Он собирал стадионы в Союзе и был популярнее «Битлз»
Он собирал стадионы в Союзе и был популярнее «Битлз»
Эссе к 90-летию Андрея Андреевича Вознесенского.
Я не знаю, как остальные,
Но я чувствую жесточайшую
Не по прошлому ностальгию,
Ностальгию по настоящему...
А. Вознесенский
Это, наверное, у многих из нас сейчас…
ПРЕДИСЛОВИЕ
Андрей Вознесенский появился на свет в 1933 году в Москве в семье инженера-гидротехника, который занимался строительством крупнейших в Союзе гидроэлектростанций, а в дальнейшем был руководителем Института водных проблем. Об истории своей семьи Вознесенский рассказывал, что его прапрадед по отцовской линии, настоятель Муромского Благовещенского собора на Посаде архимандрит Андрей Полисадов, был грузином. По словам поэта, он был сыном одного из «тамошних грузинских вождей», которого русские при покорении Кавказа в качестве заложника «увезли в Муром в монастырь» и который позднее окончил семинарию. Женился он на русской девушке и получил церковную фамилию – Вознесенский. Свое детство будущий поэт провёл в Киржаче Владимирской области, откуда родом была его мама. Война и последовавшая за ней эвакуация привели Андрея в Курган, где он пошёл в школу. Позднее родственники вернулись в Москву. Вознесенский выпускался из заведения, где учился Тарковский. «…“Тебя Пастернак к телефону!” Оцепеневшие родители уставились на меня. Шестиклассником, никому не сказавшись, я послал ему стихи и письмо. Это был первый решительный поступок, определивший мою жизнь. И вот он отозвался и приглашает к себе на два часа, в воскресенье…» – писал потом Андрей Вознесенский. Так начался в 1947 году литературный путь к Олимпу тогдашнего четырнадцатилетнего паренька Андрея Вознесенского, первые стихи которого, записанные в школьную тетрадку, Борис Пастернак оценил высоко и даже пригласил к себе в гости. Позже Андрей Андреевич вспоминал: «…Я пришёл к серому дому в Лаврушинском, понятно, за час... Дверь отворилась. Он стоял в дверях. Всё поплыло передо мной...» Тетрадку с первыми стихами, которую Вознесенский прислал тогда Пастернаку, он сохранил. Пастернак не раз встречался с Вознесенским и всегда производил неизгладимое впечатление на начинающего поэта. Как вспоминал сам Андрей Андреевич: «Я всегда воспринимал встречи с ним, как встречи с отсветом Бога, присутствующим в нём…»
В 1957 году Андрей окончил Московский архитектурный институт и получил специальность архитектора. Впоследствии критики утверждали, что именно «архитектурное мышление» на всю жизнь обусловило его поэзию. «Игра, конструкция, архитектура – вот чем определяется поэт и художник, инсталлятор и изобретатель Андрей Вознесенский», – писала «Независимая газета» в дни празднования 75-летия поэта. Когда Вознесенский заканчивал учёбу, в Архитектурном институте случился пожар. Студентам отсрочили защиту дипломов на два месяца, а у молодого поэта-архитектора появилось стихотворение «Пожар в Архитектурном институте»:
Пожар в Архитектурном!
По залам, чертежам,
амнистией по тюрьмам –
пожар, пожар!
…Пылайте широко,
коровники в амурах,
райклубы в рококо!
О юность, феникс, дурочка,
весь в пламени диплом!
Ты машешь красной юбочкой
и дразнишь язычком.
Прощай, пора окраин!
Жизнь – смена пепелищ.
Мы все перегораем.
Живёшь – горишь…
В нём огонь сравнивался с «гориллой краснозадой» (невозможная ещё несколько лет назад для советской печати метафора), а заканчивалось стихотворение словами: «Всё – кончено! Всё – начато! Айда в кино!» Вознесенский, окончив институт, свои профессиональные знания использовал лишь дважды: разработал архитектурную часть монумента «Дружба навеки» на Тишинской площади в Москве и создал памятную композицию на могиле родителей.
«ТРЕУГОЛЬНАЯ ГРУША»
Поэтесса Белла Ахмадулина была замужем за поэтом Евгением Евтушенко, с которым Андрей Вознесенский дружил и часто ругался из-за политики и поэзии. Их соперничество зашло далеко, когда между Ахмадулиной и Вознесенским вспыхнули взаимные чувства. И Белла в 1962 году ушла от Евтушенко. Вознесенский в 1962 году выпустил неслыханно дерзкий по тем временам поэтический сборник «Треугольная груша». Он появился в результате его поездки в США в 1961 году и получил своё название именно из-за любовного треугольника: Андрея Вознесенского – Беллы Ахмадулиной – Евгения Евтушенко.
Вознесенский писал о Белле:
…Ах, Белка, лихач катастрофный,
нездешняя ангел на вид,
хорош твой фарфоровый профиль,
как белая лампа горит! В аду в сковородки долдонят
и вышлют к воротам патруль,
когда на предельном спидометре
ты куришь, отбросивши руль…
Но союз их был недолгий.
Белла Ахмадулина писала Вознесенскому после разрыва:
Ремесло наши души свело,
заклеймило звездой голубою.
Я любила значенье своё
лишь в связи и в соседстве с тобою…
Она предполагала, но этого не случилось:
…Так положено мне по уму.
Так исполнено будет судьбою.
Только вот что. Когда я умру,
страшно думать, что будет с тобою…
И БЫЛА ОТТЕПЕЛЬ, ПЕРЕШЕДШАЯ ДЛЯ АНДРЕЯ В МОРОЗЫ…
Это уже потом будет хрущёвская оттепель, в которую Хрущёв грозно крикнет с трибуны Кремлёвского дворца в марте 1963 года:
– Можете сказать, что теперь уже не оттепель и не заморозки, а морозы. Да, для таких будут самые жестокие морозы. (Продолжительные аплодисменты.)… Ишь ты какой Пастернак нашёлся! Мы предложили Пастернаку, чтобы он уехал. Хотите завтра получить паспорт? Хотите?! И езжайте, езжайте к чёртовой бабушке… Поезжайте, поезжайте туда!!! (Аплодисменты.) Хотите получить сегодня паспорт? Мы вам дадим сейчас же! Я скажу. Я это имею право сделать! И уезжайте!.. Ишь ты какой, понимаете!!! Думают, что Сталин умер, и, значит, всё можно... Так вы, значит... Да вы – рабы! Рабы! Потому что, если б вы не были рабами, вы бы так себя не вели. Как этот Эренбург говорит, что он сидел с запертым ртом, молчал, а как Сталин умер, так он разболтался. Нет, господа, не будет этого!!! (Аплодисменты.) Сейчас мы посмотрим на товарища Вознесенского, на его поведение и послушаем тех молодых людей…
– Никита Сергеевич, разрешите, я прочитаю свои стихи.
Хрущёв: «Это дело ваше, читайте». Вознесенский: «Я прочитаю американские стихи “Секвойя Ленина”» (читает).
После этого совещания в Кремле вокруг Вознесенского образовалась настоящая «полоса отчуждения» и тишина, в которой он слышал только своё сердце, и оно подсказывало ему:
Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни,
тишины...
О той встрече с Хрущёвым Вознесенский написал в своей книге: «…Повлияло ли это на мою психику? Наверное. Душа была отбита стрессом. Из стихов пропали беспечность и лёгкость. Назло им, вопящим: “В Кремль? Без галстука?! Битник!..” – я перестал с тех пор носить галстуки вообще, перешел на шейные платки, завязанные в форме кукиша. Это была наивная форма протеста…»
«Прошло какое-то время, мы с Андреем уже стали официально супругами, Хрущёва сместили, он был в опале, – вспоминает Зоя Богуславская. – Нам позвонила его дочь Рада и пригласила в гости: дескать, Никита Сергеевич хотел попросить прощения. Вознесенский отказался, но ответил: “Передайте, что я его прощаю хотя бы за то, что он выпустил из лагерей сотни тысяч людей”. – А ведь в конце этой встречи Хрущёв пожал руку Андрюше. Сказал: “Покричали – и хватит!” – продолжает Зоя Богуславская. – Он сказал Вознесенскому: мол, работайте и своей работой докажете свою преданность. Думаю, Никита Сергеевич, посмотрев на тех, кто ещё вчера любил Вознесенского, а теперь осуждал, предчувствовал предательство, которое вскоре произошло с ним. Когда Андрей вышел из Кремля, к нему никто не подошёл. Ещё недавно к нему бежали все через несколько улиц, а тут... Он шёл один! И тут к нему подошёл писатель Володя Солоухин, позвал к себе домой. До утра они пили водку…»
Через много лет Вознесенского спросили: «Вы на Никиту Сергеевича не обижаетесь, что он когда-то на вас орал, в 63-м году, помните, когда вы выступали? Это было совещание каких-то молодых… Да?»
– Нет. Это было не совещание молодых, это была встреча интеллигенции и правительства… Но было страшновато. Потому, что когда он орёт, а у него просто истерика была... Как тогда, в Организации Объединённых Наций, когда он стучал ботинком по столу. Такая же истерика была. Я обернулся, у него летит слюна изо рта, кулаки сжаты, он вопит, не понимает! Он кричит: «Вы хотите в Венгрию, вы антисоветчик, вы против партии!..» А зал всё вопил и хотел, чтобы меня выгнали из страны… И я вдруг увидел, что он глядит на этот зал, который давил на него и кричал: «Долой! Позор! Вон из страны!» Сначала говорил он, а потом зал повторял то же самое. И вдруг я увидел, что по его лицу ползёт какая-то мысль. Он пьяный был, но протрезвел немножечко. И мысль такая идёт… Я ему тогда и говорю: «Может, я не умею речи толкать, но дайте я прочитаю стихи». И он сказал: «Хорошо. Пускай почитает стихи». И вот когда я читал стихи… (улыбается) …а я сдуру всегда читаю так… (размахивает руками). А он мне: «Вы что, Ленин? Вы думаете, что хотите нам путь указать?» А у него в досье, видно, написано, что я хочу власть захватить или что-то такое. А потом: «Ну ладно», – и успокоился, – ответил Андрей Андреевич.
После выступления в «Кремле» в отношении Вознесенского последовали «проработки» в прессе, слежки, скандалы в Союзе писателей. В это время Вознесенский старался не появляться в Москве, не выступал в Лужниках и Политехническом музее. Он много ездил по стране, проводил встречи с читателями в регионах. В это время в жизни поэта появилась Зоя Богуславская – писательница, критик, драматург. В 1964 году они поженились и Вознесенским был издан сборник «Антимиры», а в 1965 году в театре на Таганке был поставлен спектакль «Антимиры», ставший заметным явлением культурной жизни Москвы. С Вознесенского начался Театр на Таганке. «Он один из первых пришёл к нам и по его стихам поставили знаменитые "Антимиры", которые потом были сыграны более тысячи раз», – вспоминала народная артистка РФ Алла Демидова.
РОК-ОПЕРА «ЮНОНА И АВОСЬ» В ТЕАТРЕ «ЛЕНКОМ»
Конец июля 1981г., 5 курс МВТУ им. Баумана.
Дети двадцать первого столетья,
Начался ваш новый век,
Неужели вечно не ответит на вопрос согласья человек?
Две души, несущихся в пространстве, полтораста одиноких лет, мы вас умоляем о согласье, без согласья смысла в жизни нет
Аллилуйя возлюбленной паре,
Мы забыли, бранясь и пируя,
Для чего мы на Землю попали,
Аллилуйя любви, аллилуйя любви,
Аллилуйя.
Аллилуйя всем будущим детям,
Наша жизнь пролетела аллюром,
Мы проклятым вопросам ответим:
Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, аллилуйя.
В комнату вошла комендант лефортовской общаги – Римма Дмитриевна, видимо, что-то хотела сказать, но спросила:
– Жень, ты чё, псалмы, что ли, поёшь?
– Нет, Римма Дмитриевна, второй закон термодинамики… пою.
– Жень, ты давай не умничай. На семинарах у доски будешь умничать в своей Бауманке. А мне… отвечай, коли я тебя спрашиваю.
– Римма Дмитриевна, это не псалмы, а стихи поэта-шестидесятника Андрея Вознесенского, которые он написал для рок-оперы «Юнона и Авось». Она идёт сейчас в театре «Ленкома» и вся Москва от неё в восторге.
– Женя, в рок-опере этой – ключевое слово «авось». Вот и у вас студентов вся учёба «на авось» да «на потом» спущена. На уме только девки, веселье и театры между ними…
– Римма Дмитриевна, я ведь заметил, когда у вас хорошее настроение, то вы всё время поёте: «Миллион, миллион алых роз…»
– Да, Жень, это правда, потому что стихи очень хорошие… А при чём тут это?
– Да эти стихи, Римма Дмитриевна, написал как раз Андрей Вознесенский!
– Да ладно. Правда, что ли?!
– Да! И песни: «Плачет девочка в автомате…вся в слезах и губной помаде…» и эта вот, Николай Гнатюк всё поёт: «Баpабан был плох, баpабанщик – бог! Ну а ты была вся лучу под стать…» – тоже его.
– Жень, ты случайно не знаешь… для кого он написал стихи «Миллион алых роз…»?
– Римма Дмитриевна, как я читал в одном журнале, название которого не помню, сюжет этого стихотворения излагает легенду о знаменитом поступке грузинского художника Нико Пиросмани, питавшего неразделённую любовь к французской актрисе Маргарите де Севр, которая блистала на театральных подмостках Тифлиса в самом начале XX века. Пиросмани пробовал разные способы завоевать её сердце. Однажды он нарисовал её портрет, но она была неприступна и даже не удостоила художника взглядом. Такое отношение приводило Нико в исступление, он порою в слёзах припадал к земле, чтобы коснуться губами следов её ног, но актрисе это было неприятно. Художник продал свой дом, и в один день к гостинице, где проживала Маргарита, подъехали несколько арб, доверху гружённых цветами…
– Ну а дальше что?
– Не знаю, Римма Дмитриевна…
– Жень, тебе бы не в Бауманке учиться, а сказки, легенды всякие писать. У меня ведь Андрей Вознесенский – любимый поэт. Только вот сборник его стихов никак не могу купить. Недавно у подруги его одолжила, читаю вот сейчас. Подруга тоже почитательница его таланта. Рассказывала, что была как-то в Лужниках в 1976 году на поэтическом вечере, так народу там было тысяч сто. На вечере принимали участие поэты: Александр Иванов, Лев Ошанин, Юлия Друнина, Маргарита Алигер, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Константин Симонов, Сергей Наровчатов, Римма Казакова, Юрий Кузнецов, Станислав Куняев. Ведущим был Константин Симонов. Конная милиция. Народ любит Андрюшу…Жень, ты не знаешь, он женат? Там, в твоём журнале, про это что-то написано?
– У Вознесенского есть жена – писательница Зоя Богуславская, и с ней он с 1964 года. А до Богуславской музой Вознесенского была Белла Ахмадулина, которую он отбил у своего друга поэта Евгения Евтушенко. Но самой яркой и страстной любовью поэта стала актриса Татьяна Лаврова. Она, Римма Дмитриевна, если помните, главную роль сыграла в фильме «Девять дней одного года»… Но вместе они были совсем недолго. А Зоя Богуславская знала об этих отношениях, но терпеливо ждала и страдала…
– Ладно, гляжу, ты много знаешь? Вот бы сопромат так знал, не ходил бы на 3-м курсе «с хвостом». Жень, давай рассказывай, на какую ты рок-оперу собрался?
– «Юнона» и «Авось» – так назывались два парусника, на которых экспедиция русского государственного деятеля и путешественника Николая Петровича Резанова в 1806 году отправилась к берегам Калифорнии. «Авось» – так в 1970 году назвал свою новую поэму Андрей Вознесенский, в которой поведал удивительную историю любви 42-летнего графа Резанова и 16-летней Кончиты Аргуэльо, дочери коменданта Сан-Франциско. «Юнона и Авось» – такое название носит самая известная советская рок-опера Алексея Рыбникова… – начал я объяснять Римме Дмитриевне.
– Ладно, Жень, не рассказывай, сама схожу и посмотрю эту рок-оперу, – осмотрев нашу комнату, строго спросила, – Жень, а чё у вас постельное бельё такое грязное? Ну-ка собирай, счас чистое принесу…миллион, миллион алых роз… – и, запев любимую песню, она удалилась в хорошем расположении духа.
НА 12-Й РАЗ СПЕКТАКЛЬ БЫЛ РАЗРЕШЁН…
В 1978 году композитор Алексей Рыбников показал режиссёру «Ленкома» Марку Захарову свои музыкальные импровизации на темы православных песнопений. Захарову понравилась музыка и тогда же возникла идея создать на её основе музыкальный спектакль на сюжет «Слова о полку Игореве». Он обратился с этим предложением к поэту Андрею Вознесенскому (это была их первая встреча), однако, тот эту идею не поддержал: «Тогда я был наглый молодой поэт, мне казалось непонятным, зачем надо писать нечто славянофильское по "Слову о полку Игореве", в то время как неизвестен его автор и даже неизвестно, был или нет автор "Слова". Я говорю: "У меня есть своя поэма, она называется “Авось!” о любви сорокадвухлетнего графа Резанова к шестнадцатилетней Кончите, давайте сделаем оперу по этой поэме". Марк растерялся немножечко и сказал: "Давайте я почитаю". На следующий день он мне сказал, что он согласен и что мы сделаем оперу, причём выбор композитора будет его, Марка. Он выбрал Алексея Рыбникова. Это был счастливый выбор. По воспоминаниям Андрея Вознесенского, поэму «Авось» он начал писать в Ванкувере, когда «глотал… лестные страницы о Резанове из толстенного тома Дж. Ленсена, следя судьбу нашего отважного соотечественника». Кроме того, сохранился и был частично издан путевой дневник Резанова, который был также использован Вознесенским. В то же время, в отличие от предыдущей поставленной в «Ленкоме» рок-оперы Рыбникова «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», которую комиссия отклоняла 11 раз, новый спектакль «Юнона и Авось» был разрешён сразу. При этом, по воспоминаниям Вознесенского, перед прохождением комиссии Марк Захаров поехал с ним на такси в Елоховский собор, где они поставили свечи у иконы Казанской Божьей матери (которая упоминается в опере). Три освящённых иконки они привезли в театр Ленкома и поставили в гримерке на столике у Николая Караченцова, Елены Шаниной и Людмилы Поргиной, исполнительницы роли Богоматери («Женщины с младенцем», как было написано в программке).
МОЙ ВЫХОД В ТЕАТР…
Была осень. Я постарался одеться поприличней, в этом театре я был впервые. Я попросил у Мишки модный югославский батник, хотел ещё кожаный пиджак попросить, но постеснялся своего нахальства. И в чём был, отправился в «Ленком». Да, публика в зале собралась, что надо – весь московский бомонд, и я среди них был, как белая ворона. Им было непонятно, как я сюда попал, я и сам ничего не понимал. Потом спрошу Пашку, где он взял этот билет. Чуть ли не премьера советской рок-оперы. Кому сказать – не поверят! Я сел тихонько на своё место. Рядом со мной сидел какой-то солидный мужик с женой, «шишка», видно, но не на ровном месте. Поэтому я его просить не стал, чтобы он меня ущипнул за руку, мол, мужик, не сон ли это? Но подняли занавес, и я дважды утонул… Первый раз в мягком кресле, а второй раз в рок-музыке. Всю рок-оперу я просидел в эпохе 42-летнего графа Резанова и 16-летней Кончиты Аргуэльо и возвращаться оттуда в «серую стаю своих ворон» не хотел. А когда слушал концовку рок-оперы:
Заслонивши тебя от простуды,
Я подумаю – Боже Всевышний.
Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу.
И качнутся бессмысленной высью
Пара фраз залетевших отсюда.
Я тебя никогда не увижу,
Я тебя никогда не забуду…
– по телу пробежали мурашки, и я очнулся. Да, эту рок-оперу «Юнона и Авось» я никогда не забуду…
Р. S. Стихотворение Вознесенского «Ты меня на рассвете разбудишь…», которое стало сердцем рок-оперы «Юнона и Авось», было посвящено актрисе Татьяне Лавровой, которую он любил, и эту любовь они скрывали ото всех. По её словам, в тот день, когда Вознесенский и Лаврова решили расстаться, они якобы так и попрощались. «Я тебя никогда не увижу?» – спросил поэт. «Я тебя никогда не забуду!» – ответила актриса. И после этого в 1977 году он написал строки, которые знала наизусть вся страна:
Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь...
ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ…
Через много лет я читал уже другие псалмы Андрея Вознесенского, которые назывались «Россия Воскреси»:
Россию хоронят некрологи в прессе,
Но я повторяю, Россия Воскреси.
Душа наша в Пасхе найдёт равновесье,
Помолимся вместе, Россия Воскреси.
За ближних и дальних,
За тех, кто в отъезде.
За тех, кто страдает
И кто в мерседесе.
За бомжа, что спит
Не на вилле Боргезе,
Но с помощью Божьей,
Россия Воскреси…
Среди мраковесия, среди светловесия,
Со мною надежда летит стюардессой.
Прогнозы апреля пускай не известны,
Скворцы прилетели, Россия Воскреси.
Помолимся с нею за новые песни,
За то поколение, что выбрало Пепси.
Мы ставим антенны, сломали скворечник,
Но только в скворчатах, Россия Воскреси.
Целуйтесь не в сквере, целуйтесь в подъезде,
Обряд многократной любви повторим.
Тебя я люблю, I love you, I'm crazy.
И нет демократии кроме любви.
Тебя ещё больше люблю в этот месяц,
Нам Храм Воскресенья врата отвори,
Стоят на балконе людей эдельвейсы,
Россия Воскреси, Воскреси в любви.
ЭПИЛОГ
Говорят, в 1978 году Вознесенский был главным претендентом на Нобелевскую премию по литературе. Но она досталась не ему, а американскому писателю Исааку Башевису-Зингеру. Но любовь читателей к нему со всего Земного шара – дороже этой премии… И это точно.
Есть русская интеллигенция.
Вы думали – нет? Есть.
Не масса индифферентная,
а совесть страны и честь…
– писал в 1975 году Вознесенский. И он был для страны этой совестью.
«Человек – это не то, что сделало из него время, а что сделал из себя он сам» (А. Вознесенский). Да, так и было…
Материал автором подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников, а также использованы источники:
1.Полное собрание воспоминаний знаменитого поэта – книга «На виртуальном ветру»
2. Андрей Вознесенский «Прорабы духа». М., 1984.
3. И мои воспоминания «Рок-опера "Юнона и Авось" в театре "Ленком"».