Москве, приобретённый. Но не денег ей было жалко – не на свои же она мужа одевает. А было жаль заботы, потраченной, выходит, впустую. Не ценит, хлопоты её воспринимает как должное. Как-то один из самых брендовых одеколон ему купила, такой аромат – сама бы душилась. Лет пять так и стоит целёхонький – тоже, видать, с ним домохозяйка не угодила…
– Надеюсь, пиджак за галстуком не полетит? – очнувшись от мыслей, выдавила из себя жена. – Может, хватит? Чего хорохоришься? На что жить будем?
– Не переживай, без денег не останемся. Работу найду. 
Люба сразу оживилась и как можно мягче произнесла:
– На новую работу да без галстука? Пойду спущусь за ним, пока не подобрали.
– Не нужен он мне! – как ножом отрезал Егор Сергеевич. – И костюмы с рубашками можешь подальше убрать.
– Как так убрать? – не поняла жена.
– А вот так! Таксовать пойду. В джинсах и свитере удобнее.
– Ты шутишь?
– На полном серьёзе. Машина есть. Руки тоже из правильного места растут.
– Не говори ерунды, Егор! В такси молодых берут.
– Я частным извозом займусь, а у «бомбил» возраст не спрашивают.
– Но как же твой статус? Что скажет окружение?
Лучше бы Люба этих слов не говорила! Егор Сергеевич метнул на неё полный негодования взгляд и швырнул с правой ноги тапок: – Вот туда мой статус! – А потом с левой: – Вот туда моё окружение!
Люба теребила пояс халата и подбирала подходящие слова, как успокоить и отговорить мужа, а он всё продолжал:
– Вороватые хорьки и самовлюблённые павлины – вот кто меня окружает! Тошно мне среди них, Любаня.

Жена Егора Сергеевича особым умом не отличалась, но в житейской смекалке и сообразительности ей отказать было нельзя. В хозяйственных делах она даже мужа за пояс затыкала. В доме у них было уютно, на столе – сытно и вкусно. А какие пироги она пекла! Егор Сергеевич всегда ходил на работу ухоженный и в свои шестьдесят на здоровье не жаловался. С похмелья денёк дома не отлёживался, больничные не брал. В районной администрации даже Железным Егорычем его прозвали.
Его Любаня была всегда рядом. Детей Бог им не дал, вот и выливала всю свою нерастраченную материнскую заботу на мужа. Утром проводит его на работу, сдув пылинки с пиджака, в обед борщом и котлетами встретит, а когда с работы вернётся, к вкусному ужину ещё и рюмочку нальёт.
В отпуск супруги тоже ездили вместе. Люба всё просила хоть разок за границу её взять. Жёны других замов где только не побывали! Фотографируются в разных парижах и миланах и показывают потом в интернете. Да что там замов! Даже жёны простых начальников управлений и те в год по нескольку раз летают. А они то в Крым, то в Карелию, то на Байкал. Поэтому Любе было завидно и одновременно обидно.
– И в России есть на что посмотреть, – каждый раз отвечал Егор Сергеевич, когда жена хотя бы на Турцию или Египет его уговаривала. – Надо внутренний туризм развивать. А нам – его поддерживать.
«Но теперь и он накрылся, – сокрушалась Люба, разбирая постель и готовясь ко сну. – И новая шуба плакала». Сев на кровать, она провела ладонью по шёлковой простыне и тяжело вздохнула. Её пугали мысли о том, что привычный уклад жизни и всё то, что его делало таким, придётся поменять. Люба надеялась, что муж перебесится, переболеет, и ходить в жёнах таксиста ей придётся недолго. Попробует денёк-другой, ничего не получится и бросит эту затею. А то что про них порядочные люди скажут?
Взбив помягче подушку и под звон посуды, доносящийся с кухни, Люба стала засыпать. Егор Сергеевич пил чай, а может, чего покрепче себе налил. Пускай расслабится, глядишь, отойдёт. Выспится как следует, а утром по знакомым пройдётся. Неужели такому хорошему человеку место в кабинете не отыщется? А то ишь до чего договорился – в таксисты пойдёт. Даже галстук выбросил…

Дворник Хуршед ни свет ни заря взялся за метлу и побрёл подметать дворовую территорию двух домов. Остальные построившая их компания передала на обслуживание городу, а эти по причине, только известной ей, оставила себе. Хуршеда меньше всего интересовал этот вопрос: взяли на подработку и хорошо. Осенью он управлялся быстро. Сметёт с тротуаров опавшую листву, соберёт мусор и бегом на другую работу, основную – на мусороразделительный комплекс.
Жил Хуршед в предоставленном предприятием общежитии. Когда он уходил, его соседи по комнате – мариец Василь и мордвин Игорёк ещё спали. Покусанные клопами, они переворачивались с боку на бок и расчёсывали руки и ноги в кровь. Парни работали водителями мусоровозов. Небось под утро только заснули, а скоро вставать и за баранку садиться. Хуршеда клопы почему-то не кусали. Может из-за того, что кровь его им не по вкусу? Ведь он таджик, приезжий, а клопы-то местные…
Василь был постарше – человек серьёзный, семейный, а Игорёк ещё не успел жениться. «Денег на свадьбу сначала нужно заработать», – говорит. Оба трудолюбивые, непьющие, но даже таким, как они, на вес золота парням, у себя на родине применения нет. Вот и приходится им на вахту в Подмосковье мотаться.
Водить мусоровозы Хуршед считал делом солидным и по-доброму завидовал ребятам. Не раз говорил, что тоже будет проситься, ведь права у него тоже есть. А соседи по комнате только посмеивались над ним:
– Ты что, Фуршет! А мусор кто разбирать будет? Заклинит конвейер без тебя, к чертям собачьим!
Хуршед уже привык, что вместо собственного имени его этим праздничным называли, и не обижался. 
И для начальника, и для напарников, и для жителей домов, которые он обслуживал, был усердным и приветливым дворником Фуршетом.
– Здорово, Фуршет! Уже метёшь? – кивнул ему жилец из второго подъезда и побежал к остановке, чтобы успеть на первый автобус.
Кроме выходных, они с Толяном встречались каждое утро. В этот раз он сильно опаздывал, поэтому даже не поговорили. «Простой мужик, не зазнаётся, не то что остальные. Дай Аллах здоровья!» – посмотрел ему вслед Хуршед, и метла ещё быстрее заплясала в его руках: «Вжик-вжик, вжик-вжик-вжик».
Наткнувшись среди берёзовых листьев на тряпку, метла остановилась. Дворник пригляделся – галстук, да ещё и с блестящей прищепкой. Поднял, отряхнул и положил себе в карман.

Когда он пришёл в общежитие, парни уже встали и перед выходом на рейс плотно завтракали. Отварили пельмени, порезали толстыми кусками колбасу – жуют, а сами клоповник свой проклинают. Сколько ни травили, а кровопийцам хоть бы что!
– Давай с нами, Фуршет! – пригласил мариец Василь соседа к столу. 
Игорёк из Мордовии пододвинул ему стул и сказал:
– Присоединяйся, братан! 
– Я свинину не ем, – замахал руками таджик. 
– А что это у тебя из кармана торчит, Хуршед? – показав вилкой, поинтересовался Василь.
Тот, ничего не ответив, засунул галстук поглубже в карман и пошёл разогревать с жареными овощами и чечевицей вчерашний суп.
– Ну как же, наешься этим, – с полным ртом проговорил Игорёк, – я бы давно кони двинул. Как только его ноги носят?
– Да еще и подработку взял, – поддержал напарника мариец, – а сам на хлебе и воде сидит. Куда только деньги девает?
– Так он домой все высылает. Там жена и четверо детей. И мать больная. Не пошикуешь.
– А мы с тобой шикуем что ли? Ждёшь-не дождешься, когда вахта закончится. Дома жена, щи, подкоголи с мясом.
– Под чем-под чем? – засмеялся Игорёк.
– Дурень! Так у нас вареники называются.
– Теперь понял. А у нас это пярякат. Но как бы они, брат, не назывались, пахать нам с тобой одинаково приходится.
– Это точно! – согласился Василь и пошёл одеваться.
Хуршед выглянул из общей кухни и увидев уходящих на работу парней, занёс в комнату кастрюлю с супом. Скинул рабочую куртку, быстро поел. Потом, вытерев руки о штаны, встал перед зеркалом и прямо на засаленный свитер нацепил галстук.
– Машаллах! Как красиво! – произнёс он довольный, глядя на своё отражение. 
Найденный галстук так понравился Хуршеду, что он прямо в нём пришёл на смену и встал у конвейера. День прошёл как обычно. Но работники мусоросортировочного комплекса заметили странность в поведении Хуршеда. Враз стал молчаливым, серьёзным, на шутки не реагирует. А когда начальник со второго этажа окликнул его:
– Эй, Фуршет, подойди-ка!
Тот, прижав руку к груди и высоко подняв голову, неожиданно для всех произнёс:
– Я не Фуршет, а Хуршед Джамшедович.
– Ну и дела… – удивился его напарник, стоящий по ту сторону мусороподающего конвейера.
Начальник удивился ещё больше. Пристально посмотрел на своего подчинённого и, пытаясь выговорить его полное имя, совсем запутался:
– Фуршет Джам… Хуршед Джам… шедович! Зайдите ко мне!
Не шаркая, как обычно, ногами, а быстрой и смелой походкой Хуршед поднялся на второй этаж и вошёл в кабинет. Получив приглашение присесть, сел.
– Тут такое дело… – стал объяснять начальник, – один из водителей мусоровозов заболел, давление шарахнуло. Сможешь на денёк подменить?
– Смогу! – не раздумывая, ответил Хуршед.
– Помню-помню, сам просился не раз. Вот и подвернулся случай. Права у тебя есть. Мужик ты серьёзный.
– И два, и три раза смогу! Много смогу!
– Не торопись, – перебил его начальник. – Пока на денёк, а там кого-нибудь из парней пораньше на вахту вызовем. – А потом, понизив голос и приложив палец к губам, добавил: – Только шшш! Никому про это. Понял?
– Понял.

На следующий день, быстро убрав дворовую территорию, счастливый Хуршед с утра пораньше уже сидел за рулём «камаза» и направлялся в соседнее с городом село. Само оно было небольшое, а целых четыре предприятия в нём уместилось. Что ж им теперь, в мусоре задыхаться, если один водитель заболел? А Хуршед Джамшедович на что?
Поправив галстук, шофёр крепче взялся за руль и включил «дворники». Моросящий дождь усилился, а через минуту и вовсе превратился в ливень. Последнее, что запомнил Хуршед – это ослепляющие огни перед собой и страшный удар. А потом – темнота.
Пришёл в себя он только в больнице. Вечером после смены к нему заглянули соседи по комнате.
– Ну и напугал ты нас, братан! – крикнул прямо с порога мордвин. 
– Я не доехал… всех подвёл, – пытался улыбнуться Хуршед и тут же скривился от боли.
Вся голова бедолаги была забинтована. Белые полоски пластыря очень отчётливо выделялись на его тёмном лице.
– Доехал бы и вернулся! – успокоил его Василь. Если бы один придурок на встречку не вылетел.
– Пьяный, что ли? – спросил Игорёк.
– Да нет, – махнул рукой мариец. – Парни говорят, там вообще дело непонятное. Сам «шишка» какой-то из администрации, а в «бомбилы» подался.
– У богатых свои причуды, брат, – проронил Игорёк и, сев на краешек кровати, взял Хуршеда за руку:
– Держись! Ты живучий! Руки-ноги целые, а голова… а голова погудит-погудит и пройдёт.
– Точь-в-точь как на мусоросортировке! Тебе ли к шуму привыкать? – пытался развеселить больного мариец. 
В палату вошла медсестра, и посетители заспешили на выход. 
Как только Хуршеда выписали из больницы и выдали ему вещи, он первым делом проверил галстук. На месте. Отошёл подальше, швырнул его на землю и принялся со злостью топтать ногами. Потом поднял и, отыскав глазами мусорную площадку, бросил источник своих бед в контейнер.
Хуршед уже выходил за ворота больницы, как остановился, шлёпнул себя по лбу и заторопился назад, за проклятым галстуком. Иначе завтра мусоровоз его привезет на сортировочный комплекс и, кто знает, с кем ещё он такую же злую шутку сыграет.
В общежитие Хуршед пошёл не по прямой дороге, а в обход, через маленький, заросший прудик. Подобрал с земли камень и, крепко завязав его синей, с выбитыми узорами, тряпкой, со злостью швырнул в воду.
А первого хозяина несчастливого галстука дома так и не дождались.

Художник: Грэм Геркен.