Не охота ли на ведьм начинается?

Окончание контракта Зельфиры Исмаиловны Трегуловой и ее увольнение с поста директора Третьяковки вызвали волну ликования и… недоумения. Ликования определенно больше, оно же всенародное и запрограммированное…

Алексей Пушков пишет: «Насколько госпожа Трегулова ориентируется в истории искусства, мы хорошо знаем. Засохшая ветка, прикрепленная скотчем к фанерке, была выставлена в Третьяковке не где-нибудь, а на фоне великого полотна “явление Христа народу”. Ориентируется, значит, как придать “звучание” куску дерева. Также при ней в дар от Гельмана, отовсюду изгнанного, были приняты его, с позволения сказать, экспонаты: Ленин, вертящийся в гробу, две мертвые облезлые птичьи тушки, призванные символизировать российский герб, и прочие артефакты. Ну, и как такой дар не принять, особенно если уметь ориентироваться в искусстве? Как это — государственная галерея, и без птичьих тушек? Были и попытки протащить в Третьяковку непотребно ведущих себя монахов и прочее в таком же духе из какого-то мутного немецкого собрания. Всего этого без нужной ориентации никак не сделать». Отрицать не приходится — было. Всё было.

Однако у самих музейщиков чувства двойственные. Они, мягко говоря, в недоумении. Ведь Зельфира Трегулова, несмотря на обвинения, искренне разделяла позицию Президента, делала выставки в поддержку СВО, а также такие, которые в музейной среде называют «скрепными» — и в плане политической ориентации чиста. Что, признаться, редко встречается в среде творческих людей. Увы, поколение не только восьмидесятников, но семидесятников воспитывали в оппозиции к власти и в русофобии. Удивительно, что хоть в ком-то проявилась любовь к Родине.

К профессионализму директора Третьяковской галереи у музейщиков претензий не так уж много. Пресса называет Трегулову одиозной и ругает за жесткую манеру общения. А коллеги считают Трегулову умной, профессиональной, хоть и авторитарной, беспощадной, изворотливой — но человек, руководящий сокровищницей искусства (где любой росчерк на истлевшей бумажке стоит больших денег), не может не приобрести подобных профдеформаций. Вдобавок он вынужден общаться с творческими людьми, большинство которых душевным здоровьем не отличается. Как говорил об этом занятии вице-президент «Дженерал Моторс» Роберт Лутц: «Управлять творческими людьми — все равно что пытаться пасти стадо котов».

СМИ, настроенные на ликование, припоминают грехи Зельфиры Исмаиловны (не сказать, чтобы их было очень много), перебирая выставку «Дар Марата», так и не показанное ЛГБТ-кино «Аутло», покупку за огромные (для рядового зрителя) деньги нелепой инсталляции «Ветка» Андрея Монастырского (несоответствие которой статусу государственного музея отметил Минкульт). «Ветка», пожалуй, взбесила публику больше всего — фигня на палочке за тысячи и тысячи долларов. На фоне «Явления Христа народу» смотрелось как явление Антихриста русскому искусству.  

Однако критикам не лишне будет напомнить историю 1973 года, произошедшую с таким же «шедевром», но из-под культового автора. Буквально «из-под».

Лоханка, в которой младенцем купали будущего лидера немецкого постмодернизма Йозефа Бойса, им же была оклеена пластырями, обрывками тряпок, заполнена мусором и выставлена как инсталляция в Музее современного искусства в Вуппертале. Через несколько дней в стенах музея проводила некое торжество парторганизация СДПГ. Две дамы из оргкомитета решили помыть бокалы, из которых предстояло пить приглашенным, увидели «предмет искусства», отмыли его, почистили, бокалы сполоснули, после чего перенесли лишенный инвайронмента экспонат из залов туда, где ему самое место — в туалет. Через день в музей явился Йозеф Бойс, не обнаружил своей лоханки, то есть произведения — и понеслась… Администрацию музея по суду заставили выплатить оскорбленному художнику компенсацию в размере 40 тысяч западногерманских марок.

Если учесть инфляцию, то «Ветка» стоила Третьяковке сущие копейки. И если ее сожгут на очистительном огне, художник даже не пикнет.

Вызовы общественному вкусу всегда были инструментом поиска новых форм. Но сегодня дела у культуры таковы, что эпатаж стал не более чем инструментом жульничества, а сообщество художников больше походит на группу мелких воришек: стратегия Остапа Бендера («Спрошу вас как художник художника: вы рисовать умеете?») дает «творцам» не новые формы, а новые прибыли. Да и Бог с ним, должен же «креативщик» на что-то жить? Но рисовать-то «Остапы Бендеры» окончательно разучились. А что они умеют? Хотелось бы ответить: эпатировать! — но метамодернисты не умеют и этого.

Уродливые псевдоскульптуры и надписи на заборах в городском и деревенском ландшафте настолько не редкость, что смотреть на то же убожество в музеях мирового уровня… Ошибаются музейщики, которым оно кажется «модным и оригинальным», а хайп — отличным способом привлечь внимание публики. Публика смотрит на подобную шнягу несколько десятилетий, и ей давно надоело. Хочется искусства, хочется мастерства, хочется смыслового наполнения, а не это вот всё…

В менталитете деятелей искусства давно прижилось то, что психология именует ментальным искажением: связь «хайп-популярность-деньги». Художники практически всю жизнь живут на доходы от оскорбленных чувств широкой публики. Благодаря скандалам можно впаривать директорам музеев разные «Ветки» и неприличные слова, перенесенные с забора на полотно. А виноваты в этом, уж извините, мы, искусствоведы. Мы позволили постмодернизму, постпостмодернизму, метамодернизму и черт-какому-модернизму не только легализоваться, но и стать «мейнстримом», «трендом», «крашем» (тьфу, проклятые англицизмы!) всего современного искусства. Хотя этот псевдо-мейнстрим должен быть не более чем небольшим ответвлением поп-арта, дадаизма, авангардизма — а не занимать столько места на выставочных площадках любого уровня, от подвальных студий до международных биеннале.

Одним словом, ругать Зельфиру Трегулову за попытку делать «модные» выставки не стоит. Их делают все — кто удачно, кто неудачно. И далеко не все культурные заведения реагируют на реакцию публики — так уж у специалистов принято. Тот факт, что галерея Саатчи отменила выставку Марата Гельмана (ныне иностранного агента, объявленного в розыск) из-за «реакции в соцсетях», а московская Третьяковка этот «Дар» показывала и плевать хотела на любые «реакции в соцсетях», связан отнюдь не с тем, что Зельфира Трегулова боялась показаться «немодной» и «непрогрессивной». Нет. До 2022 года немодной и непрогрессивной боялась показаться Россия.

Прав Борис Якеменко, говоря: «…в маленький зальчик на любой окраине напихайте хлама, ржавых корыт, кривых палок и несвежих пятнистых простыней, напишите примерно следующее: “Эстетика представленных образов перекликается с трагическим озарением. Пустотные и безреферентные, на первый взгляд, образы должны обнажать строй внутренних смыслов и давать ключ к пониманию системы образности их языкового и художественного мира. При этом в процессе всматривания они превращаются в даггеротипы субъективных перверсий, демонстрируя наиболее интимную стратегию отношения к образам, трактуя заштампованность и огламуренность уже узнаваемых лиц в системе новых, нетрадиционных констант”, добавьте аллюзий на Путина и режим — и туда тут же, на запах, сбегутся те самые концептуалисты и начнут, как глухари, восхищенно токовать».

Все эти «гипнотические наборы слов» придумали мы. Хотели казаться европейцами, хотели привлечь молодое поколение, хотели как лучше, а получилось как всегда.

Оценка успешности музея по посещаемости — самая распространенная и очевидная, но и самая ложная. Что популярнее всего, спросите Всемирную паутину, и она ответит: порнография. Скабрезность, эротика и откровенное порево, уж не обессудьте, всегда были самыми популярными жанрами. А если вы хотите удвоить посещаемость вашего заведения (Зельфире Трегуловой это удалось!) — включайте в число экспонатов картину/скульптуру мастурбирующих монахов… или не монахов.

Депутат Государственной Думы VI и VII созывов Вячеслав Лысаков (он искусствовед? или знаток музейного дела?) заявляет: «Хорошая новость. Гендиректор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова покинула свой пост, сообщило Минкультуры. Она не просто покинула свой пост, в связи с завершением срока трудового контракта. С Трегуловой не стали продлевать этот трудовой контракт. А это уже несколько другая история. Трегулова была явно не лучшим директором Третьяковки, но явной поклонницей Марата Гельмана, признанного в конце 2021 года иноагентом. Нам нужны национально ориентированные музейщики». Такое ощущение, что на смену Трегуловой нашли лучшего директора, молодую выпускницу МГИМО, успевшую поруководить Политехническим музеем. Уж она-то точно оценит качество любой выставки, не моргнув глазом.

«Пусть обвиненье смехотворно», как говорил персонаж пьесы «Собака на сене», опровергнуть его нелегко. Но так уж устроен мир музеев: хотите сделать «модно» — ищите в богемной тусовке самого популярного, обласканного критикой и меценатами, разъезжающего по России и загранице, зазвездившегося «творца». Зельфира Трегулова выбрала будущего иноагента Марата Гельмана, поскольку тот полностью соответствовал отборочным критериям. Да, теперь этот Гельман не нужен нигде. Он возжелал стать «частью западного мира», а также пожелал скорейшего поражения российской армии — и запачкал собой всех, кто с ним сотрудничал в дни его популярности и обласканности властями. Хотя публике Гельман уже тогда не нравился. Особенно когда губернаторы городов России покупали за безумные деньги его «городскую скульптуру», а жителям приходилось на это смотреть (сознавая, что за попиленные миллионы можно было сделать много хорошего для населения).

Зельфиру Исмаиловну обвиняют в «непомерно раздутом ощущении собственной значимости, избранности и неприкосновенности. В любом инциденте с Трегуловой всегда страдает "чернь", с ее, надменно-барской точки зрения. Повредили картину Репина — это смотритель виноват, и никак иначе. В выставке Гельмана — какой-нибудь зам. В снежной буре — сотрудники аэропорта Нью-Йорка. Казалось бы, в ситуации, когда картина из собрания Третьяковской галереи экспонируется так, что любой желающий может "подрисовать глазки", виноваты:
а) Экспозиционер, не обеспечивший требований элементарной безопасности
б) Тот, кто выдал экспонат Третьяковской галереи такому безответственному экспозиционеру…» А какой большой начальник думает иначе? Михаил Пиотровский нешто уволился, когда выяснилось, что его подчиненная Лариса Завадская и ее сообщники обворовали Эрмитаж на 130 миллионов, вынося экспонат за экспонатом? Нет, он нашел виноватых в мгновение ока: «Это удар в спину Эрмитажу и всему музейному сообществу. И свидетельство глубокого несовершенства системы хранения, построенной на презумпции невиновности музейщиков». Ну да, поставить рамку металлодетектора у служебных выходов — ох как было сложно! Невероятно сложное решение, приходящее на ум всякому, кто видел фильм «Как украсть миллион»: осторожней с сотрудниками, они могут быть не тем, кем кажутся.

О том, чтобы Трегулову начали обвинять в русофобии, проукраинских и антироссийских воззрениях, даже говорить не хочется. Дело не во взглядах (которые у Трегуловой именно те, которые нужны сейчас), а в «нелюбви народной». Народ зол на всё разом: и на «причащение к современному искусству», и на выдачу рублевской «Троицы», когда после отправки в Троице-Сергиеву лавру в Сергиев Посад для богослужений на иконе обнаружили 61 «существенное изменение»... Народ жаждет наказать высшее начальство за похищения и повреждения экспонатов, за то, что в музеях считают «рабочим моментом» и «плохим решением». Между тем сидеть на ценностях, о которых известно всем, не имея права стрелять на поражение в любого, кто подойдет к хранилищу ближе, чем на 50 метров — это, я вам скажу, задача архисложная. И не уверена, что с нею справится молодуха из Политеха, закончившая МГИМО.

А Зельфире Трегуловой остается только посочувствовать. Попытки быть одновременно модной-продвинутой и традиционной-патриотичной привели к тому, что Зельфира Исмаиловна получает негативные отзывы, претензии и порицание с обеих сторон.