Кто рядом

Спираль жизни иногда раскручивается с такой невероятной скоростью, что уследить за событиями почти невозможно. По крайней мере, оценить их – пусть даже по пятибалльной шкале – и расставить по значимости на пьедестал уж точно времени не хватает. Как правило, так бывает в молодости, когда голова буквально кругом идет от впечатлений и смены декораций.
Но случается и так, что та самая спираль сжимается пружиной до такой степени, что ее кольца соприкасаются, зачастую перекидывая тебя уровнем, а то и двумя-тремя, ниже…

Возвращая в прошлое…

…Предрассветный телефонный звонок всегда пугает – даже если ничего особенного, скажем, просто номером ошиблись, все равно сердечко заходится, все равно заснуть потом вряд ли получится.
– Алло, – сказал я в трубку хриплым ото сна голосом.
– Вставай, дружище! Подъем! – Это оказался мой футбольный тренер Николаич. Вернее – глубоко мной уважаемый и любимый главный тренер футбольного клуба «Звезда» Владимир Николаевич. – Срочно приезжай на базу, мне здесь твоя помощь нужна…
И все, трубку повесил.

Ну куда же в такую рань-то?.. Жуть как неохота. Что поделаешь: тренер сказал «надо» – капитан ответил «есть»! Дело в том, что Николаич мне как отец родной, которого, кстати, у меня никогда не было. Мама примерно год назад, перед своей смертью, рассказывала, что папаня со связи пропал, когда она беременной была. Скорее всего, о том, что у него сын родился, он даже не знает. Да и у меня, если честно, ни на одну секундочку желания разузнать не возникло – кто он и откуда. А зачем? Чужой ведь человек…
Из дома еще пацаном я уехал поступать в Питер. Экзамены сдал, общагу дали, и жизнь потихонечку наладилась. Я ведь маменькиным сынком никогда не был – все сам, своими силами, своими руками. И здесь вот прижился.
С первого же курса за институтскую футбольную команду играть начал. Вроде получается. А иначе разве пригласили бы меня в «Звезду»? Институт окончил, но по специальности работать не пошел – в футболе остался. Ну а что – интересно мне это, по душе, как говорится, да и зарплата неплохая. Даже смог на квартирку на Московском шоссе заработать.

Но не в благах дело. А в Николаиче…

Буквально с первого дня он мне как тренер и как мужик, с которого пример в жизни брать можно, понравился. Где надо – строгий, вне поля – душевный и свойский. Родной какой-то. Для нас, пацанов, доброе слово иногда полезнее ремня будет.

Наша первая встреча до сих пор перед глазами стоит…
–…Ну что, привет, Игорек, – Николаич поднялся из-за стола в своем тренерском кабинете, который использовался командой и для изучения тактических особенностей игры противника, навстречу мне несколько шагов сделал. – Молодец, что согласился, что пришел…
Я остановился в дверях, сумку с плеча снял. Каким-то другим я Николаича себе представлял. Покрупнее. До этого я его только с трибуны стадиона видел – на скамейке рядом с командой он гигантом был, глыбой. А здесь… На вид лет шестьдесят – наверное, постарше своих годков выглядит: дневные лампочки в залысинах отражаются, лицо уставшее, в морщинах. Помню, подумалось тогда: надолго ли тренер? А то, может, скоро к новому привыкать потребуется…
– Ну чего застыл как истукан? – Николаич офисное кресло на колесиках от приставного стола отодвинул. – Садись. Будь как дома…Много нам с тобой друг о друге узнать предстоит. Так что давай без утайки. Чтобы по чесноку все. Оно ведь как: футбол только для дураков игрой считается. На самом же деле – это целая жизнь…
Пока разговаривали, чаем со свежей мятой напоил. Первое время – около месяца – разрешил в одном из помещений на спортивной базе жить. Потом и квартиру снять помог. В общем расположил к себе. Даже другом мне стал. Несмотря на разницу в возрасте. А ведь товарища подвести никак нельзя – вот и выкладывались ребята на поле. Затем и результаты пошли с призовыми местами. Может, поэтому и состав команды мало менялся – известно же, что добра от добра не ищут.

В команде я уже восемь лет, капитаном стал. Когда во время игры травму получил, Николаич о моем уходе даже слушать не захотел – мол, будешь со скамейки помогать с молодыми работать…

…Поэтому и его утренний звонок из ряда вон выходящим не был.
Пока умывался и душ принимал, на кухне яичница из трех яиц поджарилась. Кофе уже на ходу допивал.
Мой старенький Вольво третий день на автостанции в ремонте стоял, поэтому до метро быстрым шагом добрался. Колено после разрыва связок еще побаливало, поэтому маломальских нагрузок по наставлению Николаича я пока избегал. Да и утренняя майская свежесть голову проветривала, легкие радостью под завязку заполняя. Тем более что сегодня у нашей команды по плану был выезд на финальную кубковую игру в Пензу – в город, где я родился и вырос, где жила моя мама…
Вагон метро оказался почти пустым – несколько человек, позевывая и подремывая, также как и я, по своим делам куда-то ехали. А мне родной город вспомнился. Интересно – насколько он за эти годы изменился?.. Наверное, не узнаю ничего. Подумалось, что было бы не плохо в свою школу съездить – может, кого из учителей увижу. Хотя, если честно, корней, там оставленных, я не чувствовал – так, что-то, отголоски одни. Нет у меня там никого теперь. Я даже маминой квартирой пока не занимался – последний раз в ней в день похорон был. Тогда, поворачивая ключ в замочной скважине, как будто в прошлое дверь закрыл: щелк, щелк…и нет его, прожитого. На замочке. Однако в этот раз, если получится, если смогу, схожу – посмотрю, что там и как. Да и мамину соседку поблагодарить надо бы, которая коммуналку все это время с моих переводов оплачивала.
В общем, обязательно схожу. Если решусь…

Николаич встретил меня в вестибюле базы.
– Чего так долго? – начал он вместо приветствия. – Я тебе билет на самолет взял, через полтора часа вылет.
– Зачем это? Разве я не с командой полечу?
– Нет, старик, в авангарде будешь. Там что-то с гостиницей напутали – тебе, в общем, за день надо все организовать успеть. Вот, – Николаич вручил мне списки и билеты с командировочными, – здесь все, что тебе надо, на все хватит.
И тут за плечи обнял.
– Давай, друг, не подведи. Кроме того, Пенза – твой родной город, поэтому не потеряешься, если что…
– Николаич, да я сейчас при всем желании в аэропорт не успею…
– Не боись, братец, я тебя на своей ласточке отвезу. С ветерком! – И уже на выходе: – Если меньше, чем за час доберемся, значит победим! Понимать надо – финал!..
Тренерская «Нива» и правда, несмотря на возраст, бегала быстро – до Пулково с Приморского проспекта за пятьдесят минут добрались.

Перед входом в аэропорт Николаич мне руку крепко пожал и перекрестил тайком, в спину. Так раньше мама всегда делала, провожая меня до порога…

Долетел без приключений. Но когда на площади перед аэровокзалом в такси сел, вместо гостиничного свой, домашний, адрес водителю назвал…

Да, изменилась Пенза. Вширь что ли раздалась – там, где раньше, помнится, на дороге всего две полосы было, четыре, а того и шесть полос движения стало. Да и транспорта прибавилось, людей больше на улицах. И все лица вроде родные, в себя всматриваться заставляют. Ведь а вдруг знакомое попадется?.. Пока ехал всю голову отвертел.
Вот и дом мамин, во дворе которого я еще мальчишкой первый раз по футбольному мячу стукнул. Пятиэтажка из-за окутавшей ее дымки цветущей сирени показалась волшебной – как из давно забытого сна. Когда мама, убаюкивая, своей теплой ладонью гладила по голове и говорила: «…спи мой, родной, баю-бай…»

Хорошо, что у подъезда никто из соседей не встретился – комок в горле что-либо ответить помешал бы. Но ноги сами, будто вспомнив что-то, на третий этаж меня мигом, через две ступеньки подняли.

Когда дверь открыл, в прихожей на несколько длинных минут остановился – запахи все те же. Мамины. Вот и пальтишко её – вроде с прогулки только вернулась. И платок на полке – тот самый, который я ей на восьмое марта дарил; так и не снимала его до самой смерти, чтобы, наверное, поближе к сыну быть.

Разул кроссовки и в комнату прошел – на столе стопка моих писем из института, очки в толстой пластмассовой оправе, отрывной календарь на прошлогоднем апреле сухим дубовым листочком заложенный… С тех пор здесь время остановилось, не шелохнется. Даже настенные часики, которые радостным тиканьем дом наполняли, молчат – уставшие стрелки вниз смотрят. Подошел к ним и, как бы извиняясь, ключик механизма сбоку несколько раз провернул.
Именно в эту секунду я увидел лежащий на серванте под тонким слоем пыли почтовый конверт.
В графе «кому» только одно, написанное маминой рукой, слово: «Сыну».
Конверт оказался не запечатанным – в нем был тетрадный листок в клеточку, каждая строчка которого исписана обычными чернилами шариковой ручки.

Письмо.

Мне.

От мамы…

Прежде чем начать читать, я сел за стол на деревянный стул со спинкой. Слезы как-то сами выступили, погружая первые строчки в туман…

«Здравствуй, мой любимый сынок!
Не знаю – как и в какой момент тебе мое письмо досталось, но, если ты его читаешь, значит, все хорошо, значит, ты сейчас где-то рядом со мной. Пусть даже и через эти строки…
Но я знаю – как ты меня любишь. Поэтому уверена, что поймешь. Простишь…
Жизнь, сына, не всегда однозначна, несмотря на понятность красок, которыми разукрашена, и пути ее не всегда прямые. Зачастую много зависит от выбора, от тропинок, на которые приходится сворачивать. Но не всегда они, ответвления судьбы, к сожалению, правильные. Понимаешь это не сразу, только когда проходит время, когда подушка от слез уже насквозь промокла.
Вот и мне вроде бы пожалеть надо о своей легкомысленности, но ведь из-за нее на свет появился ты. А разве могу я жалеть о таком…
Всю жизнь я говорила тебе, что твой отец сбежал, струсил, когда узнал, что я в положении. Нет, сын, это я убежала. Испугалась своей глупости. Даже думала, что когда в Пензу из Крыма вернусь – забуду его, выкину из памяти. Не получилось…
Оказалось, что беременная. И сейчас я расскажу тебе – кто он, твой папа…

Сил продолжить чтение уже не было – я побоялся перевернуть страницу, за которой была другая, новая для меня жизнь. Да и надо ли что-то менять? Когда мир вокруг устоявшийся, все по своим местам расставлено…

Поэтому сложил листок пополам и обратно в конверт спрятал, который в задний карман джинсов поместил. Мол, может, потом дочитаю…

На разрешение всех вопросов к приезду в Пензу нашей команды у меня ушло всего-то около трех часов – с гостиницей в центре города договорился сразу; местные спортивные функционеры буквально по звонку большой автобус выделили для встречи и перевозки футболистов; и с питанием ребят определился – кормить будут в столовой института физкультуры.
И только после всего этого я набрал номер Николаича. Трубку он поднял после первого же гудка.
– Игорек! Родной! Ну как ты там? Как добрался?
– Николаич, нормально вроде бы все, без сбоев, уже все решил…
– Ну а чего тогда нос повесил? – тренер, как всегда, уловил в моем голосе нотки грусти.
– Понимаешь, здесь дело такое…
– Не томи, выкладывай!
– В общем, я домой, к маме заезжал. Николаич, я у нее письмо нашел. В котором она перед смертью написала – кто мой отец…
– Вот те раз…– Николаич на секунду задумался. – Ну? Говори.
– Да говорить-то больше нечего – я письмо так и не дочитал. Побоялся что ли…
– Ничего, Игорек, бывает. Вечером прилетим, разместимся, потом и посидим, поговорим. Не переживай, я помогу, поддержу – ты же знаешь…

Знаю… Ведь на самом деле Николаич мне последние годы роднее любого другого человека стал – я с ним даже свою первую любовь обсуждал: мол, что и как, стоит ли торопиться с женитьбой. В общем, после телефонного разговора настроение улучшилось, уверенность появилась, что принятое решение в итоге правильным будет.

Вечером команду встретил – все случилось как и планировал: и автобус дали, и разместились очень удачно, недалеко от стадиона.
Уже после позднего ужина, собравшись с силами, легонько постучался в номер, в котором остановился тренер.
– Чего карябаешься? – донеслось из-за двери. – Заходи, Игорек.
Я открыл дверь и голову внутрь сунул.
– Николаич, у тебя здесь видеонаблюдение, что ли? Откуда знаешь-то, что я?
– Так некому больше, не жду больше никого. Я даже чай на двоих заварил. Так что, давай, проходи.
Номер был без изысков, впрочем, как и все остальные номера в этой гостинице – телевизор, маленький – в полметра – холодильник, кровать и шкаф. И небольшой столик, на котором, и правда, уже дымились два стакана с крепким на вид чаем.
– Садись, – Николаич показал на единственный стул без спинки, а сам на угол кровати пристроился.
– Старик, а знаешь, это хорошо, что вот так вот все произошло, – начал без вступления тренер. – А то ведь можно всю жизнь мыкаться и не знать – кто родители твои. У тебя вот хоть мать была. Теперь и отца найдешь. У меня никого не было. Всю жизнь как листочек березовый от дерева оторванный. Рос в детдоме, потом – армия на три года в Севастополе, я же даже ни разу женат не был, времени деток завести не нашел. Поэтому каждый из вас мне как родной.
Вздохнул…
– А тебе вон, считай, повезло, – продолжил Николаич. – Маму похоронил и сразу еще одна родная душа в жизни появилась…
– Да я ведь даже не знаю – жив ли он вообще. Да и какой он мне отец? Бросил, ушел еще до рождения.
– А ты не суди, пока не знаешь, что там на самом деле случилось – на глазок мерять мы все горазды. Это же как в футболе: вроде просто все – две команды, двое ворот: добежал и гол забил… Только вот почему же этих голов за девяносто минут матча так мало случается? То-то и оно – не даром говорят: жизнь прожить – не поле перейти. Это как раз про футбольное поле поговорка.
Я улыбнулся.
– Так прямо и про футбольное?
Николаич мне волосы взъерошил.
– А про какое же еще? Только знаешь, что я тебе скажу: ты не торопись, на потом разгадку отложи. Дело в том, старик, что я тебя завтра на финал решил выпустить… – И, видя мои удивленные глаза, Николаич добавил: – Зачастую одно присутствие лидера на поле игру меняет и веру на положительный исход дает. Как колено?
Прежде чем ответить, я зачем-то ногу под стол спрятал.
– Да ничего вроде, жить можно…
– Только ты все равно побереги себя. Твоя задача будет пасы раздавать и молодежь подбадривать.
– Так а письмо-то здесь при чем?
– Вот и я об этом, – Николаич даже придвинулся поближе. – Тебе эмоции тоже беречь надо. Ты же на поле крепостью должен быть, только об игре думать – в этом залог победы. Понял?
Я кивнул утвердительно.
– Потом, после матча, – и постучал три раза по столу, – после победы, мы вместе твоей жизнью займемся. Если захочешь, я даже вместе с тобой к твоему новоявленному отцу съезжу. Он, наверное, местный, пензяк?
– Нет, мама пишет, что в Крыму с ним познакомилась. Дальше я пока не прочитал…
– Если надо, то и туда скатаемся. Заодно и на море побудем, позагораем…А знаешь что, ты мне письмо мамино дай. На сохранение и для избежания соблазна. Если доверяешь, конечно…
Я достал конверт из заднего кармана джинсов, тренеру протянул. Николаич тут же положил его на телевизор – на самое видное место.
– Вот тут пусть лежит до завтра…

Следующий день выдался суматошным. Чувствовалось напряжение – не каждый день в финале Кубка играть приходится. А кому-то таких шансов жизнь вообще не дает – тем более, для команды из второй лиги… Играть предстояло с настоящими мастерами – у соперника треть состава в российской сборной числится, и дорогущих легионеров полно. Честно говоря, на нас вообще никто не ставил – наша победа по всеобщему мнению журналистов и экспертов была чем-то из области фантастики. Поэтому и руки у нас, как говорится, были развязаны – проиграть, если что, будет не стыдно. А уж бой мы на поле дадим! Чтобы запомнили – кто мы и откуда!

Весь день я с Николаичем не общался – сегодня он был особенно смурной и сосредоточенный. В один момент мне даже показалось, что он меня специально избегает, в глаза не смотрит.

Перед самым началом матча он к нам в раздевалку зашел – по случаю события тренер был в костюме и при галстуке. Прежде чем начать говорить, каждому в глаза внимательно посмотрел.
– Ребята, для многих из вас сегодня – главный день в вашей жизни. Если отличитесь, покажете все на что способны, вас заметят, в известные клубы пригласят. А там, может, и в сборную. Не результат – главное. Главное – игра. Играйте, как дышите! Потому что от этого и зависит ваша жизнь!
После этого тренер ко мне подошел, в лицо заглянул… И вдруг я увидел его слезы! Это было настолько неожиданно и необычно, что я хотел было вскочить, спросить: почему он плачет… Николаич, почувствовав мой порыв, сжал мне плечо и робко так улыбнулся: мол, хорошо все, не переживай… Никогда до этого я его таким не видел. И только выйдя на поле, я понял, что для него, наверное, это тоже самое главное событие в жизни, что других шансов у него уж точно не будет – времени на них не хватит…

…Сам матч я описывать не стану. Конечно, мы играли с полной отдачей, в меру всех своих сил и умения. Но – класс есть класс… После первого тайма мы проигрывали 1 : 0. Счет мог быть и крупнее не в нашу пользу, но ребята на самом деле буквально костьми легли на поле. Тем более что и поддержка забитых под завязку трибун стадиона была не с нами.
Наверное, с этим счетом и закончился бы матч, но примерно за десять минут до конца меня к бровке поля подозвал Николаич.
– Как ты?
– Нормально. Пока могу…
И тут я увидел краешек маминого конверта, который торчал из нагрудного кармана пиджака тренера. Он перехватил мой взгляд и ладонью как бы за сердце взялся, письмо прикрывая.
– Да, я прочитал, Игорек. Все теперь знаю… Про тебя, про нас… Но после игры теперь расскажу. Беги… сынок… Дай им жару!.. – И перекрестил в спину.

…Сынок… Никогда Николаич меня так не называл. Ноги сами понесли, силы прибавились, второе, нет, третье или уже четвертое, дыхание открылось! Как будто крылья выросли! И команда подтянулась, словно те часики в маминой квартире ожили, механизм снова заработал…
– Игорь, пас!
– Открывайся!
– Гоооол!!!
Что случилось, я осознал только через несколько секунд, после того как на табло стадиона увидел цифры 1:1…
И тут же адская боль пронзила колено…
Наверное, я даже потерял сознание, потому что, когда открыл глаза, увидел перед собой лицо Николаича и понял, что лежу на кровати в больничной палате. Полумрак помещения рассеивался слабым светом ночного фонаря над входом.
– Ну? Что? – спросил я тренера.
– Вы все настоящие герои, – Николаич улыбнулся. – Основное время так и закончилось вничью. В дополнительном – проиграли…
И, видя мою досаду, добавил:
– Да разве можно об этом грустить?! Такой замечательной игры от нас никто не ожидал – вон, во всех новостях только об этом и говорят. А еще – о тебе…О твоем голе, о самоотдаче. И плевать на результат! Не в победе дело…

Затем как-то неловко слезу с лица смахнул.

И потом рассказал все.

…Сынок, я уже говорил тебе, что служил моряком в Севастополе. Собственно, именно там у меня и страсть к футболу появилась, там первый раз на футбольное поле вышел. Но я не об этом…
Конечно, молодость – она всегда, наверное, бесшабашна. Да и беззаботна. Тем более – как ни верти – курорт, море, лето…
В тот год на Нахимовском проспекте почти у самого морпорта я познакомился с одной очень красивой девушкой. Подружились, общаться стали. Недолго, правда, – всего две недели, которые она в Крыму отдыхала…Но привязался я к ней за это время по-настоящему. Думал, что моя душа с ее душой морским узлом связаны. Накрепко и навечно… Да, Игорек, я любил твою маму всем сердцем…

Маму?.. Я слушал тренера, закрыв глаза, из-под которых ручьями по щекам лились слезы, стекая на подушку – смахнуть их сил не было…

– …Перед тем как она должна была уехать, мы обменялись адресами и телефонами – поклялись, что любить друг друга будем всегда, всю оставшуюся жизнь… Поначалу перезванивались, по полночи разговаривали. Мне служить еще год с небольшим оставался, поэтому договорились, что на следующее лето она снова в Севастополь приедет. Ко мне… Но не сложилось. Осенью нас в плавание на полгода отправили. А оттуда не то что звонки – письма не доходили.
Когда вернулся, пробовал ее найти, но все без толку… номер телефона она сменила, а ответов на письма не было… Со временем, как это всегда бывает, воспоминания о той, моей самой яркой любви сгладились, затуманились. Да и спорт в мою жизнь накрепко вошел, корни пустил. Футбол мне вместо семьи стал – только им и жил…

Николаич конверт из нагрудного кармана достал, листок развернул.

–…Когда ты от меня накануне вечером ушел, я письмо прочитать решил – думал, что если там что-то плохое для тебя, то уберегу как-нибудь, чтобы не расстраивался. Потом всю ночь не мог заснуть – все не верилось, что такое стечение обстоятельств возможно, что жизнь почти через тридцать лет вот так соединить может... Я и не знал, что такое счастье возможно. Сынок… Теперь смотрю на тебя и понимаю – насколько ты на меня в молодости похож. А глаза у тебя точь-в-точь мамины… Прости меня, что вот так все получилось. Но, как бы то ни было, теперь мы с тобой вместе, рядом. Лучшего счастья для себя я и пожелать не мог… Ты – моя самая большая победа.

Отец взял меня за ладонь, сжал некрепко, и так спокойно на душе стало, снова мальчишкой себя почувствовал… И уже видится, что еще малышом совсем, держа за руку, на футбольное поле меня выводит большой, добрый и такой родной мне человек – папа… И все прожекторы в нашу сторону светят, и болельщики на трибунах в ладоши хлопают, нас приветствуют…

– Спи, сынок, спи…

Отец положил свою теплую ладонь мне на голову, и качели сна понесли куда-то далеко-далеко, туда, где утром меня обязательно встретит счастье…